Малгожата Мусерович - Целестина, или Шестое чувство

• Название: Целестина, или Шестое чувство
• Автор: Малгожата Мусерович
• Жанр: Прочая детская литература

---

Дедушка стоял у открытого окна и курил трубку. Он смотрел на свет божий и одним ухом прислушивался к бормотанию Бобика, в то время как другое его ухо улавливало отголоски уличного шума.

Квартира была пуста; как обычно в эту пору дня. Веся работала в первую смену, мама Жак ушла во Дворец культуры, Жачек - на службу, а учащаяся молодежь - на занятия. Даже маленькую Иренку вывезли на прогулку в коляске, загруженной запасными пеленками и бутылочками с молочной смесью. После прогулки, как и ежедневно, Иренке предстояло несколько часов проспать в мастерской прикладной графики на втором этаже Академии художеств, где Кристинины однокурсники окружали малышку трогательным вниманием, тщательно скрывая факт ее присутствия от доцента и прочих преподавателей.

Дедушка и Бобик были дома одни; если не считать запершейся в башне Дануты, которая, включив проигрыватель, упорно гоняла пластинку с шедеврами ансамбля "АББА". Бобик в сентябре не был принят в детский сад - из-за отсутствия мест, а также недостатка практической сметки у своей родительницы - и посему, когда Веся работала в первую смену, до обеда находился на попечении дедушки. Оба очень любили эти спокойные часы, заполненные разговорами и чтением, когда не нужно было огрызаться, выслушивать несущиеся одновременно со всех сторон окрики и подчиняться противоречивым указаниям. В обществе дедушки Бобик превращался в кроткого мыслителя, как губка впитывающего все премудрости, которые тот ему открывал.

Сегодня, однако, эта идиллия была нарушена низвергающимися с башни ритмическими аккордами. Дедушка испытывал некоторое раздражение. Бобик нет. Он сидел на ковре в столовой, скрестив ножки в красных колготках, и читал двухнедельник под названием "Мишка". К изумлению родных, Бобик научился читать неведомо как и когда. Просто однажды сел и прочитал по складам заголовок из газеты: "Строители осознают общественное значение своей профессии". С этого момента он с каждым днем читал все лучше и лучше.

- Дедушка, - спросил Бобик, отрывая взгляд от цветной иллюстрации, - здесь есть стихотворение про четырех мишек, а почему на картинке их только два?

Дедушка выпустил облачко дыма из трубки.

- Наверно, из соображений экономии, - ответил он.

- Я уже не в первый раз замечаю, - изрек Бобик тоном многоопытного старца. - Где же все эти зверюшки? Написано, что есть, а их и не видно.

- Подрастешь - узнаешь. А может, и никогда не узнаешь, того-этого. Я, например, могу только догадываться, куда все это девается, - хмыкнул дедушка.

- Куда? - поинтересовался Бобик.

- Скажу, когда тебе исполнится пятнадцать лет, - пообещал дедушка.

Удовлетворенный Бобик кивнул и погрузился в чтение. Группе "АББА" внезапно заткнули рты. В квартиру Жаков возвращалось настроение лирической задумчивости.

- О, или вот этот, - сказал Бобик, переворачивая страницу. - Притворяется, будто он - Зорро, а на самом деле - Растяпа.

- Да, да. - Дедушка закрыл окно и повернулся к внуку. - Я многих таких знаю. Большинство Зорро, по сути дела, - Растяпы.

Бобик печально вздохнул:

- Я заметил, что на свете много вранья. Дедушка, почему люди врут?

- А почему ты, малыш, врешь, хотя, надо признаться, не часто?

- Я вру, потому что вы мне ничего не разрешаете.

- И другие врут по той же причине. Ну, и еще от страха. Из желания получше устроиться. Иногда ради забавы. И по многим другим причинам, о которых я тебе расскажу, когда подрастешь. Знаешь, мне бы хоте лось, чтобы ты никогда не врал.

- Ладно, не буду, - серьезно пообещал Бобик.

- Если будешь всегда говорить правду, в худшем случае получишь тумака или останешься без сладкого, а ложь - она липкая, от нее никак не избавишься, пачкает все вокруг, а заодно и твою совесть.

- У, дрянь! - сказал Бобик и перекувырнулся на ковре через голову.

- Ты уже перестал читать?

- Надоели мне эти мышки. Что будем делать, дед?

- Немножко приберемся.

- Э, нет, это скучно. Цеська приберется. Лучше расскажи, как ты строил электростанцию.

На башне раздался грохот, словно кто-то опрокинул табуретку. Минуту спустя наверху хлопнула дверь.

Дедушка вскочил и выбежал в коридор. Подвертывался случай застукать Данку - такую возможность нельзя было упускать.

Дедушка встал за дверью, ведущей на чердак, и затаил дыхание. Он был готов к худшему, в том числе и к погоне.

