Аркадий Бабченко - Алхан-Юрт; Аргун; Моздок-7

• Название: Алхан-Юрт; Аргун; Моздок-7
• Автор: Аркадий Бабченко
• Жанр: Современная проза

«Что говорили — делал, куда приказывали — шел, что вешали — нес, на что сажали — ехал, во что показывали — стрелял. Хотя толку от этого не было никакого». Три повести о войне и армии. Правдивые и беспощадные.

---

— Нет, это не чехи. Это пятнашка. Просто позиции сменили. — Он отвернулся от болота, включил на часах подсветку. — Ладно, второй час уже. Пошли спать.

— Я здесь останусь, товарищ капитан. — Вентус кивнул на БТР. — Там у парней место еще есть, к ним полезу.

Ситников кивнул, поднялся и пошел к кустам, туда, где был пехотный бэтэр и куда ушел Игорь. Артем отправился следом.

Машина стояла на малюсенькой, чуть больше её периметра, опушке среди боярышника. Вокруг суетилась пехота, которой оказалось неприятно много. "Блин, откуда их столько? — Удивился Артем. — Фишку не выставляли, что ли?…И здесь поспать не удастся".

Около распахнутого настежь бокового люка, очертившего на земле круг блеклого света, облокотившись на броню, стоял Игорь, матерился на солдат, поднимая очередную смену караула, «фишки» по-армейски:

— Давай, давай, бегом! Шаволитесь, как сонные мухи. Быстрее, а то чехи свет заметят. В следующий раз гранату кину, влет выскочите у меня! Вы чего, у нас спать будете? — сказал он, заметив Артема и Ситникова.

— А где ж еще? Что, по-твоему, пехота немытая в бэтэре нежиться будет, а начштаба и его персональный радист всю ночь на бугорке мерзнуть должны? И так уже яйца звенят, отморозил все на хрен. У вас в бэтэре тепло?

— Нет, мы двигатель не заводим. Его сейчас ночью да по воде — за пять километров слышно будет. И соляры мало… Знаешь анекдот: два комара влетают в спортзал, один другому: «Бр-р, холодно что-то», а тот: «Ерунда, за ночь надышим!»

— Место хоть есть?

— Найдем. У нас фишка сегодня больша-а-я. — Игорь улыбнулся, пропустил вперед Артема и полез в люк. — Решили ночь на трое ломать, с семи до семи по четыре часа получается. Долго, зато выспаться можно. Устали люди… Под башню вон ложись, на ящики.

В машину их набилось человек двенадцать. На десантный диван с одной стороны накидали тряпья, получилась лежанка. Там разместились четверо. Двое легли на подвешенные над диваном санитарные носилки. Ситников согнал с командирского места дремавшего там наводчика, заснул сидя. Рядом с ним захрапел водила. Кто-то лег позади них, в углублении для брезента. Наводчик переполз на свой стульчак за пулемет, примостился, положив голову на коробку КПВТ. Артем пролез мимо него под башню, стукнулся лбом о коробку с лентами, затылком о пулемет, бушлатом зацепился за боковую турель, втиснулся в пространство между телом спящего пехотного взводного и броней, продавил своим весом местечко, завозился на ящиках с патронами. Ящики были навалены на попа, их острые углы резали тело сквозь бушлат, давили на ребра. Артем поворочался, выбрал себе опору на четыре точки — один угол под плечо, один под задницу, один под колени и один под ступни, голову положил на живот парня, спавшего на месте брезента, шапку надвинул на глаза, ремень автомата намотал на руку.

Было ужасно неудобно. Нутро БТРа тускло освещалось двумя лампочками, в полумраке, куда ни глянь, везде были навалены спящие тела. "Вот уж действительно, гроб на колесах, — подумал Артем, — братская могила. И придумают же технику. Тут и одному-то не развернуться, не то что двенадцати рылам. Одна "муха", и всем конец, в такой тесноте никто не вылезет. Мне, так точно отсюда не выбраться. Самое поганое место, под башней, прямо в середине".

Артем закрыл глаза, сквозь наступающую дрему подковырнул пехоту:

— Слышь, мужики, у вас фишка не заснет?

— Не заснет.

— А то, случ-чего, одна "муха", и напишут маме, что служба у сына не сложилась.

— Сплюнь, придурок.

Артем поплевал три раза, постучал себя по лбу, зевнул и, пробормотав "не будить, не кантовать, при пожаре выносить первым", отключился.

Проснулся он минут через двадцать. Отдавленное углом плечо невыносимо резало, согнутые ноги сводило судорогой. Но самым поганым было то, что ужасно болел мочевой пузырь — на холоде организм, сохраняя тепло, выводил лишнюю влагу, и Артему нестерпимо хотелось по малому. Так было всегда, в Черноречье они даже сверяли по этому делу часы — через каждые пятьдесят минут взвод как один просыпался и шел мочиться.

Артем глянул на пехоту в надежде, что хоть кто-то проснется. Но никто не шевелился, все спали.

