Сергей Хрущев - Никита Хрущев. Реформатор

• Название: Никита Хрущев. Реформатор
• Автор: Сергей Хрущев
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9691-0533-1

Книга «Реформатор» открывает трилогию об отце Сергея Хрущева — Никите Сергеевиче Хрущеве — выдающемся советском политическом и государственном деятеле. Год за годом автор представляет масштабное полотно жизни страны эпохи реформ. Радикальная перестройка экономики, перемены в культуре, науке, образовании, громкие победы и досадные просчеты, внутриполитическая борьба и начало разрушения «железного занавеса», возвращение из сталинских лагерей тысяч и тысяч безвинно сосланных — все это те хрущевские одиннадцать лет. Благодаря органичному сочетанию достоверной, но сухой информации из различных архивных источников с собственными воспоминаниями и впечатлениями Сергея Никитича перед читателем предстает живая картина истории нашего государства середины XX века.

---

14 ноября 1955 года отец выступил на коллегии Министерства сельского хозяйства, куда пригласили и всех республиканских министров. Говорил об уроках уходящего года, но больше о годе наступающем. Упомянул он и о целине, в 1956 году там собирались засеять более тридцати миллионов гектаров и собрать, если погода не подведет, миллиард пудов зерна. Целинный миллиард!

«За спичками» (Отступление четвертое)

16 апреля 1955 года в Ленинграде вышел первый номер литературного журнала «Нева», что стало заметным событием культурной жизни. После знаменитого «ждановского постановления» 1946 года «ленинградцев» сторонились. С появлением нового журнала они восстанавливали статус. Правда, «главных героев» постановления 1946 года Анну Андреевну Ахматову и Михаила Михайловича Зощенко пока формально не реабилитировали, но поползли слухи, что скоро с них снимут запрет. Об Ахматовой и Зощенко заговорили даже те, кто не слышал о них раньше, не читал их произведений. Да и негде их было прочитать. Ахматову с Зощенко Сталин не расстрелял и не сослал, но лишил их права на творчество. Их не печатали, а значит, и гонораров не платили, лишь изредка добрые люди «подкармливали» переводами.

Так, Зощенко подрядили перевести серенький роман финского писателя Майю Ласилла «За спичками». После войны мы начали дружить с Финляндией, а дружба требовала публикаций произведений «братских писателей». В переводе Ласилла стал намного лучше оригинала, обрел все оттенки зощенковского юмора. Отец прочитал роман с удовольствием, настойчиво рекомендовал его всем и не поставил книгу на полку, а оставил ее у себя в спальне, на прикроватной тумбочке, рядом с любимыми рассказами Лескова и «Войной и миром» Льва Толстого.

О том, что это перевод Зощенко, отец, видимо, не подозревал, читатель редко интересуется фамилией переводчика.

В 2000 году я побывал в Финляндии на открытии выставки «Кекконен — Хрущев», походя упомянул о книге Ласилла, никто из моих собеседников ее не только не читал, но даже о ней и не слыхивал.

Министр культуры Н. А. михайлов

22 марта 1955 года газеты опубликовали Указ о назначении новым министром культуры СССР вчерашнего посла в Польше, недавнего секретаря Московского комитета партии (МК), в прошлом секретаря ЦК ВЛКСМ Николая Александровича Михайлова. Михайлов руководил комсомолом с 1938 года, при нем комсомольских активистов уже не арестовывали, правда, активистов почти не осталось. Николай Александрович хорошо усвоил уроки, преподанные ему исчезнувшими в никуда предшественниками, и не высовывался. Шло время, родившийся еще в 1906 году, он давно перерос комсомольский возраст, уже его дети, Женя и Света, догуливали последние комсомольские деньки. После XIX съезда партии, в конце 1952 года, Сталин пересадил Михайлова в кресло секретаря ЦК КПСС и одновременно сделал заведующим Отделом агитации и пропаганды ЦК КПСС. Надвигалась новая «чистка» высшего руководства, после чего Михайлов мог вообще вознестись под самые небеса. Но Сталин умер, в новом раскладе Михайлову в ЦК места не нашлось, там срочно восстанавливали статус-кво. Зато образовалась вакансия в Московском комитете, требовалась замена переместившемуся в ЦК Хрущеву. Маленков предложил Михайлова: относительно молодой, проверенный, неамбициозный, и вообще его надо куда-то пристроить.

Михайловы поселились на даче в Огарево рядом с нами. В бывшем дворце бывшего московского генерал-губернатора традиционно жили первые московские партийные секретари. Но теперь, по праву старшинства, отец сохранил главный дом за собой, Михайловы довольствовались бывшим свитским корпусом, двухэтажным каменным строением, с огромным стеклянным «фонарем» в торце, с пригорка глядевшем на склон Москвы-реки. До Михайловых там жила семья Александра Александровича Щербакова, сталинского любимца, в годы войны первого секретаря МК и одновременно главного пропагандиста страны. Он скоропостижно скончался в 1945 году, но дача за семьей сохранилась. Щербаковых только потеснили из главного дома, куда въехал возглавивший Московский комитет Георгий Михайлович Попов.

