Дэрил Грегори - Пандемоний

• Название: Пандемоний
• Автор: Дэрил Грегори
• Издательство: АСТ
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-17-065600-4

Америку охватила пандемия. В тысячи и тысячи взрослых и детей вселились демоны, принимающие известные каждому американцу с детства образы персонажей из фильмов, книг и комиксов. В душе у кого-то поселился Индиана Джонс, а у кого-то — Росомаха… Кто-то стал Люком Скайуокером, а кто-то — Суперменом… И нет такого экзорциста, который помог бы жертвам этого тотального умопомешательства. Впрочем… а так ли это плохо? Ведь самые прославленные и обаятельные герои американской поп-культуры всегда были «хорошими парнями». По крайней мере… почти все они. Вот с этим «почти» и начинаются проблемы. Потому что есть ведь и «плохие парни»…

Многоуровневая, многослойная фантастика.

Дэрил Грегори умеет задавать вопросы и заставлять читателей думать над ответами.

«Asimov's Science Fiction»

Берегитесь, мистер Летэм! Дэрил Грегори — новая звезда интеллектуальной НФ, писатель, умеющий придавать поп-культурным штампам глубину, какой фантастика не знала со времен Филиппа Дика.

Чарлз Колман Финли

---

Мариэтта вручила мне полотенце и губку, и пока я отошел, чтобы положить их на стол, она стояла в дверном проеме и рассматривала комнату. Нет, ее апартаменты явно больше моих.

— Значит, Шован.

— Не совсем.

Мариэтта произнесла свое имя так, как его произносят ирландцы. Я поморщился, мол, не вижу разницы, и тогда она произнесла его по буквам.

— Понятно, — ответил я. — Я не раз натыкался на него в журналах, но никогда не знал толком, как оно произносится.

Она оставила мое признание без комментариев.

— Еще есть вопросы?

— Нет, то есть да. Латинское изречение рядом с входной дверью.

— Vocatus atque non vocatus deus aderit? — уточнила О'Коннел. — Доктор Юнг написал его над дверью своего дома. «Господь будет там, звали вы его или нет».

— Я тоже так подумал.

— Отлично, мистер Пирс, — произнесла Мариэтта и направилась к двери в ванную комнату. — И прошу вас, не проспите. Вальдхаймы привыкли вставать рано. И чем раньше мы с вами начнем, тем лучше. — Она кивком указала на кровать. — Вас привязать по рукам или ногам, или одну руку оставить на случай, если ей захочется подрочить?

Я хохотнул, чувствуя, что заливаюсь краской.

— Что-что?

— Со связанными руками это сделать непросто, — добавила она невозмутимым тоном, словно врач. — Кроме того, это поможет уснуть.

Мышцы вокруг моей мошонки напряглись как басовые струны.

— Благодарю, — ответил я, — я как-нибудь сам.

— Как хотите. Увидимся утром.

Она повернулась и, закрыв за собой дверь, исчезла в ванной комнате. А спустя мгновение я услышал, как закрылась дверь в ее комнату.

Я опустился на кровать. Та просела под моим весом, и я откинулся на спину. Шован. Я лежал и таращился в потолок. Мой член был размером с монумент Джорджу Вашингтону.

* * *

Звук был слабый, сродни писку, ритмичный, словно кто-то нажимал на ржавую рукоятку водоразборной колонки. Сначала еле слышный, он постепенно становился все громче и громче.

Я присел на продавленной кровати. Поскольку окон в комнате не было, то угадать время было довольно сложно. Правда, ощущение было такое, будто с того момента, как я продел цепи сквозь железную раму кровати и лег в надежде, что меня вот-вот сморит сон, прошло несколько часов.

Что греха таить, я воспользовался советом О'Коннел. Не помогло.

Звук сделался громче, а потом и вообще пролетел мимо моей двери куда-то дальше по коридору.

Я осторожно выбрался из постели и прижал ухо к двери. Мне показалось, будто я услышал его вновь, на этот раз он был едва различим. За ним последовал скрип открываемой двери. С полминуты было тихо.

Я вернулся, нащупал в темноте джинсы, футболку, натянул их на себя и подошел к двери. Ничего. Я осторожно повернул ручку и слегка приоткрыл дверь.

В коридоре было светлее, чем у меня в комнате — свет просачивался откуда-то из-за поворота, где располагалась балконная дверь. Слева коридор был темным. Он тянулся еще футов двадцать и дальше упирался в огромную дверь. Я направился к свету, в том самом направлении, откуда донесся услышанный мною звук. Я нажал ручку двери, что вела в комнату О'Коннел, затем толкнул две другие двери, стараясь неслышно ступать босыми ногами по толстым турецким коврам. Я ощущал себя подростком, который, крадучись, пытается пройти мимо родительской спальни.

Я осторожно выглянул из-за угла коридора. Галерея была пуста, выходившие на нее двери все как одна закрыты. Но нет, одна, та, что напротив меня, слегка приоткрыта. За ней — темнота. Была ли она открыта, когда Мег показывала нам наши комнаты? Черт, не помню, смотрел ли я эту сторону?

Я вышел на галерею. На лестнице я никого не заметил, этажом выше и этажом ниже тоже ни души. Я посмотрел на пустой вестибюль, затем на открытую дверь.

— Звали меня или нет, — сказал я самому себе, — но я пришел.

Круглое окно, расположенное вровень с галереей, поблескивало словно недреманное око.

Я не снимал руки с полированных перил, пока не дошел до открытой двери.

— Есть тут кто-нибудь? — спросил я и легонько постучал пальцами по притолоке.

Разумеется, услышать ответ я не надеялся, однако счел нужным окликнуть возможного обитателя на случай, если завтра утром меня начнут допрашивать о моих ночных шатаниях по дому. Ты постучал, прежде чем войти? Да, ваша честь, я даже спросил, есть ли там кто-нибудь.

На всякий случай я снова оглянулся, затем протянул руку внутрь, нащупал выключатель и нажал. Вспыхнул свет.

Прямо напротив меня — черный колодец.

— Черт! — вырвалось у меня.

Это была лишь картина, и все равно сердце в груди успокоилось не сразу. Держась за стенку, я шагнул внутрь.

И тут же оказался в библиотеке со сводчатым, словно собор, потолком. Стены были неровные, с выступами и нишами, в которых при желании можно было уединиться с книгой. Книжные полки чередовались с узкими, завешанными зелеными шторами окнами. Оставшееся пространство было заполнено картинами и гобеленами, а также стеклянными рамами самых разных размеров. В центре помещения стояло несколько пухлых кожаных кресел в окружении длинных столов, на которых стопками были сложены книги. Я также увидел небольшие стеклянные витрины и настольные лампы. В самом центре библиотеки располагалась кафедра, на которой лежала открытая книга размером с Библию моей матери.

Картина с черным колодцем висела на противоположной от входной двери стене, в темной раме размером примерно три на четыре фута. Я прошелся вдоль ребристых стен. Правда, внимание мое то и дело отвлекали причудливые вещицы, которыми эти стены были увешаны. Здесь были африканские маски, чернильные рисунки мифологических животных и рыцарей в доспехах, гобелены с изображениями единорогов, демонов и бредущих чередой пилигримов, таблички и награды — по-немецки, французски, английски, черно-белые фотографии мужчин в очках и с трубками и женщин в огромных шляпах, взятые в рамки гравюры из старинных книг, некоторые с какими-то тайными символами.

Больше всего меня поразили картины. На многих были изображены яркие, цветные мандалы. На других — фантастические существа в стиле ар-нуво: крылатый человек с дьявольскими рогами на лбу, бородатый мужчина в ниспадающих одеждах, длинноволосая женщина — нагая, если не считать обвившей ее плечи черной змеи.

Мой взгляд то и дело возвращался к черному колодцу. Я бочком направился к нему, словно пловец, который борется с течением, и остановился, не доходя несколько футов.

На картине колодец был немного не таким, каким явился мне там, на дне озера, однако суть была передана точно. Черно-красно-пурпурные полосы закручивались спиралью, уходя куда-то вглубь, вернее, в бесконечность. Я протянул руку к холсту, однако дотрагиваться не стал. Я представил, как моя рука погружается в него, как колодец затягивает ее, по локоть, по плечо, а потом и всего меня. Я отступил — меня замутило, голова закружилась.

И вновь позади меня прозвучал писк проржавевших петель. Я резко обернулся к двери.

В комнату, толкая перед собой старинное деревянное кресло-каталку, въехал немолодой мужчина.

— Извините, — произнес я в свое оправдание, — я не хотел…

Он поднял руку — то ли чтобы успокоить меня, то ли чтобы заткнуть мне рот, не берусь утверждать, что именно, и подкатился ближе. Мужчина был худ, с огромным лбом и седыми волосами. На нем была свободная белая рубашка и голубые штаны, то ли пижамные, то ли из разряда тех, что носит персонал больниц. Волосы его начинались на уровне ушей и свисали до плеч, где сливались с седой бородой, которая доходила до груди.

— Декабрь 1912 года, — произнес мужчина. Голос у него был негромкий, но проникал в душу. — Доктор Юнг перенес то, что многие именуют срывом, а другие — прорывом.

Он подтолкнул пустое кресло в пространство между стулом и кушеткой.

— Сам доктор называл это словом Некия. Это был своего рода спуск в преисподнюю, на манер Улисса.

А, понятно, что это за Некия, подумал я.

— По словам доктора, пол под его ногами ушел вниз, и он по собственной воле предпочел падение, — продолжал бородатый старик. Рассказывая, он аккуратно настроил угол кресла — то отступал, то подкатывал ближе, — пока не установил его прямо передо мной. — Падение в бездну, в утробу первичной жизни.

Он выпрямился и кивком указал на черный колодец.

— Нет, вы только представьте себе, он сделал это по собственной воле!

Старик произнес это так, словно подмигнул мне. Не знаю, то ли он и вправду смеялся надо мной, то ли пытался убедить, что шутит.

— Должно быть, вы и есть доктор Вальдхайм, — предположил я.

Помнится, О'Коннел говорила, что эти психоаналитики муж и жена.

Старик энергично затряс головой.

— Нет-нет, я — другой доктор Вальдхайм. Можете называть меня Фред.

Он приблизился к одному из стенных выступов, мимо которого я только что прошел. Передвигался Фред медленно, но, судя по всему, в посторонней помощи не нуждался.