Моника Али - Брик-лейн

• Название: Брик-лейн
• Автор: Моника Али
• Издательство: РОСМЭН
• Жанр: Современная проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-353-01958-х

«Брик-лейн» — дебютный роман Моники Али, английской писательницы бангладешского происхождения (родилась в Дакке).

Назнин, родившуюся в бангладешской деревне, выдают замуж за человека вдвое ее старше и увозят в Англию. В Лондоне она занимается тем, чего от нее ждут: ведет хозяйство и воспитывает детей, постоянно балансируя между убежденностью мужа в правильности традиционного мусульманского уклада и стремлением дочерей к современной европейской жизни. Это хрупкое равновесие нарушает Карим — молодой активист радикального движения «Бенгальские тигры». Карим заставляет Назнин задуматься о справедливости общественного устройства и правильности семейного положения, однако традиционный конфликт долга и страсти разрешается совершенно неожиданным для них обоих образом.

Роман вошел в шорт-лист Букеровской премии 2003 года.

---

После первых слов Назнин не слышала ничего, кроме пульса в ушах. Смотрела на Карима, как мышь смотрит на кошку, он повернется, и она все ему скажет.

— Здесь полно всяких интересных вещичек.

Карим не повернулся. Голос не изменился. Каким ей будет наказание? Надо ли поверить, что Карим случайно наткнулся на этот хадис?

— Исламское образование открыто для всех.

Карим поводил мышкой и продолжал смотреть на экран. Если он случайно его открыл, что тогда?

— Как кушать по-исламски, как спать по-исламски.

Карим наконец обернулся, и Назнин увидела, что ничего не изменилось.

— Что тебе сначала почитать?

— Тебе пора уходить. — И она отнесла чай обратно на кухню и вылила его в раковину.

По всему району Догвуд появились объявления, раскрашенные красным и зеленым фломастерами, они были похожи на поздно распустившиеся цветы на фонарных столбах и мусорных баках. Один Шахана принесла домой.

— Можно нам пойти?

Ее вопрос прозвучал, как ультиматум.

— Туда все пойдут, — добавила она тоном человека, уставшего объяснять очевидное.

Шану взял объявление:

— Что это за чушь?

Шахана дунула в челку:

— Туда все пойдут.

— «Бенгальские тигры», — сказал Шану, пережевывая это название.

— И «Бенгальские тигрята».

— Я, кажется, припоминаю это название.

И он наклонил голову сначала в одну, потом в другую сторону, пытаясь таким образом выудить застрявшее где-то воспоминание.

— Они организуют фестиваль. Все, кто хочет помочь, приглашаются в понедельник.

Шану вспомнил:

— Эти идиоты кидали мне листовки под дверь.

Он прокашлялся и сложил руки на животе.

— В этом обществе…

— Мы пойдем туда или нет?

— Биби, — крикнул Шану, — иди и скажи нашей мемсахиб, что она в кровавое месиво у меня превратится. Руки-ноги не отыщутся.

— Так нечестно, — закричала Шахана.

Биби, которая стояла возле входа, выскользнула из комнаты.

— Ничего от тебя не останется, — визжал Шану, — только косточек осколки.

Назнин встала между мужем и дочерью.

— Она пойдет, — сказала Назнин, но оба так орали, что не слышали слов матери. — Я сказала, она пойдет, — завопила Назнин.

Оба, оторопев, замолчали, словно она им обоим вырвала языки.

— Шахана, побольше уважения к отцу.

— Да, мама.

— А ты, — повернулась Назнин к Шану, — думай, что говоришь маленькой девочке.

Шану молча открывал рот.

— Ты права, — получилось у него через несколько секунд.

Отец с дочерью смотрели друг на друга, словно заговорщики. Их заговор вдруг обернулся забавой. Они улыбнулись и еле сдерживались, чтобы не расхохотаться. И не смотрели на Назнин. Шану подмигнул дочери и сказал:

— Мы забыли, что она еще не совсем здорова.

— Мам, — сказала Шахана, все еще не поднимая глаз, — может, ты сядешь?

— Может, я сяду, — ответила Назнин, — а тебе не пора за книжки?

У Шану затряслись щеки, он исподтишка делал знаки Шахане:

— Надо сматываться от этой сумасшедшей, пока еще есть время.

Прошло несколько дней. Назнин осторожно спустилась с натянутого каната под куполом и сделала первые шаги по земле. На удивление земля оказалась довольно прочной. На цыпочках теперь ходили Шану и девочки.

— Помните, о чем мы договаривались? — повторял Шану девочкам, и те чуть заметно кивали, чтобы не заметила Назнин.

— Мы должны пойти на собрание всей семьей, — сказал Шану, — будет весело.

Назнин ответила, что пойдет, если он так хочет, и он погладил ее по щеке и сказал:

— Ну, хорошо. Так-то лучше, правда?

И засуетился вокруг нее, пока Назнин не выдавила улыбку, лишь бы он ушел.

За день до назначенной даты Шану сидел по-турецки в лунги и жилете на полу и читал газету.

— Шахана! Биби! Идите сюда.

