Николай Нагорнов - Вечная Любовь

• Название: Вечная Любовь
• Автор: Николай Нагорнов
• Жанр: Научная Фантастика

---

Гибнущие культуры...

Растрата запаса любви...

И для них буддийская медитация на вспухшие трупы, а тем более самоотреченность в со-распятии Искупителю - это ужас и безумие. Ведь так хочется животному в человеке всего вкусного, мягкого, теплого, сексуально приятного, и цепляться за него, и вспоминать его, и желать снова и снова, и жалеть себя, любимого, если этого лишен... а тут - Мистерия Голгофы, пять ран Искупителя, Дева Мария и апостол Иоанн, единственные на планете, кто смог выстоять у Креста...

А Крест - "для иудеев соблазн, для эллинов - безумие", сказал апостол Павел, прошедший в Риме свою Голгофу.

Так, может быть, лишь смерть и есть путь в Вечную Жизнь?

Погибнуть, чтобы снова получить запас любви от Творца и стать бессмертным душой? И тем победить дух великого инквизитора... Столько раз умирать, чтобы жить... И этого никакая "слишком человеческая" культура никогда не понимала ни античная, ни ренессансная, ни современная...

Чтобы получить твердую пищу, надо отказаться от молочной и пройти испытание голодом.

Да, это единственное, что осталось сейчас

Погибнуть, чтобы воскреснуть... Стать фениксом, возрожденным из пепла.

И каждый день жить с готовностью к гибели. Только тогда станешь неуязвимым для смерти, вползающей в душу из года в год, изо дня в день...

И подлинное чудо наступит лишь после подлинного самораспятия.

И только это приведет к свободе... К настоящей свободе.

"Царство Небесное внутри вас..." А все внешнее? Лишь пути - проснуться духом, чтобы найти это в себе. Найти в себе себя - вечного, сотворенного в Небе тысячи лет назад и всю земную жизнь только одного и ищущего - пути домой, обратно, пути возвращения, и больше ничего. А все, что отвлекает от пути назад - это и есть капканы и плевелы.

Оплакивание земли и ада.

Этого никогда не поймут люди Л 1, 2, 3: перейти в бессмертие через смерть.

Этот Рубикон смерти и надо преодолеть.

А вот и он, бывший оруженосец...

- Ну что, разливай, Артист, если ты еще жив.

Открыты консервы, все уже налито, и теперь можно отключиться и уйти в себя...

- Знаешь, верный мой оруженосец, ведь на свете везде все равно. И ведь как давно я предчувствовал это. И только сейчас как-то вдруг полностью уже убедился. А теперь... теперь мне все равно было бы, существовал ли бы мир, или если бы нигде ничего не было. И ведь казалось же - смешно и подумать-то - что зато было ведь многое прежде... но сейчас-то ясно, что ничего при мне вообще не было... и прежде ничего тоже не было, а только лишь почему-то казалось... Да и никогда ничего и не будет. И это обстоятельство уже бесконечно выше всего меня.

Оруженосец сидит в задумчивости и силится понять. Не рассказывать же ему всю историю последних двух тысячелетий, всю историю церкви, восточной и западной, затем историю философии, культуры, науки...

Это какое-то преддверие, как на картине Босха, где ангелы поднимают прощенного из мрачного тоннеля, за которым Райское сияние.

Запас любви растрачивается каждую минуту на все вокруг... Так смерть и побеждает жизнь в самой моей душе... Так и желтеют, и высыхают, и умирают листья на дереве, еще казалось бы, живые, еще не упавшие...

А любовь? Разве ее можно выжать из собственного сердца, когда вся она очень долго уходила куда-то, словно вода в песок, и теперь как будто ушла уже вся, до конца, и душа превратилась в пески пустыни...

А любовь желает спасения сначала другим, а себе лишь потом. Чтобы прощены были бы все, жившие на земле и ныне живущие, и те, кто в будущем будут жить, а сам был бы прощен самым последним, после всех миллиардов людей, когда уже ад будет закрываться, и больше в нем никого не останется.

С любовью человек будет сидеть на адском дне и радоваться за всех, прощаемых в Сфере Прозрений, на верхних адских кругах, на средних, на нижних и не ждать, не желать прощения себе, а только оправдывать всех, просить за всех, плакать за всех.

Сидеть на адском дне и радоваться за всех, прощать всех, миловать всех... И радоваться тому, что сам на дне. И благодарить за это.

В прошлом этого не было. Там был детский страх: "неужели я такой плохой, боюсь ада, боюсь дна, не хочу в ад".

А надо именно хотеть в ад с радостью и благодарностью. Вергилий вел Данте в Рай через адское дно...

Здесь живут недо-любленные люди. И потому недо-любящие. И от этого недоверчивость, зависть, страх... и жажда всю эту пустоту затопить водопадами спиртного. И самообмана. И сорвать на ком-то обиду за свою и чужую недолюбленность.