"Не вылезти, — с тоской разглядывая груду застилающих дорогу тел, подумал Артем, — придется терпеть. Вот сука, только что отливал же… Видимо, похолодало".

Оставшаяся ночь прошла в бредовом полузабытьи. Он то на пять минут проваливался в темноту без сна, то просыпался. Все время в машине шло движение. Кто-то приходил с фишки, кто-то вылезал, кто-то залезал, кто-то, проснувшись, курил, кто-то подыскивал себе место. Вся эта кутерьма проходила мимо сознания Артема, не задерживаясь в нем. Просыпаясь, он сам тоже ворочался, менял положение, курил. Тело постоянно затекало на острых углах. Было холодно, мокрые вещи не высохли, его трясло… И все время мучительно хотелось по малому.

Наконец, очнувшись в очередной раз, Артем понял, что терпеть этот сон он больше не сможет. Надо как-то выбираться из ледяной машины — попрыгать, помочиться, развести костер. Он приподнялся на локтях, огляделся. Ситникова не было, через приоткрытый командирский люк в машину проникал свет.

Артем, торопясь, перекатился через сиденье, откинул крышку и полез наружу, как щенок, поскуливая от боли в мочевом пузыре. Быстро-быстро, боясь не успеть, он спустился вниз и, облегченно вздохнув, зажурчал под колесом.

— Мама дорогая, как хорошо-то… А-а-а… Как Бога за яйца подержал…

Струйка, пару раз брызнув, иссякла. Артем удивленно вскинул брови:

— И все? Так хотелось, думал океан налью, а это все?

Его вдруг озарило:

— Сука! Я ж себе мочевой пузырь отморозил! — Он повернулся вокруг своей оси, ища справедливости. Мысль, что теперь в его организме, раньше никогда не подводившем, теперь нарушена какая-то функция, сильно задела его. Мочевой пузырь — не бэтэр же, не починишь.

— Вот паскудство! Чехи, гады, сволочи! Ну, суки, я вам это еще припомню!

На улице уже рассвело, ранняя дымка стелилась по земле. Метрах в десяти от машины, греясь около куцего костерка, сидела пехота, жгла снарядные ящики. На огне стоял термосок, от которого шел ароматный пар.

Артем, все еще озлобленно матерясь, подошел к костерку. Пехотный взводный, не глядя на него, подвинулся на дощечке, приглашая присесть. Больше никто не пошевелился, бессонная холодная ночь всех довела до апатии.

— Чего ругаешься-то? — спросил взводный.

— Пузо отморозил.

— А-а… Бывает… — Взводный экономно отломил от снарядного ящика одну дощечку, бросил её в костер.

Артем присел рядом с ним, стянул сапоги, поставил их поближе к жару. Мокрая кирза запарила. Тепло от костра приятно согревало прозябшее насквозь тело. Артем вытянул к костру ноги, пошевелил пальцами, наслаждаясь огнем.

Термосок пыхнул в лицо парком. От запахов у Артема закружилась голова, в животе заурчало. Он вспомнил, что последний раз по-человечески ел вчера утром. От этой мысли он почувствовал резкий голод.

Втянув воздух ноздрями, он картинно шмыгнул носом, придуриваясь, улыбнулся по-клоунски:

— А чего, мужики… Как бы это подипломатичней спросить… Пожрать есть чего-нибудь?

Никто не ожил, не улыбнулся. Кто-то, упершийся подбородком в колени, не поднимая головы ответил:

— Настой из боярышника. Сейчас закипит.

— Все?

— Все.

— А-а… А вода откуда?

— Из болота.

— Она ж тухлая. Таблетку-то обеззараживающую хоть кинули?

— А толку? Её четыре часа выдерживать надо. С голоду сдохнешь.

Таблетками этими, которые им клали в сухпайки, они почти никогда не пользовались. Так, когда было время и много воды. В основном воду пили сырую — из канав, луж или местных речушек. И, странное дело, никто не заболевал, хотя с каждым глотком они втягивали в себя годовую норму болезнетворных микробов. Не до этого было. Организм в экстремальной ситуации нацелен только на одно — выжить, и на всякие мелочи типа брюшного тифа просто не обращает внимания. Пустые желудки переваривали кишечные палочки, как попкорн, высасывая из них все до последней калории.

Они могли спать зимой в мокрой одежде на камнях, за ночь примерзая к ним волосами, и хоть бы кто кашлянул.

Болезни начнутся потом, дома. Выйдет страх ночными криками и бессонницей, спадет напряжение и полезет из них война наружу чирьями, вечной простудой, депрессией и временной импотенцией, полгода будет еще отхаркиваться солярной копотью от "летучих мышей".

Термосок закипел, забулькал. Петрович, сорокалетний контрактник, руководивший варкой, подцепил его веточкой, обжигаясь и одергивая руки, поставил на землю, и той же веточкой помешал настой.

— Готово. Давайте котлы.

Протянули котелки. Петрович разлил в них мутную, пахучую жидкость, протянул термосок сидящему рядом солдатику: