Андрей Силенгинский - На килограмм души (сборник)

• Название: На килограмм души (сборник)
• Автор: Андрей Силенгинский
• Жанр: Научная Фантастика

Прошлое, настоящее, будущее. Планета Земля и далекие звезды. Сколько весит добро? Чего стоит дружба? Миры, в которых хочется жить, и миры, в которых жить не хочется. Обо всем этом – в рассказах Андрея Силенгинского.

---

Вне

К словосочетанию «ненормальный человек» в обиходе есть изрядное количество пояснений, от простонародных до околонаучных. Сумасшедший, психически неуравновешенный, умалишенный. Идиот, придурок, чокнутый…

Все это чушь. Ненормальность определяется единственным образом, и без тавтологии здесь не обойтись. Отклонение от нормы. Только так.

* * *

Домой я тоже пошел пешком. Водитель мой парень хороший, вполне лояльный и не болтун. Но есть вещи, с которыми человек справиться просто не в силах…

Ничего, погода на загляденье, дневная жара не то, чтобы совсем спала, но немного поотпустила, позволила вечерней прохладе робко заявить о себе. Да и дорога через парк, в тени деревьев совсем здорово.

Хотя вообще я парки недолюбливаю. Я лес уважаю, а парк – это прирученный лес. Дело совсем не в размере, даже самый крошечный лес остается гордым и диким, если его не одели в намордник из бетонных дорожек и ошейник из ограды. После этого остается только терпеливо сносить различные ленточки и бантики в виде торговых палаток, аттракционов и прочих атрибутов цивилизации.

Даже если, покинув удобную дорожку, зайти в самый отдаленный уголок парка, куда не доносятся никакие звуки, обмануть себя все равно не получится. Парк уже разучился претворяться лесом, в нем нет свободы. Не покидает ощущение, что, стоит только получше поискать, на каждом дереве можно обнаружить инвентарный номер и штамп ОТК.

Люди чем-то похожи на парки, люди – это прирученные звери. Звери, приручившие сами себя.

Еще не открыв дверь в квартиру, я был захвачен в плен дразнящим ароматом плова. Плов из свинины – кощунство, наверное, не знаю даже, имеет ли право это блюдо именоваться пловом, но мне на это наплевать. Я люблю плов именно из свинины.

Проглотив слюну, я поспешно проскользнул домой. Жена выглянула из кухни и, видимо, оценила мой голодный взгляд:

– Минут через пять будет готов.

– Знаю.

Лиза не удивляется моей чувствительности к запахам, время удивлений давно закончилось.

– Где ты был?

Совершенно автоматически поднимаю глаза на настенные часы. Вроде бы я вполне мог вернуться с работы. Но я тоже не удивляюсь, мы женаты десять лет.

– В парке. Погода чудесная.

Умение врать напропалую, не говоря при этом не слова неправды, вырабатывается, наверное, с опытом семейной жизни. Я действительно был в парке, а спорить с тем, что погода чудесная, просто смешно.

И все-таки, наклонившись, чтобы снять обувь, я недовольно морщусь. Если бы это было возможно, я никогда не врал бы своим близким. Если бы это было возможно…

* * *

Что такое норма – это совсем просто. В нее должны вписываться подавляющее большинство людей. Не все, ибо тогда отклонений просто не существовало бы, и не простое большинство – в таком случае термин «ненормальный» заменяют более мягкими понятиями.

* * *

Кристина рисовала. Красками. С месяц назад она объявила о решении посвятить свою жизнь искусству, и с тех пор самозабвенно отдавала живописи все свободное время. Не только свое, но и мамы с папой. Нам приходилось вести тяжелую борьбу со следами красок и фломастеров на ее теле, одежде, а также многих предметах домашней обстановки. Хлопотное дело, но я смотрел на все это философски. Я в свои четыре года твердо знал, что буду моряком, и моим родителям приходилось сложнее.

Направленность ее живописи была довольно обычной. Домики с обилием дыма из трубы, трава-небо-солнце, лошадки и собачки, с трудом отличимые друг от друга… Но сегодня она рисовала что-то совершенно иное.

Сопя и открыв, видимо для вдохновения, рот, она старательно замазывала весь лист черной краской, стремясь не пропустить ни миллиметра пространства.

– Кристина, – позвал я, заглядывая ей через плечо.

Ответом было все то же сосредоточенное сопение.

– Доча! – я чуть-чуть повысил голос.

– Пьивет, папа, – не оборачиваясь и не прекращая рисовать.

– Что рисуешь?

Пауза. Длинная пауза, я уже подумал, что мой вопрос проигнорирован как бестактный. Но ответ все же последовал:

– Тень.

* * *

Когда у человек две руки – это норма. Человек с тремя руками – урод. Если он при этом в полтора раза быстрее печатает на компьютере или, скажем, выполняет на токарном станке план на сто пятьдесят процентов, это ничего не меняет. Любой плюс, не вписывающийся в норму, становится минусом.

