Сергей Кузнецов - Живые и взрослые

• Название: Живые и взрослые
• Автор: Сергей Кузнецов
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-17-075127-3, 978-5-271-36733-5

Сергей Ю. Кузнецов — прозаик, журналист; автор романа «Хоровод воды», самой необычной семейной саги нашего времени, вошедшей в шорт-лист премии «БОЛЬШАЯ КНИГА».

Мир в романе «Живые и взрослые» не делится на богатых и бедных, на белых и красных — здесь есть только живые и мертвые. Между живыми и мертвыми проведена Граница и налажены деловые отношения. У мертвых есть современные технологии и красивая одежда, у живых — любовь и дружба. У живых — течет время, у мертвых — его нет.

Зато и там, и там есть любопытные школьники…

Как было до Проведения Границ? Возможно ли разрушить Границу и жить всем в мире? Угрожает ли что-то миру живых? Смогут ли они разгадать все загадки и спасти свой мир?

---

Почему-то Лева чувствует неловкость. Хочет спросить, зачем заводить домашних животных, если не любишь их? Вот Мина — если она умрет, он будет переживать. И мама с папой будут, не говоря уже о бабушке. А как Шурка будет плакать — страшно представить. К счастью, черепахи живут долго.

— А ты раньше в «пятнашке» училась? — спрашивает он, чтобы сменить тему.

— Да, меня тетя туда отдала, — говорит Ника, — сказала, мне надо заниматься спортом. Правда, спортсменка из меня не получилась, это точно.

— Ты потому оттуда и ушла?

— Ну, не только. — Ника по-прежнему смотрит на рыбок. — Ты вот говорил, чтобы я на девчонок наплевала, не парилась, — так я привычная. Знаешь, как в «пятнашке» меня травили? То в мешок со сменкой напихают грязи, то портфель в туалете в бачок засунут.

— У меня две недели назад сестру младшую побили, — говорит Лева, — ну, когда она мимо «пятнашки» проходила.

— Это Вадик, наверное, — говорит Ника, — он всегда заводила в таких делах: подстеречь кого-нибудь и ребят натравить. Однажды он мне клея на стул налил, чтобы я приклеилась.

— И что?

— Ну, юбку пришлось выбросить. Тетя страшно ругалась.

— А родители твои в школу не пошли после такого?

Ника постукивает пальцами по стеклу аквариума.

Серые рыбки одна за другой проплывают сквозь ее отражение.

— Не пошли, — говорит она, — их нет. Погибли в аварии позапрошлым летом.

Лева замирает. Как же так? Никины родители — мертвые? Нет, конечно, он всегда понимал: мертвые — это бывшие живые, чьи-то друзья, бабушки или дедушки… но вот недавно ты знал этих людей, твоих маму и папу, любил их, они любили тебя, а теперь — они мертвые, по ту сторону Границы и вместе с другими мертвецами угрожают живым — нет, невозможно.

— Ты только не говори об этом никому, хорошо? — просит Ника. — А то знаешь, думают, что если у меня родители — мертвые, то я какая-нибудь смертница или даже хуже.

Мертвые родители… Он попытался представить мертвых — таких, какими их показывают в кино, но только с лицами мамы и папы… нет, невозможно, нет, нет.

— Дай мне слово, самое-самое страшное слово, — говорит Ника и поворачивается к Леве. — Жизнью родителей поклянись, что никому не скажешь.

— Клянусь, — говорит Лева, — жизнью родителей, да. Слава богу, они еще живые, думает он, слава богу.

5

За стеклом белый снег падает на черные деревья. Несколько снежинок ложатся на оконный откос — и Марине кажется: она видит, как они медленно тают, превращаясь в едва заметные мокрые пятнышки.

Первый октябрьский снег, обещание долгой зимы. Но все равно — еще рано доставать лыжи, не пришло время снежных крепостей, скольжения по льду замерзших прудов, упругих снежков, летящих в лица врагов и вечерние окна друзей: эй, выходи, давай играть! Марина знает: снег не раз растает и снова выпадет, и только потом — зима, мороз, елки сверкают на улицах, на ветках — гирлянды и шары, на верхушке — серебряная звезда, заключенная в круг.

Но это еще не скоро. А сейчас остается смотреть в окно и гадать: дождется ли первый снег конца уроков или сгинет, едва коснувшись земли, словно снежинка на откосе окна?

— А Марина Петрова, я вижу, все смотрит в окно, — говорит ДэДэ, — наверное, она лучше учителя знает тему сегодняшнего урока, не так ли, Петрова?

После той давней истории с катанием по перилам ДэДэ пользуется любым поводом, чтобы прицепиться. Вот теперь нельзя в окно смотреть, здрасте пожалуйста.

— Нет, — отвечает Марина, — я не знаю темы сегодняшнего урока. Но вы же все равно на доске не пишете, так что я могу и в окно смотреть.

— Хорошо, — говорит географ, — раз я не пишу на доске, то я попрошу кого-нибудь выйти и написать нам, например… пять основных характеристик нечерноземных почв. Это будет… — запустив пальцы в разлохмаченные волосы, он наклоняется над журналом, — это будет… — класс замирает, никто не знает пяти основных характеристик, — а, вот Петрова пусть и будет!

Марина поднимается и краем глаза видит, как Ника, раскрыв учебник, показывает обкушенным ногтем нужный абзац. Марина гордо вздергивает голову — все равно не успеет прочитать! — и идет к доске. Еще не хватало ей подачек от Ники! Мало того что Марина лишилась соседнего свободного места, так теперь еще и Лева чуть что начинает: «А вот Ника сказала… Ника считает…»

Правда, Лева рассказывает о Нике только Марине с Гошей — конечно, они друзья, дразниться не будут. А остальные, небось, поднимут на смех: еще бы, самый умный мальчик, а дружит с дурочкой из «пятнашки»!

Пятнашки — дураки, это все знают.

Марина стоит у доски. Хорошо, три из пяти характеристик она помнит, а две другие придется сочинить. Меньше тройки по-любому не поставят — ну, дома на Маринины тройки давно махнули рукой. Мама знает: в четверти опять будут одни четверки, а в учебное время их-то как раз и не бывает — только тройки и пятерки. Три плюс пять будет восемь. Делить на два. Вот вам и среднее арифметическое.

Конечно, Марина может учиться лучше — но зачем? И без этого в жизни столько интересного! Чем учить скучные уроки, лучше гонять на велосипедах с Гошей, обсуждать с Левой, будет ли продолжение у «Мальтийской птицы» и правда ли ДэДэ — шпион мертвых.

Марина считала — нет, не правда, а Лева убеждал, что очень даже может быть, потому что, во-первых, ДэДэ вредный, во-вторых, непонятно зачем ходит в какие-то дурацкие походы, а в-третьих, в школах всегда бывают шпионы — какой угодно фильм посмотри!

Гоша по обыкновению говорил: «Ух ты!» — а Марина спорила: мол, если бы географ был шпионом, его давно бы уже поймали. И вообще — с мертвыми сейчас мир, шпионы только в кино и остались.

О мертвых Марина знает больше всех в классе. Все-таки ее папа время от времени бывает на приемах в Министерстве по делам Заграничья, встречается с мертвыми послами, заключает какие-то торговые сделки, покупает мертвую технику или мертвую одежду — те самые, которые потом не найдешь в магазинах, только у знакомых или на черном рынке. Марина сто раз просила папу достать мертвый плеер — живые плееры, которые продавались в магазинах, то и дело ломались и жевали пленку, — но папа категорически отказался. Мама объяснила: мертвые все время предлагают ему подарки, чтобы он заключил договор именно с ними, на их условиях. Но подарки эти брать нельзя: если узнают — в лучшем случае выгонят с работы.

Вот Марине и приходится ограничиваться редкими папиными рассказами о мертвых. Он говорит, мертвые вовсе не похожи на то, как их показывают в кино: по крайней мере — те мертвые, с которыми знаком папа. Они хорошо одеты, белокожи, носят, как правило, черные очки и смокинг, да и вообще всем похожи на людей, разве что действительно не любят солнце. Вот деловые встречи и происходят по ночам, а утром папа отсыпается, так что Марина видит его только по выходным.

Само собой, папе не до Марининых троек, тем более — по географии.

А по мертвым языкам у нее всегда пятерки — это папа ценит. Недаром когда-то хотел отдать ее в языковую спецшколу.

Марина выходит на улицу. Надо же, снег еще не растаял! Смеясь, она бросает снежок в Гошу, кричит:

— Откроем сезон?

— Ага! — и, бросив сумку, Гоша хватает пригоршню снега.

Лева уже куда-то убежал, так быстро, что Марина даже удивилась.

— Что это с ним? — спросила она Гошу.

— Может, он Нику пошел провожать?

— Ника-Кика, — зло ответила Марина, — не дружит он больше с нами, я правильно поняла?

— Почему не дружит? — пожал плечами Гоша. — Можно же дружить и с ней, и с нами?

— Как-то раньше без нее обходились, — сказала Марина, — и ничего.

В раздевалке она рассказывала Гоше мертвый фильм, который когда-то видел дядя Коля и потом пересказал ей. Это был фильм про мертвое об-гру, только оно называлось как-то по-другому. Действие происходило в специальной школе-монастыре, и главного героя приходили учить тонкостям боевой техники четыре призрака.

Вообще, в мертвых фильмах всегда довольно много призраков — что, конечно, неудивительно. Призраки — они ведь тоже мертвые, но только перешедшие Границу.

Тут Марина всегда путалась, а папу спросить стеснялась. Мертвые, с которыми общались папа и дядя Коля, призраками не были, это точно. Не были они, разумеется, и боевыми зомби — лишенными разума мертвыми, брошенными на прорыв Границы. Получалось: не все мертвые, пересекшие Границу, становятся призраками. Хочется разобраться, но в книгах ничего не пишут, а папу спросить Марина не решается. Можно еще поговорить с Павлом Васильевичем, но тут надо выждать момент, когда он начнет вспоминать войну. Вот тут и надо спрашивать.

Гошин снежок попадает Марине прямо в нос. Становится мокро и смешно.

— Ну берегись! — кричит она. — Не уйдешь!

— Ну чего, до первой крови? — говорит Лева.