Шимун Врочек - Зомби в Якутске

• Название: Зомби в Якутске
• Автор: Шимун Врочек
• Жанр: Городское фэнтези

Составителями антологии «Зомби в Якутске», выступили журналист и писатель Виталий Обедин, и директор книжного издательства «Олонхо» Кирилл Левин.

Под одной обложкой собрано 19 рассказов, так или иначе затрагивающих тему зомби и объединенных общим местом действия — городом Якутск.

---

Оп-па. А не живой ли он? Точно, ругается! О, проклятый Эш с бензопилой! Мы делаем карьеру, прощай, восьмимесячный анабиоз, здравствуй, отпуск в зоопарк на Покровском тракте!

— Бааска, дык он живой, ща мы его, стой!

Бааска издает недоумевающий, хлюпающий звук и молча оседает на пол. Папандреу вытаскивает у него из головы арматурину и поворачивается ко мне.

Ах ты, чертов Старый, барыга, ты ж знал, что он жив!

Но я охотник, я ж мышей ловлю, лежа у норки по нескольку часов без движения! У меня рефлексы почти как у Гладких! Железяка Папандреу летит мне в темечко, уворачиваюсь, подставляю плечо, правой рукой хватаю здоровяка за оголенное ребро, дергаю на себя и прижимаю его левый бок к себе. У Папандреу нет глаза с этой стороны, он начинает беспорядочно тыкать в меня своей железкой. Главное, не в мозг, больше то мне нигде не больно и не смертельно. Успевает проткнуть меня несколько раз, пока я стукаю его об стенку. Вроде успокоился, хватаю Бааску, Бааска сплевывает последний зуб и ласково щерится:

— Э-э, мм-м, гр-гр!

Вроде в порядке, раз ругается настолько грубо, мозг не задет, только скальп сбоку сорван. Языка то у него, почитай, год как нет, один обрубок остался.

У многих наших чего-то нет, у нас это нормально, обычно достается непосредственно перед Перерождеством, чем он здоровее, тем дольше сопротивляется и тем больше ему достается при переходе в нормальный вид. Бааска дрался долго, двоих наших положил, но потом стал нормальный. Я его сам кстати и обратил, сердце Бааски сожрал самолично, в пылу борьбы успел попробовать кусочек его мозга, но не смертельно. Теперь мы, почитай, как братья.

Так, что с Анархистом? Лежит, мычит. Глаза — я никогда таких не видел! Белые, как у собаки, а посередине черные. Кожа порозовела, и зубы светлые, близко посаженные, целых штук десять, страх, в общем. Ну ничего, щас мы тебя. Бааска, братан, схватил его за руку, пульс ищет. Затих, а потом возьми и ка-ак цапни Гладкого за палец! Хорошо хоть, зубов нет, так бы попортил банкет дэпэшным, если его только к столу в течение минут десяти не подать, пока он нормальным не успел стать.

— Бааска! Ты чего творишь?! Нельзя нам самим, обратно в гроб же загонят, ты сдурел?

— Эхм, грр-р, бвааау!

— Ну и что, что горячий? Соберись, я же терплю, ты тоже терпи!

Взял Гладкого за руку. О, Дарио Ардженто тебя побери, какой же он горячий! Кровь внутри пульсирует, сладкая, горячая! Еле удержался. Инстинкты страшная вещь, надо сходить к Тутору с Залога, нервы подлечить, те, что остались в спине и правой руке, совсем берега теряю.

Хватаем с Бааской Гладкого, тащим наверх. Тащим долго, аккуратно, чтобы не попортить трофей наш драгоценный. Старый там, увидал нас, оторвал лоскуток кожи с груди. Верный призрак, нервничает.

Кричу:

— Старый! Он живой, Гладкий-то этот, веришь, нет?

— Да нуу-у? А ушко где потерял, Васенька?

— Да к-к-ореш т-твой… Сказал и застыл.

Не поня-аал. Это Бааска сказанул?

Поворачиваю голову. Стоит как столп с поднятой рукой, который на площади у ДэПэ.

Я похолодел в минуса. У Бааски из дыры на месте уха стекала струйка крови. Красной.

— Мать, в кач-чель ее туд-ды, — произнес Бааска и сел на остывшую в последний раз пять лет назад трубу.

Глава 3.

Старый поднял нездоровый кипиш уже через полчаса. С Бааской действительно стало что-то происходить: первым делом вырос ужасного розового цвета язык. Зло начинается с языка, воистину. Потом впал в буйство — начал сидеть и глупо, страшно так улыбаться. Когда отвалилась застаревшая короста на щеке, и в ране стала видна не привычная пузырящаяся серая жижа, а жуткая красная живая кровь, Старый не выдержал. С Туймаады подогнали патруль: бригаду загонщиков в пять рыл во главе с участковым. Бааску попытались увезти на карантин, он сам настолько обалдел, что принялся кидаться на вежливо, но настойчиво вязавших его патрульных. Мне же без всяких предисловий приставили ко лбу ствол Сайги, я сидел и не дергался. Старый, сволочь, бегал вокруг и комментировал происходящее.

На Бааску было страшно смотреть: он весь покраснел, везде сочилась кровь, он орал, осыпал Старого и участкового ругательствами, не столько от боли, сколько с перепугу и возможности вообще связно о чем то орать. Принялся драться, руками и ногами пихая всех направо и налево.

