Ной Гордон - Шаман

• Название: Шаман
• Автор: Ной Гордон
• Издательство: ООО «Книжный клуб “Клуб семейного досуга”»
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-9910-1953-8

Лекарь Роб Коул передал потомкам не только свое имя, но и удивительный дар… В Новом Свете, среди племени сауков, продолжателя династии Роба Коула считают белым шаманом. Знал ли он, спасая смертельно больную Сару, что делает это для себя? Мог ли предположить, что их сына Шамана ему излечить не удастся, но, даже оглохнув, мальчик не откажется от призвания врача?

---

В Массачусетской городской больнице он просидел несколько часов, прежде чем его принял доктор Уолтер Ченнинг — и, не теряя времени даром, немедленно сообщил ему, что больница полностью укомплектована врачебным персоналом. Точно такой же прием его ожидал и в двух других лечебных заведениях. В роддоме молодой врач по имени Дэвид Хамфрис Сторер сочувственно покачал головой.

— Гарвардская медицинская школа каждый год выпускает врачей, которым приходится становиться в очередь, ожидая, когда освободятся места в штате, доктор Коул. По правде говоря, у приезжих очень мало шансов.

Роб Джей знал, о чем умолчал доктор Сторер: некоторым местным выпускникам помогали авторитет и связи семьи; точно так же в Эдинбурге он сам воспользовался преимуществом принадлежности к роду потомственных врачей — Коулов.

— На вашем месте я бы попробовал найти работу в другом городе — Провиденсе или Нью-Хейвене, — посоветовал ему доктор Сторер, и Роб Джей пробормотал слова благодарности и удалился. Однако буквально через минуту Сторер догнал его. — Знаете, есть одна возможность, — сообщил он. — Вам нужно побеседовать с доктором Уолтером Олдричем.

Кабинет этого терапевта находился в его доме, ухоженном каркасном здании белого цвета на южной стороне похожего на луг травянистого клочка, который носил гордое название городского парка. Поскольку было время приема, Робу Джею пришлось довольно долго ждать своей очереди. Доктор Олдрич оказался полным мужчиной с густой седой бородой и пышными усами, которые, однако, были не в силах скрыть узкий, словно рана, рот. Он слушал рассказ Роба Джея, время от времени задавая вопросы. Университетская больница в Эдинбурге? Под руководством хирурга Вильяма Фергюсона? Но по какой причине он отказался от подобной ассистентуры?

— Меня бы выслали в Австралию, если бы я не сбежал. — Он понимал, что в подобной ситуации врать нельзя. — Я написал памфлет, который вызвал бунт рабочих против английской короны, в течение многих лет обескровливавшей Шотландию. Завязалась драка, несколько человек погибли.

— Весьма откровенно, — кивнул доктор Олдрич. — Мужчина должен бороться за благосостояние своей страны. Мой отец и дед тоже сражались с англичанами. — Он вопросительно посмотрел на Роба Джея. — Есть одна вакансия. В благотворительном обществе, которое направляет врачей оказывать помощь беднейшим слоям населения нашего города.

Похоже, работа была тяжелой и даже опасной; а когда доктор Олдрич сказал, что большинству врачей, выезжающих на дом к пациентам, платят пятьдесят долларов в год и что они с радостью хватаются за такую возможность получить опыт, Роб спросил себя: что врач из Эдинбурга может узнать о медицине в американских трущобах?

— Если вы также станете сотрудничать с Бостонской поликлиникой, я похлопочу о том, чтобы вы по вечерам ассистировали преподавателю в анатомическом театре Медицинской школы Тремонта. Это принесет вам еще двести пятьдесят долларов в год.

— Я сомневаюсь, что смогу существовать на триста долларов в год, сэр. У меня почти нет никаких сбережений.

— К сожалению, больше ничего предложить не могу. Вообще-то годовой доход составит триста пятьдесят долларов. Ваш участок — Восьмой район: совет управляющих поликлиники недавно проголосовал за то, чтобы платить работающему там врачу сто долларов вместо пятидесяти.

— Но почему Восьмой район платит вдвое больше, чем остальные?

Теперь настал черед доктора Олдрича говорить начистоту.

— Там живут ирландцы, — заявил он, и его голос был столь же сухим и бесцветным, как и губы.

На следующее утро Роб Джей поднялся по скрипящим ступеням в доме номер сто девять по Вашингтон-стрит и вошел в тесную аптеку, где находился единственный кабинет Бостонской поликлиники. В помещении уже толпились врачи, ожидающие назначений на текущий день. Когда очередь дошла до Роба, Чарльз К. Вильсон, заведующий поликлиникой, заговорил резко и деловито.