Однако волнения его оказались напрасны: Данка вышла в коридор одетая, с портфелем в руке и, увидев притаившуюся за дверью фигуру, объявила:

- Я вас простила. Возвращаюсь в школу.

18

День выдался серый и унылый. У Дмухавеца, как всегда в начале весны, болело сердце. В классе было душно и темновато, поэтому учитель велел дежурной открыть окно и зажечь свет. Ребята сидели вялые, сонные. Гайдук что-то читал под партой, блондиночка в последнем ряду клевала носом, подперев непослушную голову руками. Одна только Жак проявляла признаки тревоги и волнения.

Она беспокойно вертелась на парте, поминутно поглядывая на дверь. Дмухавец вздохнул.

- Все на месте? - задал он традиционный вопрос. Ответом была тишина.

- Н-нет Дануси... - выговорила наконец Жак, вставая и сплетая пальцы. Она... немного опоздает.

- Почему ты так уверена? - спросил Дмухавец довольно сухо. Его раздражал пасмурный день, раздражал осовелый класс, раздражала Целестина Жак со своей физиономией паиньки и наивными уловками. - Нет так нет. Ставлю ей пропуск. И, посмотрев на приунывшую Целестину, буркнул сердито: - Она что, заболела? Пошла к врачу? Ну говори же, я вижу, ты что-то знаешь.

- Ничего я не знаю, - простонала Цеся.

Перед ее внутренним взором появился образ подруги, в ленивой позе разлегшейся на матрасе, наслаждающейся музыкой и черносливом, который она в большом количестве стащила из кухни.

- "Влияние формативов на эмоциональную окраску слов", - произнес Дмухавец голосом больного барсука, - такова увлекательная тема сегодняшнего урока. - И вздохнул, подумав, сколько от него потребуется мужества и самоотверженности, чтобы вбить в эти сонные головы сведения о формативах. Тем временем боль в сердце усиливалась. - Ну, и каковы же успехи нашей сборной, уважаемый Гайдук? - ядовито спросил учитель, глядя, как его ученик пытается незаметно перевернуть страницу журнала "Физкультурник". - Позволь узнать, кто тебе дал право вести себя так вызывающе?

Покраснев как рак, Гайдук сунул журнал в портфель и устремил испепеляющий взгляд в потолок.

- Значит, насчет Филиняк ничего не известно? - продолжал Дмухавец, морщась от сдерживаемого раздражения.

Целестина беспомощно округлила глаза, и вдруг из-за своей парты стремительно поднялся сосед Гайдука Павелек.

- Наверно, с ней что-то случилось, - с тревогой сказал он. - Ее родители уехали, я вчера звонил целый день и даже ночью - никто не подходит.

- Может, она отравилась окисью углерода? - взволнованно высказал предположение толстячок на первой парте, явно стремившийся оттянуть начало лекции о формативах. - Наша дворничиха, бедняга, как раз на днях растапливала котел центрального отопления и заснула.

Класс заметно оживился - вряд ли Дмухавец добился бы подобной реакции, рассказывая о глаголах.

- Ну и что, что дальше? - раздались голоса.

- Ее уже нет среди нас, - скорбно сказал толстячок. - Она спит, а угар улетучивается, вот так-то. Несчастная даже не заметила, как покинула этот мир.

Дверь класса распахнулась так резко, словно ее пнули ногой, взоры устремились на возникшую в дверном проеме Данку Филипяк, выспавшуюся и бодрую.

Тряхнув блестящей челкой, Данка прошествовала на свое место и встала рядом с Целестиной.

- Слушаю тебя, дитя мое, - пробормотал Дмухавец, несколько ошарашенный этим великолепным выходом на сцену. - Проспала?

- Нет, - ответила Данка и надолго умолкла.

- Почему же ты опоздала? - продолжал допытываться учитель, думая при этом, что многое бы дал, чтобы сейчас оказаться на пляже в Свиноуйсьце. И чтобы были каникулы, разгар лета и душу переполняло сладостное сознание того, что своих драгоценных учеников он увидит только через два месяца.

Филипяк по-прежнему стояла неподвижно, как бледное мраморное изваяние, глуповато разинув рот.

- Звали ее Цецилия, Цецилия Несподзяна, - элегическим тоном произнес толстячок на первой парте.

Дмухавец почувствовал, что еще минута, и его неукротимая ярость выплеснется наружу. Естественно, ему хотелось бы этого избежать.

- Ну ладно, - загремел он. - Вы сами лезете на рожон. Я начинаю опрос, причем суровый. Бьюсь об заклад, что полетит не одна голова!

19

- Опять пара, - сказала Данка, уписывая за обе щеки Цесин завтрак. - Он просто мне мстит. Господи, что за вредный человек!

Целестина молча всплеснула руками. Неужели Данка всерьез считает, что заслуживает иной отметки?

- Хочешь кусочек? - великодушно предложила подруга Цесе ее собственный бутерброд. - Не хочешь? Ну, хоть тут повезло, я на этой башне чертовски проголодалась.