Кошмар продолжался минут пять, но затем наши его скрутили и посадили к себе в машину.

— Слышь, Серый, — сказал мне участковый, а что это с ним? Мне полноги чуть не отгрыз, Голимому губу оттяпал, Коляну Беспалому в желудок пальцем ткнул, порвал, теперь хрен накормишь его.

— Не знаю, начальник, умом повредился небось, у него детство трудное было.

— Интересно, буркнул наш смотрящий и укатил.

Старый, зараза, успокоился и принес мне мышку, типа косяк за собой закрыть. Мышка была умерщвлена каким-то хитрым ядом, поэтому в голове зашумело, как после стакана живой кошачьей крови.

Через полчасика, передохнув, Анархиста мы отнесли наверх, собираясь запереть в клетке для живых. Только выходим из клетки, тот очухался и снова подал голос.

— Мужики-и. Где это я?

— Молчи, мясо.

— А я тут зач-чем?

— Если не повезет, сожрут тебя завтра наши шишки. А если повезет, изучать тебя будут наши яйцеголовые, там может и позарится кто, нормальным станешь. Они крутые, себе спишут на потери от опытов, а вот нам никак нельзя тебя есть, парень — сразу мозгов лишат.

— Попааа-ал… Других раскладов нет, братцы? Как отмазаться-то?

— Нет. Если вот только не заинтересуешь кого покруче, тогда может и в столицу возьмут.

— В Москву?

— Могут и в Москву, там наших всегда много было. Но самых ваших, ценных, могут и в столицу, в Порт-о-Пренс.

— Это где? Я много где был: и в порту, в Намцах, Хатассах, Кангалассах…

— Гаити. Оттуда наш Прародитель явился в мир.

— А че с мордами-то у вас? Вот ты — вылитый Петро с Туймаады… только постарше и кишки у Петро не видно…

Гладкий помолчал и добавил:

— Ни хрена се, вышел от Макара, заначка была, зашел в избушку подлечиться… Выпил, дай думаю посплю, потом на тебе, лечу вниз куда-то… Есть похавать че?

Пообщались мы с Гладким тогда. В первый и последний раз.

Объяснили ему, зачем нам живые Гладкие.

Основная проблема у нас — мы вымираем. Т. е. не умираем просто так, как кошки или собаки неразумные, конечно.

Все проще. Мы не можем размножаться, как животные, как те же Гладкие.

Но мы гибнем — кто-то не проснулся после анабиоза, как мы на севере, мозг иногда разрушается по зиме. На югах в основном гибнут от высыхания, да и немногие оставшиеся Гладкие изредка нас валят. Тот же Эш с бензопилой, не к ночи будь помянут, массу наших положил…Не было созданий более коварных и зловредных, чем Гладкие. Я их даже уважаю за это. Хорошо хоть они не такие живучие, оторви ему, допустим, руку — помрет.

Да и есть нам мало чего осталось, спасают только всеобщий обязательный анабиоз и комбинаты общественного питания, учрежденные Прародителем. На них выращивается корм: кошки, собаки, крысы. Еще поговаривают, бывают такие звери, как свиньи, лошади, коровы. Они такие же вкусные, как кошки, только большие. Но их всех вывезли в Москву, здесь их уже не осталось.

Единственный вариант размножения — Гладкие, которые переходят в нас. Поэтому такая добыча наиболее ценна. Мы жить можем хоть тысячу лет, без рук, без ног, без многих внутренних органов, но больше нас не становится, если кончатся Гладкие. А самые ценные Гладкие — которые размножаться могут, самки в особой цене.

Причем у нас на Севере Гладкие наиболее распространены, прячутся по лесам и окраинам, здесь им безопаснее. Мы в самый длительный анабиоз впадаем, бодрствуют круглый год только крутые из ДэПэ и их пристяжь, охрана, а мы, охотники, просыпаемся только летом, добываем фураж.

Север — кладовая мира. И здесь самые лучшие из нас, самые живучие, самые приспосабливаемые, самые-самые, элита нашего общества. Надо же было такому случиться, что Зло пришло из нашего края!

Правильно говорят — чем прогрессивнее общество, тем оно беззащитнее перед ужасами природы. А прогрессивнее нас на планете не было никого, понимаете? Знаю я, что это шокер, уйди, животное, а то вообще ничего рассказывать больше не буду.

…У Гладких все было проще. Волосы у Старого шевелились от ужаса, пока он слушал, да и мне было не по себе, как ужасно жили эти несчастные создания. Одни Гладкие были «все казз-злы, ворюги», других заставляли работать и попрошайничать, а сами ездили по всему миру развлекаться с отборными самками. Наш Гладкий был самым умным из всех, он сразу понял, что здесь не все чисто и подружился с другими умными особями. Они вместе жили на Туймааде, презирали и не уважали жлобов, которые пили кровь у трудового народа.

…Когда Гладкий рассказывал слабым голосом о своей примитивной жизни, которая была еще до Перерождества, то есть до появления нас, я заметил у него на пальце небольшие кровоточащие следы от укуса. А зубы-то Бааскины не до конца раскрошились, остались, видать, обрубочки-то, которыми он Гладкого цапанул. Как бы заразу какую Бааске не занес, надо его навестить завтра, как он там? И с чего буйствовать стал, непонятно, это видать на него дар речи, внезапно обретенный, подействовал.