Пришли девочки, каждая пыталась спрятаться за другую.

— Как вы думаете, какая нация самая счастливая в мире? — И от улыбки у него раздулись щеки.

Шахана передернула плечами, а Биби сунула палец в рот.

— Ну, у кого есть предложения? — От удовольствия Шану раскачивался взад-вперед, от чего живот у него шлепался о бедра. — Ну же, кто догадается?

— Самая счастливая? — спросила Биби, с трудом понимая значение слова.

— Бангладешцы, — монотонно ответила Шахана.

— Правильно. Здесь пишут, что в опросе «Какая нация самая счастливая?» первое место занимает Бангладеш. Индия на пятом месте, США на сорок шестом.

— О господи, — сказала Шахана.

Но Шану не обратил внимания.

— «Исследования, проведенные профессорами Лондонской школы экономики на предмет количества затрачиваемой энергии каждым человеком и получаемого качества жизни, показали, что самые счастливые люди в мире живут в Бангладеш». Кстати, Лондонская школа экономики очень респектабельное заведение, на уровне университета Дакки или Открытого университета.

И Шану передал Шахане газету, чтобы она сама посмотрела.

— Что мы теряем, если вернемся на родину? Бургеры, чипсы и, — он кивнул на ноги Шаханы, — узкие джинсы. А что получим? Счастье.

— Господи, — повторила Шахана.

Биби стояла на одной ноге и пыталась сосредоточиться, но получались у нее только гримаски.

— А как ты думаешь, какой класс присвоен этой стране? Глянь-ка. Тридцать второй. Видишь, какая разница.

Шану начал напевать песню из старого фильма и изучать мозоли на левой ноге. Девочки выскользнули из комнаты, бросив газету на пол.

— Здесь надо срезать, — сказал Шану через несколько минут.

Наклонился в поисках мозолей, насколько позволил живот.

— Не верю, — сказала Назнин.

Она сидела за машинкой, не работала, не убирала, просто сидела.

— Что ж, тогда я сам.

— Нет. Я не верю в это исследование. Какие профессора его проводили?

Брови у Шану взлетели вверх, глазки остались одни, маленькие, уязвимые, незащищенные, как две улитки без раковин. Шану потянулся к газете:

— На, посмотри. Я ничего не придумал.

— Написать можно все, но я в это не верю.

— Почему?

Удивительно, как лицо может вместить столько изумления.

Назнин не знала, что ответить. Зачем затеяла этот разговор. Не знала, верит ли исследованию или нет.

— Моя сестра несчастлива.

— Нет. Хасина очень счастливая.

— Нет, она несчастна. И не была счастлива…

И Назнин рассказала, что скрывала все эти годы, сначала запиналась, как будто говорит неправду, но потом слова хлынули потоком. Шану сидел неподвижно, как никогда, со спокойным лицом. Назнин рассказывала о своей сестре, ничего не скрывая, начиная с мистера Чоудхари, хозяина, которого Шану окрестил уважаемым человеком. Слово «изнасилование» Назнин заменила на деревенское выражение «у Хасины украли накпул», или «кольцо в носу», о том, как сестра начала торговать телом, Назнин не упомянула, сказала только, что «сестре надо было зарабатывать на жизнь», и увидела, что Шану понял намек.

Закончив, Назнин сложила руки на коленях и сидела очень ровно, протестуя своей аккуратной позой против мирового хаоса и беспорядка. Шану склонил голову и обвел взглядом комнату.

— Я что-нибудь придумаю, — сказал он, — надо что-то делать.

На следующий день после собрания «Бенгальских тигров» Назнин отправилась на другой конец района к Хануфе.

Хануфа надавала ей упаковок из-под маргарина и мороженого.

— А еще — вот тебе дал, кебаб и нирамиш. Я много наготовила.

— Я себя уже хорошо чувствую, — сказала Назнин.

— Возьми, — сказала Хануфа, — я много наготовила.

Она принесла стульчик, чтобы Назнин могла поставить ноги. На возражения ушло бы больше сил. Назнин послушалась.

Хануфа снабдила ее очередной порцией новостей. Старший Назмы устроился менеджером в ресторан «Бенгальский воин», Джорина пытается вернуть дочь и зятя в Англию, но служба иммиграции создает трудности, у Сорупы все не проходит простуда.

— И все говорят о меле.

Назнин на секунду закрыла глаза и вспомнила вчерашнее собрание.

Само собрание уже походило на мелу. Зал украшали нарядные, ярко одетые детишки и младенцы на руках у родителей. Люди бродили по залу, одни входили, другие выходили, пробовали бхаджи и самосы, по тридцать пенсов штучка, на тележке в левом проходе. В дальнем углу человек в грязном фартуке продавал сладкие ласси и пачки мангового сока. Шахана сдержанно махнула группе молодых парней в замысловатых кроссовках и с заговорщическим выражением лица. Биби встретилась со школьной подружкой, они сели вместе, болтая ногами. Шану смазал копну волос кокосовым маслом, заточил три карандаша, нашел блокнотик, как у журналистов, и с трудом, но втиснул его в нагрудный карман рубашки.