Всеволод Овчинников - Своими глазами

• Название: Своими глазами
• Автор: Всеволод Овчинников
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 2006
• ISBN: ISBN 5-17-035906-3, ISBN 5-9713-2212-5, ISBN 5-9578-4267-2

Всеволод Владимирович Овчинников — журналист-международник, писатель, много лет проработавший в Китае, Японии, Англии. С его именем связано новое направление в отечественной журналистике: успешная попытка создать психологический портрет зарубежного общества. Творческое кредо автора: «убедить читателя, что нельзя мерить чужую жизнь на свой аршин, нельзя опираться лишь на привычную систему ценностей и критериев, ибо они отнюдь не универсальны, как и грамматические нормы нашего родного языка». Дилогия «Вознесение в Шамбалу» и «Своими глазами» описывает путешествия автора не только в пространстве — от Новой Зеландии до Перу, но и во времени — с середины 50-х годов XX века по сегодняшний день.

Свою книгу «Своими глазами» Всеволод Овчинников построил как рассказ о воображаемом кругосветном путешествии по двум дюжинам стран всех континентов. Автор делится впечатлениями о чудесах света, которые ему удалось повидать: пещерные храмы Аджанты в Индии и древние городища народа майя в Мексике, загадочные рисунки на плоскогорье Наска в Перу и необъяснимое мастерство психохирургов на Филиппинах, оперирующих без инструментов. Лейтмотивом книги служит мысль о взаимном проникновении и обогащении различных национальных культур, общности корней человеческой цивилизации.

---

Если Китай — центр Поднебесной, а Пекин — столица Срединного государства, то центром столицы должен быть императорский дворец. Именно он и стал им в 1420 году по воле императора Юнлэ. Мало найдется в мире городов, являющих собой столь безупречное воплощение единого архитектурного замысла. Запретный город, то есть ансамбль из 9999 дворцовых помещений, симметрично расположен относительно линии, которая проходит от южных городских ворот до северных. Она служит осью планировки исторической части города. На этой восьмикилометровой прямой расположены все архитектурные доминанты старого Пекина. Императорский дворец был домом для 24 императоров династий Мин и Нин, а также тюрьмой для последнего из них, о чем с исторической достоверностью рассказывает фильм Бертолуччи.

Все улицы старого Пекина идут с юга на север или с востока на запад, пересекаясь только под прямыми углами. Из-за этого у коренных пекинцев настолько развилось чувство направления, что вместо слов «направо» или «налево» они говорят: «Идите на север, а на третьем повороте поверните на восток». Утверждают даже, что если пекинца, потерявшего сознание на улице, отвезти на «скорой помощи» в больницу и спросить, где болит, он, не задумываясь, ответит: «На западной стороне живота».

Словом, план Пекина похож на лист из тетради в клеточку. Своей расчерченностью и симметрией город отражает присущий китайскому характеру рационализм, склонность к субординации и порядку. Именно такую столицу должен был построить себе народ, который возводит чуть ли не в ранг религии то, что мы привыкли называть «китайскими церемониями». Как сложились эти черты, помогут понять три ключа к китайской душе.

Культ предписанного поведения

Этими тремя ключами можно назвать «три великих учения» — конфуцианство, даосизм и буддизм. Их зарождение совпадает по времени с расцветом древнегреческой цивилизации. Но в отличие от Древней Греции философия в Китае существовала не сама по себе, а была непосредственно подчинена политической практике. В наибольшей степени это относится к конфуцианству. Строго говоря, это не религия, а морально-этический кодекс, ибо его главная цель — нравственное самосовершенствование человека. На вопрос учеников, почему он никогда не говорит им о загробной жизни, Конфуций ответил: «Пока люди не научились правильно относиться друг к другу в этом мире, какой смысл рассуждать о мире потустороннем?»

Конфуций появился на исторической сцене 25 веков назад, в эпоху Сражающихся царств, в смутное время нескончаемых междоусобиц. Его учение отразило накопившуюся в народе жажду мира и порядка. Проблемы управления государством, отношения верхов и низов общества, нормы нравственности и морали — вот стержень конфуцианства. «Государь должен быть государем, а подданный — подданным. Отец должен быть отцом, а сын — сыном». Эта ключевая фраза из книги Конфуция «Размышления и слова» имела в эпоху раннего феодализма большое прогрессивное звучание. Ведь она означала, что каждый должен вести себя соответственно своему положению: на преданность подданных вправе рассчитывать лишь справедливый государь, на сыновнюю почтительность — лишь хороший отец. Мысль о том, что никто не может пренебрегать своими обязанностями, забывать о своем долге, была смелым вызовом произволу: «Чего не пожелаешь себе — не делай другим». Эта мысль Конфуция, ставшая 500 лет спустя одним из главных постулатов христианства, дает право считать его великим просветителем своего времени. Неудивительно, что гуманистическая сущность этого учения вступила в противоречие с феодальным деспотизмом первого объединителя Китая императора Цинь Шихуанди.

