Владимир Обручев - Григорий Николаевич Потанин. Жизнь и деятельность

• Название: Григорий Николаевич Потанин. Жизнь и деятельность
• Автор: Владимир Обручев
• Издательство: Издательство Академии Наук СССР
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1947

Для широкого круга читателей большой интерес представляет жизнь Г. Н. Потанина — выдающегося исследователя стран и народов Внутренней Азии, культурного деятеля, много способствовавшего просвещению Сибири до Великой Октябрьской революции.

Григорий Николаевич Потанин организовал изучение быта и эпоса бурят и других сибирских народов, устраивал музеи и выставки, хлопотал об открытии новых отделов Географического общества, был в числе учредителей первых высших женских курсов в Томске и общества вспомоществования их учащимся; организовал в Томске Общество изучения Сибири и раздобыл ему средства для отправки экспедиции в Монголию по изучению русской торговли; принимал живое участие в сибирской передовой периодической печати. По окончании путешествий он занялся также обработкой собранных материалов по верованиям и сказаниям тюркских и монгольских народов и пришел к интересным выводам о связи между восточными и западными легендами относительно сына божьего, изложенным в нескольких трудах.

---

Служба на стоянке была легкая и оставляла много свободного времени. Григорий Николаевич подружился с Бардашевым, переводчиком отряда, и через него доставал книжки журнала «Современник»,[11] который выписывал Перемышльский. Впечатления от пережитого в походе, от живописной природы и чтения передового журнала пробудили в друзьях мысль издавать при отряде рукописный журнал; привлекли еще одного офицера. В журнале были помещены рассказы, исторические и военные статьи, юмористика с карикатурами.

Выбор местности под зимовку оказался неудачным. У подножия Тянь-шаня выпал глубокий снег, и отряд очутился в безвыходном положении. Лошадей не отогнали своевременно к р. Или, где снега почти нет и животные могут пастись зимой в степи. В Иссыке они не могли добывать траву из-под глубокого снега, и к весне половина табуна пала от голода. Отряд не мог получать продовольствия с базы; не доставлялась даже легкая почта. В отряде вышли мука и соль, не было мяса; осталась только ячменная крупа, из которой варили кашу и пекли хлеб без соли. Вместо чая варили корни шиповника, которые добывали на склонах гор. К счастью, зима в этой стране кончается рано; уже в начале марта появились первые цветы.

Когда подошва гор очистилась от снега и зацвели яблони, Перемышльский перевел отряд обратно на реку Алма-ата. Здесь он начал строить укрепление, позже названное «Верным» и превратившееся в город.[12] На этой стоянке отряд начали беспокоить киргизы партии Таучубека; они пытались угнать лошадей отряда. Чтобы угнать чужой табун, киргизы обычно поступали так: несколько всадников с криками «ай гай» скакали через табун, а лошади бросались вслед за ними. Однако всякий раз, когда киргизы Таучубека делали это с табуном отряда, часовые стреляли, и табун останавливался. Почти каждую ночь тревога поднимала людей, раздавались выстрелы, крики, бил барабан, около пушек загорались фитили. Смельчаки дошли до того, что однажды вечером, когда в лагере никто еще не спал, унесли весь ужин из кухни начальника.

Перемышльский через агентов узнал, что Таучубек замышляет большой набег на русских, и решил предупредить его. Он взял сотню казаков и ракетную батарею и отправился в долину реки Чу. Потанин участвовал в этом походе; шли по ночам, а днем укрывались в глубоких оврагах. Но днем, под лучами солнца, было трудно заснуть, и люди во время ночных переходов дремали в седлах. Лошади в оврагах плохо кормились и также уставали. Перед последним ночным переходом Перемышльский сказал казакам речь, в которой разъяснил им, что отряду предстоит напасть на аул Таучубека, захватить его табуны и стада, взять в плен его самого и его семью, причем не следует убивать людей и оскорблять женщин; сопротивляющихся надо лишь связывать по рукам и ногам.

Набег удался не вполне. Хотя в ауле все еще спали, но Таучубек успел вместе с женами вскочить на лошадей и ускакать; захватили только младшего сына с женами (старший был в отсутствии), табун лошадей до 700 голов и огромное стадо баранов; последних, впрочем, пришлось оставить, так как они слишком задержали бы отряд.

Потанин, которого Перемышльский оставил с 10 казаками в арьергарде, следуя за отрядом, подбирал отсталых казаков и падавших от усталости лошадей, подвергая нападению группы киргизов, которые сбрасывали камни со склонов гор на казаков и стреляли из-за скал. Двух отставших казаков киргизы взяли в плен.

Выйдя из гор, отряд пошел назад, к р. Алма-ата; шли теперь днем, а ночью спали. Табун двигался в середине отряда, казаки и офицеры составляли вокруг него кольцо; каждый держал свою лошадь на поводу, на длинном аркане, чтобы она могла щипать траву; в случае тревоги все могли быстро вскочить на коней. Когда до р. Алма-ата оставалось сделать один переход, встретили нескольких киргизов, которые, перебивая свою речь возгласами «джан, джан!» (война), сообщили, что, пока отряд ходил к аулу Таучубека, его старший сын с джигитами напал на оставшихся на стоянке казаков, бывших на сенокосе, и четырех из них убил. На обратном пути с набега он, по их рассказам, неожиданно заметив авангард возвращавшегося отряда Перемышльского, скрылся в горах. Перемышльский вызвал охотников преследовать его. Десяток казаков и Потанин вышли на вызов; однако на своих усталых лошадях

они не смогли догнать джигитов. Подъезжая к Алма-ате, отряд увидел у самой дороги четыре шеста, воткнутых в землю, и на них четыре казачьи головы — трофеи джигитов Таучубека.