Случаи с развитием сознания не так наглядны, как с внешним обликом. Но и там дела обстоят точно так же.

* * *

Обстановка в кабинете не бросалась в глаза. Это, пожалуй, самое лучшее определение. Если специально не задаваться целью что-либо запоминать, то, покинув кабинет, практически невозможно восстановить в памяти сколько-нибудь значимые детали.

Для меня, правда, было одно исключение. Пепельница на столе. Хотя внешне ничего примечательного, совершенно тривиальная керамическая пепельница в виде башмака. Но мне она резала глаза.

– Что вы еще можете рассказать о Виталии Сергеевиче Самойлове?

Я с мягкой улыбкой заглядываю капитану в глаза. Ему в это, наверное, будет трудно поверить, но он мне действительно не неприятен.

– Вы имеете в виду какую-либо новую информацию?

– Разумеется.

– Честное слово, мне страшно не хочется вас огорчать, но… В нашу прошлую встречу мы так подробно побеседовали о Самойлове, что мне просто нечего добавить к сказанному.

– Вы все-таки постарайтесь.

Капитан строго придерживается выбранного стиля. Сухая вежливость. Его тяжело вывести из себя, в этом безликом казенном кабинете он уже выслушивал и угрозы, и мольбы, и обещания. Оклеенные дешевыми обоями стены насквозь пропитаны страхом, злостью, агрессией. И хозяин кабинета покрылся толстой, почти непробиваемой коркой из этой липкой смеси.

Впрочем, я вовсе и не собираюсь пытаться играть на его чувствах. Просто потому, что мне нечего бояться капитана, а значит, незачем на него злиться.

– Евгений Михайлович. – Я вздохнул. Непроизвольно, но, возможно, выглядело это слегка наиграно. – Я действительно очень немного знаю о Самойлове. Мы познакомились всего два месяца назад, и за такой короткий срок он просто не успел стать мне ни другом, ни врагом.

– Врагом? – Конечно, капитан уцепился именно за это слово.

– Естественно. – Я снова улыбнулся. – О своих врагах мы обычно знаем не меньше, чем о друзьях.

– Но Виталий Самойлов вашим врагом не был?

Настало время прямых вопросов, капитан?

– Ни в коей мере.

* * *

Есть расхожее убеждение, что все ненормальные считают себя нормальными. За всех не скажу, но моя ненормальность не вызывает у меня сомнений. Другое дело, что мне понадобилось много времени и сил, чтобы осознать себя ненормальным. Еще сложнее было научиться спокойно относиться к этому.

* * *

Гуляем с дочкой по городу. Просто так, идем никуда, а потом возвращаемся обратно. Обожаю такие прогулки, и Кристинка от них в восторге. По очень большому секрету могу открыть, как добиться того, чтобы ребенку было с вами интересно.

Нужно всего-навсего, чтобы вам было интересно с ребенком.

Жарко и мы едим мороженое. Кристинка, конечно, здорово перепачкалась, и дома нам обоим от мамы влетит. Мы это знаем, но настроение все равно остается отличным.

Потом мы покупаем полбулки хлеба и кормим голубей на площади. Обязательный пункт программы, меняется только место. Но обязательный – не всегда скучный. Голуби в нашем городе совершенно обнаглевшие, если сыпать крошки вокруг себя, то надо ходить осторожно, чтобы не наступить на эту живую мурлыкающую массу. И, конечно, мы сыпем крошки вокруг себя, а Кристина добивается, что пара крошек падает ей на туфельки. И мы стоим потом тихо-тихо, и наиболее смелая или просто самая безалаберная птица добирается до дочкиной обуви. Кормление удалось на все сто.

По дороге домой Кристина вдруг останавливается и смотрит куда-то… в себя, наверное. Так как это случилось не посреди дороги, а на вполне себе безопасном тротуаре, я терпеливо жду. Наконец дочка с радостной улыбкой поворачивается ко мне.

– Я новую кайтину пьидумала! Сейчас дома наисую.

– Здорово! – Я радуюсь вместе с ней. – А про что будет картина?

Наверное, так не говорят. Но мы с дочкой друг друга понимаем.

Иногда она упрямится и не желает раскрывать своих творческих планов. Но сейчас рассказывает охотно, взахлеб.

– Там голуби будут… много голубев… и лошадка, как будто она…

Я внимательно выслушиваю весь довольно замысловатый сюжет. Интересно будет потом посмотреть, насколько близко к нему будет его воплощение в жизнь.

– А тень ты больше рисовать не будешь? – как можно небрежнее спрашиваю я.

Никаких особых откликов в моей душе эта самая тень не вызывает. Просто странный рисунок, мало ли странного рисуют четырехлетние дети? Но мне все-таки хочется… Или я боюсь этого? И то, и другое, наверное.