Марселла Бернстайн - Обет молчания

• Название: Обет молчания
• Автор: Марселла Бернстайн
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-352-02227-6

Впервые на русском — знаменитый бестселлер британской журналистки Марселлы Бернстайн, легший в основу выпущенного в 2003 году фильма, в котором снимались Жерар Депардье и Кармен Маура (любимая актриса Педро Альмодовара).

У монахини ордена иезуитов сестры Гидеон (в миру — Сара) вдруг возникают симптомы неведомой болезни. Разобраться в причинах этого поручено священнику Майклу Фальконе, и он выясняет, что в прошлом молодой женщины скрыта кошмарная тайна, связанная с ее сестрой-близнецом Кейт, отбывающей пожизненное заключение в одиночной камере. Более того, Майкл уверен, что наблюдающиеся у сестры Гидеон симптомы — лишь отражение опасного заболевания, которым страдает Кейт (вероятно, сама того не зная). Найдя Кейт, он проникается к ней преступной страстью, вдобавок его терзают мучительные сомнения — действительно ли она виновна в кровавом убийстве, за которое была осуждена…

---

«Я… ДОЛЖНА… ВЫБРАТЬСЯ… ОТСЮДА!» — врезался в тишину ее отчаянный крик. Он лишил ее сил, оставил ее полуживой и дрожащей. Она опустилась на пол, неуклюже скорчившись под окном.

— Позвольте мне уйти, — шепотом молила она, уставив взгляд в стену. — Пожалуйста, умоляю. Позвольте мне уйти.

И словно в продолжение диалога, строгий голос произнес ответную реплику:

— Ну-ка ложись спать, Кейт. Что ты там делаешь на полу? — Эдди подняла крышку смотрового отверстия и, вглядываясь в темноту, спросила: — С тобой все в порядке?

Кейт открыла глаза. Она не сразу ответила, язык не слушался ее.

— Все нормально, Эдди. Я, похоже, уснула прямо на полу.

— Слышала, кто-то минуту назад орал как недорезанный? Какая-то несчастная дура нарывается на неприятности. От неожиданности с меня чуть штаны не слетели.

Эдди была миниатюрной женщиной с голубыми глазами на рано постаревшем лице и обесцвеченными волосами. Она была одной из нескольких десятков вольнонаемных служащих, которые приходили сюда на ночное дежурство. Они носили форму и считали себя частью команды, передавая должности только своим родственникам — сестрам, теткам, дочерям.

Эдди работала по ночам. Работа занимала, пожалуй, главное место в ее жизни. Все вокруг менялось, все двигалось вперед — распался неудачный брак, выросли и разлетелись дети, не менялась лишь работа. Она находила странную прелесть в доверительных отношениях тюремщика и подопечного. Она упивалась превосходством, которое давала ее должность, ей жутко нравилось сидеть за столом дежурного офицера и носить на поясе связки ключей.

К Кейт она относилась с заботливым сочувствием. Они обе частенько полуночничали. Раньше, в прошлой жизни, Кейт спала безмятежным сном, каким спят только дети, и никогда не жаловалась на бессонницу. Кошмары начались после суда. Ей снился один и тот же страшный сон: незнакомый сад, осиротевшие родители преследуют их и вот-вот нагонят. Кейт стала спать чутко и настороженно, что называется, вполглаза. Как заяц, который, подчиняясь главному инстинкту — инстинкту самосохранения, ни на миг не забывает об опасности, подстерегающей его на каждом шагу. Эдди и Кейт нередко засиживались до утра, болтая о том о сем, пока все спят. Эдди держалась с ней покровительственно, Кейт казалась ей молодой и доверчивой, ей нравилась ее скромность. Молчание Кэйт пробудило у Эдди подозрение, и она направила ей в лицо луч света.

— Эй, это ты, что ли, вопила во всю глотку?

Кейт отвернула лицо к стене. Через минуту она услышала поворот ключа в замке.

— Ну, что такое, глупенькая? Разве так можно?

По-мужски сильная рука, с которой не поспоришь, обхватила ее за спину. Кейт очутилась на кровати. Эдди, не убирая руки, присела рядом. Кейт внутренне напряглась. Хриплый прокуренный шепот охранницы источал запах мятной жвачки.

— Ты ничего больше не могла придумать? Что с тобой творится, малышка?

Кейт захотелось рассмеяться — она была сантиметров на тридцать выше Эдди. Но вместо смеха у нее вышло жалкое всхлипывание. Кейт разрыдалась, она плакала навзрыд на плече Эдди, беззвучно сотрясаясь всем телом. Эдди по-матерински ласково утешала ее.

Кейт и не помнила, когда кто-то прикасался к ней в последний раз. В ее семье никто никогда не прикасался друг к другу. Ее родители не демонстрировали своих чувств, лишь иногда отец, когда они были совсем маленькими, похлопывал по плечу или целовал в щеку.

Где-то в тайниках ее памяти, где похоронены воспоминания, прах которых ей совсем не хотелось ворошить, ее обнимали мамины руки, она сидела, уткнувшись в ее плечо. Все это осталось в прошлой жизни, в забытом времени.

После ее больше никто не обнимал и не целовал, желая спокойной ночи. Никто больше не гладил ее по голове, никто не вытирал грязь, размазанную по щеке. Все годы, когда ребенок особенно нуждается в материнской ласке и нежности, хочет, чтобы его холили и лелеяли, утешали и уверяли в том, что он самый лучший и любимый, все эти годы Кейт провела в заточении маленькой камеры, в полной изоляции от внешнего мира.