О замыслах этого властителя позволяет судить не только Великая китайская стена (до нее из Пекина всего пара часов езды). Близ города Сиань можно увидеть еще одно созданное им чудо света. В полутора километрах от восточного могильного кургана императора обнаружено многотысячное войско из керамических фигур в натуральную величину: копьеносцы, лучники, боевые колесницы выстроились по всем правилам военного искусства. Древний владыка хотел увековечить свою боевую мощь. Но время обезоружило его войско. Обратились в прах деревянные луки, стрелы, копья. Не дожили до наших дней бронзовые секиры, сабли, кинжалы. Теперь можно лишь догадываться, что воин, склонившийся на одно колено, — лучник. Тот, у кого согнута правая рука, держал копье. Воевода, сомкнувший руки перед грудью, опирался на меч.

Над строительством гробницы Цинь Шихуанди трудились 720 тысяч человек. Как и Великая китайская стена, это сооружение стоило множества человеческих жизней. «Если опираться на добродетели, государство процветает. Если опираться на насилие, государство гибнет». На фоне деспотического произвола такие слова покойного мыслителя звучали явно еретически. В 213 году до нашей эры Цинь Шихуанди приказал сжечь сочинения Конфуция, а потом живьем похоронил 420 его последователей. Проповедники человеколюбия, морали и традиции старины были преданы анафеме как «паразиты», «вши», «враги государства». Эта расправа повторилась в годы «культурной революции», когда почитателей Конфуция полагалось бить, как «крыс, перебегающих улицу», — терминология хунвейбинов и строителя Великой китайской стены, как видим, весьма схожа. Однако в течение 2000 лет конфуцианство почиталось властями как официальная идеология. Главным критерием при конкурсе на государственную должность было знание классических конфуцианских текстов.

Недеяние и нежелание

Если конфуцианство родилось как протест против смутного времени, то даосизм можно считать реакцией на деспотический произвол. Основатель этого учения Лаоцзы называет словом «дао» естественный ход возникновения, развития и исчезновения всех вещей, а также поведение, соответствующее природе человека и законам Вселенной. Даосизм осуждает не только деспотический произвол, но и моральные заповеди. Это призыв сбросить оковы власти, бремя обычаев и традиций, вернуть народ к примитивной простоте и неведению. Главными принципами поведения Лаоцзы называет естественность и недеяние. Для сильных мира сего это означает «управлять, не управляя», избегать принуждения, не делать лишних усилий. Когда Лев Толстой описывал поведение Кутузова накануне Бородинской битвы, он находился под впечатлением книги Лаоцзы, которую перевел на русский язык.

Лаоцзы — первый китайский философ, изложивший законы движения и перемен. Он трактует мир как единство противоположностей, которые превращаются друг в друга. Пословица «нет худа без добра» целиком соответствует даосскому мировоззрению. Взаимное превращение противоположностей означает, что все качества равноценны. В отличие от христианства здесь нет противопоставления добра и зла, учености и невежества. Попирая догмы конфуцианства, даосизм был в Китае как бы диссидентской идеологией. И не удивительно, что его брали на вооружение участники крестьянских восстаний и тайные секты, выступавшие против монгольских и маньчжурских завоевателей, а потом против западных колонизаторов. Если конфуцианство служило моральным компасом верхов общества, то даосизм отражал мировоззрение низов и потому может считаться народной религией Китая.

Даосизм оказал огромное влияние на развитие восточного искусства. Поскольку совершенство понимается даосами как максимальный результат при минимальных усилиях, в живописи, поэзии и драме сформировался стиль намеков и недомолвок, склонность к паузам и пробелам. В отличие от конфуцианства и даосизма буддизм родился не в Китае, а пришел из Индии. Там он возник как протест против кастовой системы. Символом буддийского вероучения служит «колесо жизни»: день сегодняшний есть следствие дня вчерашнего и причина дня завтрашнего. Проявляется это в перевоплощении душ. Если человек несчастлив, он расплачивается за грехи предыдущей жизни.

В основе учения Будды лежат четыре истины. Первая: жизнь полна страданий. Вторая: причиной их служат неосуществленные желания. Третье: чтобы избежать страданий, надо избавиться от желаний. Четвертая: чтобы достичь этого, нужно пройти путь из восьми шагов. Нужно сделать праведными свои взгляды, представления, слова, поступки, быт и, наконец, стремления, мысли, волю. Тот, кто пройдет эти восемь шагов, достигнет просветления, или нирваны. Даосизм проповедует недеяние, а буддизм — нежелание. Это привело к их своеобразному сосуществованию на китайской почве. В древности не существовало четкой грани между религией, философией и наукой. Применительно к Китаю можно сказать, что «три великих учения» как раз и олицетворяют эти ветви духовной культуры. Буддизм — это прежде всего религия. Даосизм — это диалектическая философия, а конфуцианство — это наука, именуемая этикой.