Спустя некоторое время Таучубек прислал послов с мирными предложениями. Он обещал прекратить враждебные действия и возвратил двух пленных казаков. Перемышльский освободил его младшего сына с женами.

Вскоре Потанин получил распоряжение от Перемышльского проводить в Копал гурт ротных быков и отданного под суд солдата.

В Копале Григорий Николаевич встретил двух своих товарищей по корпусу. Здесь, вместе с ними, Потанин усердно читал «Современник».

Впервые он прочитал в этом журнале «Записки охотника» и «Асю» Тургенева, «Детство и отрочество» Толстого. Статья Кавелина[13] в «Современнике» укрепила в нем любовь к этнографии, которая пробудилась в нем еще во время записи рассказов Чокана о киргизском быте и поддерживалась наблюдениями во время похода на р. Алма-ата.

Начальником копальского отряда был казачий полковник Абакумов. Он стрелял мелких птиц, приготовлял шкурки их и отправлял в Академию Наук. Список этих птиц потом использовал Чокан Валиханов, включив его в свой отчет Географическому обществу о поездке в Джунгарию.

Полковнику Абакумову поручено было отправлять время от времени серебро русскому консулу в Кульджу, для выплаты жалования сотрудникам консульства. Оно доставлялось в виде слитков, величиной с кусок туалетного мыла. Серебро отвозили казачьи офицеры копальского гарнизона. Однако, имея свои дома и хозяйства в Копале, они неохотно исполняли это поручение. Потанин предложил свои услуги и получил командировку в Кульджу. Два лета, проведенные в Семиречьи, уже познакомили его с природой центральноазиатских степей, с панорамами снежных хребтов, с бытом кочевников. Ему захотелось увидеть жизнь большого китайского города.

Григорий Николаевич отправился в декабре 1853 г. с двумя казаками и одним купцом, имевшим дела в Кульдже. Ехали девять дней на сменных лошадях, которых брали в киргизских табунах. С утра поймав и оседлав лошадей, ехали весь день до сумерек, а ночевали в ауле или в коше[14] пастухов. Киргизы-спутники были очень опытны в поисках ночлега. Впереди ничего не было видно кроме снега в долинах и на горах, а проводники уже намечали направление на какое-нибудь ущелье. Они замечали, откуда пахнет дымом. Подъехав ближе, начинали выть по-волчьи; из ущелья раздавался лай собак, и через полчаса путники сидели уже в коше, у костра.

На перевале через хребет Алтын-имель Потанина поразила разница ландшафтов по обеим сторонам хребта. Сзади лежала равнина, покрытая глубоким снегом, а впереди расстилалась желтая степь, почти без снега. Когда спустились с перевала, солнце стало так припекать, что пришлось снять шубы; в голубом небе заливался жаворонок. Контраст был так велик, что Потанину казалось, будто он въехал в другой мир. Позади осталась холодная Сибирь; он очутился в стране тепла и света; впереди тянулась более низкая горная цепь, и за ней — не то облака, не то бесконечная даль. Григорию Николаевичу представлялось, что он видит всю поверхность Китайской империи вплоть до Тихого океана.

Здание русского консульства в Кульдже стояло недалеко от города и было построено в китайском стиле, с загнутыми вверх краями крыши. Чтобы попасть в дом консула, нужно было пройти три двора, в которых помещались фанзы конвоя, прислуги и конюшни. Так строились дома китайских мандаринов. В третьем дворе находился дом консула и несколько флигелей с квартирами секретаря и помещениями для приезжих купцов.

Потанина поместили рядом с квартирой секретаря. Он прожил здесь неделю в ожидании почты для отправки в Россию. Консул Захаров снабдил его книгами. Это был ученый, впоследствии занявший кафедру манчжурского языка в университете.

Григорий Николаевич, впервые встретившийся с ученым, каждый день ходил к нему обедать и беседовать. После обеда они вдвоем совершали прогулку по дороге на запад. Консул всегда выбирал ее потому, что она на несколько минут приближала его к родине.

Китайский город, расположенный недалеко, беспокоил и привлекал своим шумом, доносившимся в консульство. С утра до вечера тысячи голосов гудели на разные лады, и Потанину очень хотелось знать, что там творится. Но самого города не было видно. Из консульства видны были только высокие зубчатые стены с башнями, окружавшие город. Григорий Николаевич, проводник и секретарь консульства отправились верхом в город. Через огромные ворота в одной из башен с тяжелыми, обитыми железом створами они въехали в узкую, пустынную улицу, шедшую зигзагами между глинобитными стенками, в которых кое- где были запертые ворота или калитки. Эта улица вывела всадников на центральную улицу, переполненную народом; по ее глубоким колеям, выбитым колесами, двигались два ряда двухколесных крытых повозок, один другому навстречу. Промежуток между колеями, возвышавшийся чуть ли не на целый аршин, был сплошь установлен столиками торговцев. Остальное пространство между стенами улицы и повозками было занято зеваками и покупателями, которые теснились вокруг разносчиков; последние несли разные товары на коромыслах и оглашали улицу криками, называя свой товар. На чашах коромысел видны были картофель, лук, капуста и другие овощи, глиняная посуда, куски угля; это были крестьяне из соседних деревень, продававшие свои продукты.