Кейт чувствовала, что Эдди пытается приободрить ее, но никак не могла перебороть внутреннее сопротивление и скованность, словно улитка, вжавшись в свою раковину. Мало-помалу она успокоилась, утерла слезы и шмыгнула носом.

— Толкуют, что тебя скоро выпустят, — осторожно вставила Эдди.

Кейт кивнула в ответ.

— Завтра комиссия будет рассматривать мое дело.

— Ах, вот оно что! — понимающе кивнула Эдди. — Небось ждешь не дождешься.

— Мне страшно. И жду и боюсь одновременно.

— Я тебя понимаю. — Малограмотная, малообразованная женщина безошибочной интуицией догадалась о ее состоянии. — Ты хорошо себя вела. Ты заслужила помилование. Вон, детишек учила плавать, начальство любит все такое. — Она провела рукой по растрепанным волосам Кейт, приглаживая, успокаивая. — Только вот ведь какая штука, если кто сжился с тюрьмой, тому всегда бывает трудно на воле. Понимаешь, что я имею в виду?

— Эдди, не надо. — Кейт положила голову ей на плечо.

— Не изводи себя, постепенно все образуется. Начнешь новую жизнь. Научишься работать на себя, хватит горбатиться за «спасибо». Ты выполняла то, что тебе приказывали. Изо дня в день жила по команде. «Да, сэр». «Нет, сэр». Теперь все будет иначе. Но ты ведь хочешь, чтобы все было иначе?

Кейт снова шмыгнула носом.

— Да.

— Вот и славно. Просто помни, даром в этой жизни ничего не бывает. За все нужно платить. За все. — Эдди с неожиданной теплотой похлопала Кейт по руке и встала. — Пойду заварю чай. Хочешь чаю? У меня остались какие-то шоколадки, надо посмотреть.

— Да, если можно.

— Тогда будь послушной девочкой. Шагом марш в кровать. — Эдди помедлила, взявшись за ручку двери, и добавила: — И запомни, о том, что произошло, никому ни слова. Если кто-нибудь узнает, что я разводила с тобой нежности, по головке меня не погладят, это уж точно.

Ее грубоватая доброта была Кейт более необходима, чем чай. Она забралась под одеяло. Ключ щелкнул в замке.

На следующий день за десять минут до отбоя в дверь камеры постучал Дэвид Джерроу. Проявляя, как всегда, отменную деликатность, он дожидался на противоположной стороне коридора.

Когда Кейт открыла дверь, входить он не стал, а лишь придвинулся вперед, опершись на косяк.

— Пришел попрощаться. С завтрашнего дня я ухожу в отпуск.

Кейт стояла в дверях, до нее долго не доходил смысл его слов. Видя ее недоуменный взгляд, он улыбнулся.

— Когда я вернусь, тебя уже здесь не будет. Прими мои поздравления. Твой испытательный срок — до Нового года. Досрочное освобождение — награда за примерное поведение.

— Спасибо, до сих пор не верится.

— Ничего, привыкнешь. Тебя вызовут в отдел подписать необходимые бумаги. Вот тогда, я думаю, окончательно поверишь. — Он следил за выражением ее лица. — Мне известно, что ты намерена провести первый месяц в семье своего отца. Неплохая мысль, они будут рады видеть тебя.

Его голос изменил тональность, превратив очевидное утверждение в вопрос, на который Кейт не знала ответа. Дэвид Джерроу прочел это в ее взгляде и добавил:

— Тебя давно никто не навещал. Жаль, тебе сейчас было бы проще. Понимаешь, о чем я?

— Не все так просто… Там дети…

— Теперь все в порядке?

— Инспектор по надсмотру за условно-освобожденными в Бристоле беседовала с ним. Они обо всем договорились. Она подыскала для меня комнату на первое время.

Мистер Джерроу достал из внутреннего кармана курительную трубку. Кейт заметила, что в ней не было табака, но тем не менее он сунул ее в рот.

«Ног не чуя под собой, моряк торопится домой — котомка за плечами…»

— Возможно, это не самая блестящая идея, — медленно произнес он. — Не хочу казаться навязчивым, но на твоем месте я бы постарался, как только позволят средства, договориться с кем-нибудь из подруг и вместе подыскать подходящее жилье.

— С кем, например? — спросила Кейт простодушно.

Он потер пальцами чубук своей трубки.

— Ты права, — сказал он наконец. — У тебя было предостаточно времени, чтобы все обдумать. Не мне тебя учить.

— Можно мне позвонить вам? Рассказать, как устроилась.

Он ответил не сразу.

— Я бы этого не делал. Золотое правило начальника тюрьмы гласит: не поощряй отношений, — произнес он шутливым тоном. Потом добавил серьезно: — Я хочу сказать, забудь нас, как страшный сон.

Кейт туго свернула единственный свитер, который решила забрать с собой.

День заседания комиссии по условно-досрочному освобождению ознаменовал для нее начало новой жизни. Однако особой радости не ощущалось, она все глубже уходила в депрессию.

— Не смогу, — сказала она, не глядя в глаза человеку, стоящему за спиной, человеку, который все еще был ее тюремщиком. — Эти воспоминания навсегда останутся со мной. Пока живу. Пока дышу.