В Европе этого нет. Там корректность и порядок вроде как заменяют любовь. И этого вроде как хватает. Или не порядок, а какие-то карнавалы, шоу, презентации, фуршеты и уик-энды. От которых им самим в конце концов скучно. И тогда они пытаются развеять эту тоску сексуальными революциями, наркотиками, триллерами...

Как давно уже переболел Западом... За эти годы столько прочитано их книг, увидено столько фильмов, услышано столько музыки...

И осталось лишь повторить вслед за Шпенглером: "Закат Европы". "Decline of the West". И он может быть таким...

"26 мая 2024 на безотказном электронном дисплее.

...длинные поезда катятся через бесконечную восточную пустыню. Поезда идут медленно. Они перегружены, переполнены людьми всех возрастов, всех стран.

Поезда идут из гибнущих городов огромной всепланетной цивилизации, исчерпавшей себя, пришедшей к своему концу. Задумчивое серое небо над пустыней. И лица людей в ободранных вагонах, исписанных словами на всех языках, словно заволокло облаком печали и надежды. Там, вдали, откуда тянутся рельсы, осталось то, драгоценное и привычное, у каждого свое, остались юность и детство, зимы и весны...

Люди ничего не везут с собой. В этом нет смысла. Там, вдали, там, впереди, все начнется сначала. И все будет иначе.

Одинокий орел с далеких гор медленно летит над поездами: там, вдали, там, впереди, начал всплывать со дна Тихого океана новый материк для новых людей".

Должно прийти что-то новое. Но откуда оно придет? Когда? Как?

И что делать? "Ждать того, кто не придет"?

В принципе, все просто: любить человека, каким бы он ни был. Уметь отделить самого человека от его разрушающих программ. И простить. И в этом все: уметь отделить...

Что-то это спиртное не берет... А над головой то же небо, а вокруг тот же парк, бывшее заброшенное кладбище... Встретить бы сейчас тебя, Вероника, чтобы попрощаться с тобой навсегда...

И как бы это могло начаться? Наверное, во сне.

Может быть, так...

Глава 18

Мир остановившихся мгновений

Что такое сны? Я не знаю этого. А знаешь ли ты? И что это было - для нас с тобой? - наша тайная встреча во сне?

Вначале я не узнавал тебя. Ты была похожа на себя и не похожа.

Но ты в этом сне знала, кто я, ты пришла что-то открыть мне, чему-то научить - и научиться, - и подарить мне себя, и подарить мне - и себе - тайную радость, которой нет названия.

Это был наш Старый Город, твой и мой, вечный и любимый. Ты открывала мне его заново, словно учила меня тайнам времени и вечности в тени старых тополей - это был день, но он длился во сне среди ночи.

И ты вела меня по таинственным безлюдным улицам Старого Города весь день всю ночь, и мы медленно проходили сквозь залы собраний, где важные люди решали, что есть истина, и ты говорила мне без слов, только сердцем, только взглядом:

"Посмотри на них, ведь ты когда-то так хотел стать одним из них - столько лет, столько зим, - а теперь?"

И я понимал, что тебе, просто женщине, только женщине, открыто нечто, неведомое этим ученым мужам, собравшимся в нашем городе из разных стран и городов. И мы смотрели на столы с разложенными книгами, и ты снова спрашивала взглядом: "А что тебе в этом?", и я не знал ответа. А просто обнимал тебя на виду у всех серьезных ученых мужей, и все вокруг нас плыло как в тумане, и вся их жизнь, что мнилась раньше столь глубокой, вдруг становилась детскою игрой, когда я погружался в твой взгляд.

И плыл весь мир в глазах твоих, в глазах твоих.

И мы снова шли по Старому Городу. И ты снова вела меня древними улицами, неизвестными никому, кроме тебя. Они появлялись как будто для нас. И ты говорила без слов: " Об этом никто не должен знать...Лишь мы с тобой и мы с тобой..."

И вечный летний закат, не знающий конца, висел над Городом, нашим Городом, и мы шли с тобой, и куда - не знали сами, и видя все вокруг, и не видя ничего вокруг...

Странная женщина...Вечная женщина... Сколько же лет тебе? Семнадцать? Тридцать? Сорок? Ты так знакома мне и вдруг - столь незнакома... Ты была такою близкой, потом такой далекой, но сейчас вдруг, в этом дне, в этом сне, снова стала близкой и понятной, таинственная и непонятная, откуда ты?

А какой сегодня день? Какая сегодня ночь? И как это называлось многие века?

"Нечаянная Радость"... Ты знаешь это?

"Знаю", - снова отвечала ты без слов. - "Потому я и пришла к тебе в этом дне, в этом сне. Я пришла к тебе, чтобы подарить тебе себя. Но об этом никто не должен знать... не должен знать..."