Андрей Молчанов - Улыбка зверя

• Название: Улыбка зверя
• Автор: Андрей Молчанов
• Жанр: Боевик

 Банда отморозка Ферапонта захватила весь город. Не признавая воровских законов, бандиты с особой жестокостью уничтожили конкурирующие группировки. Подмяли под себя коммерсантов и местный обогатительный комбинат. Городские власти закрывают на все глаза, потому что куплены на корню.

Казалось, никто не способен остановить беспредел. Если бы это не коснулось одного человека. На глазах Ивана Прозорова, подполковника ГРУ в отставке, ферапонтовцы убили брата вместе с семьей и сожгли его дом. Такое простить нельзя. И пока в живых останется хоть один бандит, Иван не успокоится. Главное, чтоб хватило патронов...

---

За соседним столиком громко матерились. Мне думается, нарочно громко, чтобы досадить им. Они рисовались перед его красавицей. Как подвыпившие подростки… Потом один из них встал и направился к их столику. Здоровый, подлюка. Стриженный коротко и как-то квадратно. У них мода такая, знак отличия от всех других людей. Он бесцеремонно взял пустой фужер, налил туда шампанского из чужой бутылки и насильно чокнулся с его красавицей.

— За любовь! — сказал он и выпил залпом. — А ты живи пока, — он похлопал его по плечу. Даже не похлопал, а потрепал как-то очень обидно и вернулся к своим. Из-за соседнего столика раздался дружный хохот, ржанье…

Мой сосед промолчал. И правильно сделал, я думаю. Надо было как-то выбираться отсюда. И его красавица сказала:

— Прозоров, давай уйдем отсюда, мне здесь не нравится…

Еще бы ей здесь нравилось. Мне лично все здесь очень не нравилось. Моя барышня сидела спокойно, как будто ее ничего не касалось. Я налил большие стопки водки и, не дожидаясь, пока она возьмет стопку в руку, выпил одним махом. И тут же налил вторую. Честно говоря, я струхнул.

— Нет, Ада, — ответил ей сосед. — Нельзя уходить так вот…

Я выпил еще одну стопку и не стал закусывать. Мне хотелось преодолеть робость. А он наклонился ко мне от своего стола и тихо начал говорить. Честно говоря, я и тут немного сподличал. Мне показалось, что невыгодно вот так сидеть, как будто мы близкие друзья. Бандиты могли подумать, что мы с ним заодно, а я ведь его в первый раз видел. Поэтому я чуть-чуть отодвинулся. Чуть-чуть, чтобы он не подумал, что я его предаю.

— Эта порода самая гнусная, — говорил он мне.

Я слушал его через слово и как-то отчужденно. Ко мне-то они не лезли и мою девицу не трогали. На меня они просто не обращали внимания, я был для них ничто, ноль. Скорее всего, девка эта была из их круга, подсадная утка. Напоить вот такого лоха, подхалтурившего художника, отвезти на свою малину, отобрать деньги и выставить пинком под зад. С Цейхгаузом это уже случалось, хоть он и пьет разумно.

Так что задним числом я могу вздохнуть облегченно — мне очень даже повезло. Кой черт вомчал, тот и вымчит, как говорится…

Но все-таки лучше бы я был посмелее. А то теперь вот терзает совесть. Знать бы наперед как дело сложится, конечно, я был бы посмелее. Я был бы просто храбрец. Как-то так с детства повелось, что храбрецом я не был никогда. Разве что в драках с Цейхгаузом, да и то пьяный. Лучше бы я с детства смелость вырабатывал…

Как же они над ним измывались! Был бы я попьянее, непременно не выдержал этих хамских издевательств и бросился в драку. И лежал бы теперь в морге. Но все-таки я попробовал на ощупь горлышко бутылки. Еще две-три рюмки, и я бросился бы на них. Конечно, если бы они оставили его и стали задирать меня. Но меня-то они не трогали и даже не взглянули ни разу. Я для них был ноль. Метр семьдесят, борода… Конечно, я сподличал, когда перестал с ним разговаривать. Удивительно то, что он был спокоен до конца. Бледнел все больше и больше, но был спокоен. Вот, черт подери, выдержка! Бывают же люди… Думаю, он не врал на счет своей военной службы и на счет Африки. Думаю, что не врал и тогда, когда, поглядев на меня внимательно, усмехнулся и сказал напоследок:

— Я их вычислял и уничтожал, как насекомых. При всяком удобном случае…

Он не рисовался, он был самим собой. Если бы я, к примеру, стал корчить из себя крутого и храбреца, меня бы мигом раскусили. В лагерях это, кажется, называется “бить по ушам”. Это когда кто-нибудь пытается выдать себя за нечто лучшее, чем он есть на самом деле, но потом не выдерживает роли. Человек не может долго выдержать разлуки с самим собой…

А она все тянула его за рукав. Было видно, что и она отчаянно трусит. Эти-то быки действительно были страшны. Тупы и страшны. Такие убивают не испытывая особенных эмоций. Именно как насекомые.

