Владимир Владимирович - Ноябрьский дождь

• Название: Ноябрьский дождь
• Автор: Владимир Владимирович
• Жанр: Боевая фантастика

Социопат — термин, который используется для обозначения лиц, страдающих диссоциальным расстройством личности. Согласно определению Эрика Берна, социопаты бывают двух типов:

Первый тип, латентный или пассивный социопат, большую часть времени ведет себя вполне прилично, принимая руководство какого-нибудь внешнего авторитета, например религии или закона, или привязываясь временами к какой-нибудь более сильной личности, рассматриваемой как идеал (речь идет здесь не о тех, кто пользуется религией или законом для направления совести, а о тех, кто пользуется такими доктринами вместо совести). Эти люди руководствуются не обычными соображениями приличия и человечности, а всего лишь повинуются принятому ими истолкованию того, что написано в «книге».

Второй тип — активный социопат. Он лишен как внутренних, так и внешних задержек, если и может на некоторое время усмирить себя и надеть маску добропорядочности, особенно в присутствии лиц, ожидающих от него приличного и ответственного поведения. Но как только такие социопаты оказываются вне досягаемости взрослых или авторитетных личностей, требующих хорошего поведения, они тотчас перестают себя сдерживать.

К характерным видам девиантного поведения при социопатии могут относиться:

прямо криминальные — сексуальные нападения на людей, убийства из хулиганских побуждений или мошенничества;

формально не наказуемые, но порицаемые обществом — неадекватное поведение водителей на дороге, целенаправленное уклонение от исполнения обязанностей на работе, мелкие пакости окружающим. «Некриминальные» социопаты тем не менее не заботятся об опасности или добавочном труде, которые выпадут из-за этого на долю других, и равнодушны к возможным потерям.

Погружайтесь в этот мрачный мир ужаса и насилия в продолжении романа Владимира Владимировича "Социо-пат"

---

   Инори продолжала вздрагивать на руках у Эрики. Всхлипывания из-под прижатых к лицу ладоней больше не доносились, но все равно было ясно, что бедняжка плачет. Закусив губу, Андерсен затравленно оглядывалась. Все сидевшие рядом заложники стыдливо отводили глаза. Всем было не до них. А уж захватчикам-то и подавно. Люди в черном лишь молча оттащили тело Отоко в сторону, уложив рядом с застреленным в самом начале мужчиной и притащенным охранником. Кимико, к счастью, не видела, как волочились по проходу его ноги, оставляя тоненький красный след. А вот Эрика видела.

   Создавалось впечатление, и вряд ли оно было ложным, что захватчики каждое из немногочисленных убийств делали демонстративным. Они принесли ко входу в зал тела убитых охранников и сложили их рядком вместе с простыми зрителями и расстрелянным актером. Хорошо еще, не додумались выложить их на сцене. Но стаскивали убитых медленно, нарочито давая кровавым следам остаться позади. Как будто в чем-то расписываясь. И эффект создавался: люди дружно отхлынули от проходов, сбиваясь в кучки и теснясь на занятых сиденьях. Среди заложников повисла тишина, нарушаемая редкими всхлипами и стонами. Никто не решался повысить голоса, большинство даже не шевелились. Затекали руки и ноги, становилось неудобно и плохо, но жертвы терроризма не осмеливались роптать.

   На сцене же творилось и вовсе непотребное представление. Один из захватчиков после незаметного кивка бородача, закончившего позировать перед камерой, опустился на колени напротив бомбы и, прислонив к ее круглому корпусу отставленный автомат, начал неразборчиво молиться. Как по команде, окружившие заложников женщины принялись вторить молитве. Сюрреализм этого действа не давал смотревшим привести в порядок мысли. Казалось, что этот молящийся, как и все его сообщники, - опасный безумец, что эти люди - не совсем и люди. Не получалось обрести даже иллюзорную тень спокойствия и самоконтроля.

   Эрика, отвернувшись от сцены, зажмурилась и глубоко вдохнула, вслушиваясь в собственное дыхание. Она не знала, что это за психологические штучки-дрючки, но поддаваться наводимому психозу явно не желала. Она не такая дура, чтобы насмотреться, наслушаться, а потом с разрешения террористов звонить родным и кричать со слезами: "Они нас всех убьют, если не сделать, как они требуют!". Старый трюк, давление на людей из внешнего мира через обработанных заложников. Она читала о таком. Следом родня и друзья заложников начнут давить на полицию и власти. Фигушки, не выйдет с ней зомбирование. И подначить тоже не получится, она не этот дурак...

   Вот какого черта он полез на этого гада?! Ведь сидел же смирно. И вдруг подскочил да подставился. Дурак... Болван! Кретин! Нашел время умирать...

   Эрика мысленно осеклась, глянув на Кимико. Не время сейчас злиться, особенно на покойника. Куда важнее другое: теперь захватчики объявили о своих целях перед залом и всем миром. Закончив с формальностями, Ясфир пояснил, что взрывчатки у них достаточно, чтобы сравнять театральный центр с землей. Оно, впрочем, и так было ясно. Только вот как-то бредово получалось: террористы отовсюду, да еще с требованиями, которых никто не сможет выполнить. Андерсен, в отличие от впавших в истерику соседей, требовавших по телефону "Пусть сделают то, что требуют!!!", понимала: требования террористов нереальны. Чисто физически, а уж о политической тяжести и говорить не приходилось. Неужто захватчики этого не понимали? Они что, все фанатики без мозгов? Ну, женщины-то точно.

   Пока она думала, Инори продолжала беззвучно плакать. Эрика уже начинала чувствовать, как сыреют джинсы, обильно орошаемые слезами. Но новая подруга все никак не успокаивалась.

   - Эрика-сан... - неожиданно донеслось из-под покрасневших ладошек.

   - Что такое? - со слегка испуганной осторожностью спросила она.

   - Прости меня, Эрика-тян...

   - З-за что? - она и правда ничего не поняла.

   - Это я вас сюда привела... - громко шмыгая носом, сказала из-под ладоней Инори. - Тебя и... и Чики-ку-уна...

   И снова хрупкие плечи японки затряслись в беззвучных рыданиях.

   Вот тут-то и явилось девушкам виденье, которое один замечательный русский поэт назвал бы" гением чистой красоты". К счастью для них, это виденье было совсем не мимолетным. Оно имело облик подсевшей ближе женщины. Даже не женщины, а, скорее, девушки - выглядела она молодо. Как и должна была выглядеть актриса. А актрисой эта девушка, несомненно, и являлась, поскольку облачена была в сценический костюм. Миловидное европейское лицо было бледным, но не отмеченным печатью надломленного страха, что виднелась на физиономиях прочих окружающих. Темно-каштановые волосы незнакомки были подстрижены под каре, орехового цвета глаза смотрели на Кимико. Та продолжала плакать, лежа на коленях у Эрики. Судя по всему, этот плач и привлек актрису. Перегнувшись через спинку кресла и чуть свесившись на передний ряд, она погладила Инори по спине.

   - Ну, маленькая, не реви. Что ты, в самом деле...

   От незнакомого прикосновения Кимико вздрогнула. Отняв, наконец, заплаканное личико от ладоней, перемазавшаяся макияжем девушка посмотрела на новую соседку. И, в отличие от Эрики, сразу почувствовала в ней нечто. Нечто необыкновенное, заставившее даже сейчас шелохнуться в груди чему-то. Незнакомка была красива. Нет, не кукольно-гримированной актерской красотой, каковую часто почитают за идеал. Она была просто красива. Правильные мягкие черты лица, очень удачно обрамленного прической. Затянутая в костюм фигура тех пропорций, что обожают мужчины со вкусом. И глаза. Ее ореховые глаза не были полны страха. В них была тревога, но скотского, овечьего страха не было. Вместо него девушка увидела ласку. Настоящую материнскую ласку. Совершенно незнакомая женщина смотрела на нее, как на собственную дочь. Только в острейшие моменты пограничных ситуаций в человеческой жизни подобные чувства воспринимаются так остро. Именно эта деталь, эта ласка, заставила Инори прекратить плакать. А незнакомка протянула руку уже к ее лицу и принялась оттирать размазанный макияж.

   - Не плакай, - сказала она, и почему-то это искажение слова "плачь" показалось Кимико очень милым. - Чего реветь-то? Нечего.

   И протянула крохотный белый платочек. Эрика с легкой долей подозрительности наблюдала за тем, как Инори покорно берет белоснежную тряпочку и принимается вытирать испачканное лицо. Успокаивающе воздействие незнакомки заставляло почти аплодировать.

   - У меня сыну пятый год, - поймав ее удивленный взгляд, сказала женщина. - Тут волей-неволей научишься без слов слезы останавливать.

   - Сурово, - только и сказала Эрика.

   - Это жизнь, - незнакомка напряженно улыбнулась. - Хорошо хоть, Алекса сегодня тут нет.

   - Да уж... - протянула Эрика, глядя, как Инори, всхлипывая, вытирается платком. - А вы...

   - Я певица, - снова угадала ее мысли новая знакомая. - Пою в рок-опере.

   - Ага, угу... - откровенно не зная, что бы еще такое сказать, Андерсен замялась. - В общем, это... Спасибо.

   - Да не за что.

   - Спасибо.

   Эрика скосила взгляд на Инори, что вдруг подала голос. Скосила и обомлела.

   Кимико удалось оттереть все остатки слез и размазанной косметики с лица. А вместе с ними, как оказалось, и следы пережитого потрясения, вызвавшего рыдания. Девушка протягивала актрисе ее потемневший платок и... улыбалась. Восковой бледности лицо, припухшие глаза - и улыбка, точно такая же, как несколько часов назад, в кафе, когда они с Эрикой болтали о совершеннейшей ерунде. На виске у Кимико судорожно дрожала жилка, а на губах...

   Нет, это просто невозможно! Эрика несколько раз моргнула. Инори все-таки улыбалась, ей не показалось.

   - Простите, я его испачкала, - сказала она. В начале фразы голос ее дрогнул, но почти сразу настроился на ровный тон, не содержащий ни малейшего признака расстроенности чувств. Чудеса какие-то...

   - Да ничего... - незнакомка тоже немало удивилась такой резкой перемене.

   - Спасибо вам еще раз, - сказала Инори, откидывая со лба прядь растрепавшихся волос. - Я немножко сорвалась. Меня зовут Инори Кимико. Это Эрика Андерсен. А как вас зовут?

   - Кэтрин. Кэтрин Винтерс.

   Пока на краешке испуганной сидячей толпы находили место ласка и метаморфозы поведения, Ясфир продолжал стоять на сцене. Прислонившись плечом к бомбе и чувствуя, как металл сквозь одежду холодит тело, он слушал сообщение помощника, засевшего в звуковой.

   - Мы контролируем фасад и ближайшие служебные ходы. К сожалению, как и предполагалось, остальные точки прохода внутрь оголены.

   - Не страшно. Они не решатся на штурм. По крайней мере, до нужной нам поры.

   - А как же двое наших, убитых у бокового входа?

   - Ты отправил поисковую команду?

   - Отправил, как ты и велел, не наводя паники среди остальных. Меня гложут сомнения - вдруг это какой-нибудь спецназ?