Я дружил с рассудительным не по годам сыном Щербакова Костей, с восхищением взирал на его старшего брата Сашу, военного летчика-испытателя. Был еще младший брат Ваня, но мы его особым вниманием не удостаивали. Теперь им предложили с дачи съехать. А каковы будут наши новые соседи?

Соседи оказались веселыми, компанейскими. С Женей и Светой я быстро сдружился. А вот наши родители скорее общались, чем дружили. Сказалась разница в возрасте. Николай Александрович, и особенно его жена Раиса Тимофеевна, принадлежали к постреволюционному светскому обществу, с его безобидной болтовней, сплетнями, легким флиртом. Отец же, а уж тем более мама, оставались до конца своих дней убежденными «строителями новой жизни», и вся эта светская шелуха их абсолютно не занимала.

Во время совместных прогулок сосед, в основном, «решал вопросы», отец же решать их в дачной обстановке не хотел, на то есть рабочие кабинеты в ЦК. Он, в свою очередь, начинал обсуждать с Михайловым севообороты, кукурузный силос, стеновые панели, гипсовые перегородки — все то, что занимало его в те годы. Николай Александрович, весь напрягшись, внимательно слушал, но постепенно его глаза стекленели, встряхнувшись, он, как мог, демонстрировал заинтересованность, и снова его одолевала дремота. Не встречая отклика, отец все больше терял интерес к собеседнику. Николай Александрович очень старался удержать внимание отца, но у него это получалось плохо. Они говорили на разных языках.

Мама с Раисой Тимофеевной на прогулках следовали за мужьями. Раиса Тимофеевна щебетала о подругах, о нарядах, о детях, обо всем на свете. Мама вымученно поддерживала разговор. В нарядах она не разбиралась и считала интерес к ним ниже своего достоинства, светскую жизнь она тоже не жаловала. После прогулки вместе обедали и с облегчением расходились. Проводив гостей гостеприимной улыбкой, мама ворчала, ее раздражало мещанство нынешних партийных руководителей.

Дела в МК у Михайлова не складывались. Он привык руководить комсомольским движением, а тут с утра до поздней ночи приходилось решать, что где строить, что где сеять, «выбивать» план, «затыкать дыры».

Менеджером, хозяйственным руководителем надо родиться, тут необходим талант, у Николая Александровича его не оказалось. Страдал он, страдали окружающие, наконец отец не выдержал, в 1954 году «сосватал» своего соседа послом в Польшу, а «на Москву (в МК. — С. Х.) посадил» Ивана Васильевича Капитонова, человека, как ему казалось, скроенного по тем же меркам, что и он сам.

Секретарем Московского городского комитета (МГК), избрали Екатерину Алексеевну Фурцеву.[21] Отцу нравились ее хватка, напористость, а когда требовалось, она становилась сдержанной, порой даже ласковой. Правда, органы докладывали, что она не по-женски злоупотребляет шампанским, и не только им. И тем не менее, отец не ошибся в выборе, Фурцева оставила по себе добрую память.

В Польше у Николая Александровича тоже не заладилось, посол в соцстране, особенно такой непростой, как Польша, не столько дипломат, сколько хозяйственник. Он должен разбираться не только в протоколе, но и в межотраслевой кооперации социалистических стран. В Польшу назначили Пантелеймона Кондратьевича Пономаренко, бывшего секретаря ЦК Белоруссии, а Михайлову снова пришлось подыскивать подходящее его рангу место.

Тут и повод подвернулся. Сталинский философ, министр культуры Георгий Федорович Александров скомпрометировал себя. В Москве вовсю судачили о его «приключениях» с молодыми актрисами, в том числе с Аллой Ларионовой. В фильме «Анна на шее» она очаровала всех. А теперь она «на шее», но уже не в кино, у царского, а в жизни, у нашего, советского, министра. Срочно приняли меры. Александрова, как не справившегося с работой, освободили, отправили научным сотрудником в Институт философии, но не в московский, а минский. На его место и назначили Николая Александровича. Сочли, что культура, конкретных знаний не требует, он тут не оплошает.

На новом месте Михайлов быстро освоился. Ему очень нравилось общаться с писателями, художниками, режиссерами, по-отечески их поучать, а порой и одергивать. Раиса Тимофеевна просто блаженствовала: премьеры спектаклей, просмотры новых фильмов, вернисажи, знаменитости на каждом шагу.

Должность эта в правительстве самая неблагодарная. Занявший ее никогда и никому не угодит. Любой самый захудалый писатель, режиссер, актер считает себя, если не гением, то уж несомненно, на две головы выше своих коллег, а интеллект начальства отмеряет в зависимости от его согласия со своим, «единственно правильным», мнением. А уж признанные таланты вообще не считаются ни с кем, кроме себя. Талант так устроен. А тут какой-то Михайлов, министр?!