И все-таки я еще не вполне доверял ему. Он и пикнуть не посмел, когда один из этих четверых, самый маленький, а потому, вероятно, и самый вредный и злой, подошел и вылил ему на голову полфужера томатного сока. Ну и гогот поднялся за соседним столиком… Он стерпел и молча стал вытираться салфеткой. Я к тому времени уже почти допил свою отравленную водку, но пьянел слабо. Нервная была обстановка.

— Ладно, — сказал он каким-то придавленным голосом. — Надо убираться отсюда. Ты, Ада, иди подгони машину к выходу. Я приду через минуту…

Она поглядела на него с жалостью и мне показалось с легким презрением. Томатный сок все-таки… Какая уж тут серьезная любовь…

Она встала и быстро пошла к выходу. Один из этих четверых, маленький и вредный, поднялся было ее перехватывать, но тут сосед мой решился на отчаянный поступок. Он сам пошел к ним, как кролик. Он тоже был невысокого роста. Выше меня, конечно, поплотнее, пошире в кости.

— Братва! — сказал он почти с отчаянием, присаживаясь к ним за стол на краешек стула. — Позовите-ка официанта. Надо выпить мировую…

С этими словами он вытащил несколько сотенных бумажек. Долларов. Я мельком оглядел всех четверых. Заинтересованное презрение явственно читалось в выражении их лиц, иначе не скажешь. Все-таки они его достали. Все-таки они его раскололи на эти зеленые.

— Бутылку шампанского! — сказал он, этот Прозоров.

Или мне так почудилось? Прозоров перебирал в руках свои доллары, отложил одну купюру в нагрудный карман пиджака, а какие-то бумажки протянул одному из быков, рыжему и конопатому. В зале стало как-то очень-очень тихо, слышно было, как где-то за стеной позвякивают в мойке тарелки. Рыжий молча принял деньги, недоуменно стал их разглядывать.

— Дружков похоронишь, — серьезно сказал Прозоров, вставая. — Только чтоб все честь по чести… Духовой оркестр, венки и прочее… И смотри у меня! Я после зайду, проверю, как ты ухаживаешь за могилками…

Ну а потом все это и произошло. Кто мог ожидать? Честно говоря, я никогда не думал, что пистолет стреляет так оглушительно громко. До сих пор звенит в ушах, хотя прошло уже полтора часа.

Он в пару секунд, как робот какой-то в упор расстрелял троих, несколько мгновений раздумывал над четвертым, рыжим… Рыжий сидел с отвалившейся челюстью, журчащая струйка лилась из-под него на пол.

А он усмехнулся и — пошел к выходу.

Куда делась моя случайная знакомая, не знаю. Когда я опомнился и огляделся, ее уже не было. Это, конечно, к лучшему.

— Тебеньков! — крикнул сержант, скользя взглядом по лицам задержанных…

Это меня. На допрос к дознавателю. Я встаю и иду за сержантом на второй этаж. Навстречу нам по лестнице спускаются трое. Это те, один из которых нанес “несколько сокрушительных ударов”. Они теперь не так оживлены, по-видимому, начинает выходит давешний хмель.

Дознаватель молодой и какой-то несерьезный, похож на студента. Он привычным жестом вытаскивает свои бланки, обнажает перо. Пока он готовится приступить к своим служебным обязанностям, я успеваю подумать о том, что, может быть, ничего и не было, а только пригрезилось мне с пьяных глаз. Уж больно неправдоподобно. Положил троих и ушел на глазах у всех как ни в чем не бывало.

По крайней мере протокол, подписанный после двенадцати ночи, точно не имеет юридической силы. Я почему-то в этом убежден. Надо будет после справиться у знакомых юристов…

КОЛДУНОВ

Колдунов сидел в своем служебном кабинете, откинувшись на высокую спинку кожаного кресла и пусто созерцал потолок, не находя в себе никаких сил подняться и совершить хоть какое-либо действие. Он находился в ватном, полуобморочном состоянии, и лишь одна звенящая осой мысль билась в его голове:

“Бежать, бежать, бежать!”

Да, эта мысль теперь всецело овладела существом Колдунова.

Когда московские и местные осведомители донесли ему, что грядет тотальная проверка комбината и города Генеральной прокуратурой, а РУБОП собрал для данной проверки убийственные материалы, Вениамину Аркадьевичу открылось, что в жизни его наступила черная полоса, однако впоследствии, то бишь, сегодняшним утром обнаружилось, что полоса эта была белой… И всему причиной стали донесенные ему на ухо совершенно секретные сведения, будто им занимается отныне Федеральная служба безопасности. И не пустыми были эти сведения — ох, не пустыми! Как поведал компетентный информатор, дело с продажей военных технологий в США всплыло, причем всплыло в подробностях, и теперь, до процедуры ареста его, Колдунова, чекистам осталось выполнить лишь некоторые рутинные мероприятия, не более того…

Колдунов изможденно вздохнул, глядя на свои трясущиеся пальцы. Мелькнуло:

“Откуда прознали, как?”

Информатор, нагло содравший с него за свои услуги изрядный куш, уверял, что данные наверняка пришли из-за границы, где, как бы то ни было, а все-таки продолжала работать разведка пускай и разваленного государства, и в вероятность подобной версии Колдунов начинал верить все сильнее и отчетливее.