— Ага. Новый врач в Восьмой район, верно? Что ж, мы давно туда не заглядывали. Вас там ждут, — заявил он, склонившись над пачкой бланков, на каждом из которых были проставлены имя больного и адрес.

Вильсон объяснил правила и описал Восьмой район. Между доками и мрачной громадой Форт-хилл проходит Броуд-стрит. Когда город только основали, окрестности населяли торговцы, построившие здесь просторные дома, чтобы все время находиться недалеко от складов и магазинов у береговой линии. Со временем они переехали в другие, более престижные районы, а опустевшие дома заняли рабочие-янки; позже им на смену пришли еще более бедные арендаторы — индейцы, и тогда же просторные помещения разделили на более мелкие; и наконец, из трюмов кораблей сюда хлынули иммигранты-ирландцы. К тому времени огромные здания уже обветшали, превратились в бараки и сдавались в субаренду за немыслимо высокую плату. Складские помещения перегородили, так что теперь они представляли собой настоящие ульи из крошечных комнат без единого источника света или воздуха, а жилая площадь в них была настолько незначительной, что вокруг каждого здания появились уродливые, кособокие лачуги. В результате возникли ужасные трущобы, где в одной комнате порой обитало по двенадцать душ: жены, мужья, братья, сестры и дети; случалось, что все они спали вместе, в одной кровати.

Следуя указаниям Вильсона, он нашел Восьмой район. Вонь от Броуд-стрит, миазмы, источаемые слишком немногочисленными туалетами, куда ходило слишком много людей, были запахом бедности, одинаковым в любом городе мира. Что-то в душе Шамана обрадовалось ирландским лицам, напомнив о принадлежности к кельтскому народу.

Первый бланк был выписан на имя Патрика Гейгана из Хаф-Мун-плейс; искомый дом с тем же успехом мог находиться на луне, поскольку Роб Джей почти сразу же заблудился в лабиринте улочек и переулков без каких-либо опознавательных знаков, берущих начало от Броуд-стрит. Наконец, он дал пенни какому-то неумытому мальчишке, и тот привел его в тупичок, где толпились люди. Постоянно спрашивая дорогу, он оказался на последнем этаже одного из домов, где ему пришлось сначала пройти через комнаты, занятые двумя другими семьями, прежде чем он добрался до крошечного обиталища Гейгана. Но там он обнаружил только женщину, которая при свете свечи искала в волосах у ребенка.

— Где Патрик Гейган?

Робу Джею пришлось повторить это имя, и лишь затем он услышал хриплый шепот:

— Мой отец… Дней пять как умер. Воспаление мозга.

Шотландцы тоже использовали этот термин: он означал высокую температуру, после которой наступала смерть.

— Мои соболезнования, мадам, — тихо произнес он, но она даже не подняла головы.

Спустившись, он остановился и осмотрелся. Он знал, что в каждой стране есть такие улицы, словно предназначенные для существования несправедливости — такой сокрушительной, что она создает свои собственные пейзажи, и звуки, и запахи: ребенок с мучнистым цветом лица, сидящий на крыльце и грызущий тонкую шкурку бекона, как собака — кость; три ботинка из разных пар, изношенные так, что починить их уже невозможно, украшающие замусоренный, немощеный переулок; пьяный мужской голос, исполняющий, словно церковный гимн, плаксивую песню о зеленых холмах покинутой родины; проклятия, выкрикиваемые с не меньшей страстью, чем молитвы; запах вареной капусты, перекрываемый несущейся отовсюду вонью от забитых стоков и различных видов грязи. Он был знаком и с бедными районами Эдинбурга и Пейсли, и с каменными зданиями ленточной застройки в десятке городов, где взрослые и дети уходят из дому еще затемно и плетутся на хлопчатобумажные и суконные фабрики, а возвращаются, еле волоча ноги, много часов спустя, когда темнота снова опустится на город, — таким образом, на улицу они выходят лишь по ночам. Его неожиданно поразила ирония ситуации, в которой он оказался: он сбежал из Шотландии, потому что боролся с силами, создавшими трущобы, подобные этим, но, оказавшись в новой стране, снова попал в то же болото.

Следующий бланк был выписан на имя Мартина О’Хара из Хэмфри-плейс — района лачуг и трущоб, который врезался в склон холма Форт-хилл, а добираться до него надо было по деревянной лестнице длиной в пятьдесят футов, такой крутой, что она очень походила на стремянку. Вдоль лестницы по склону спускалась деревянная же открытая сточная канава, по которой медленно стекали сточные воды Хэмфри-плейс, сливаясь внизу с отбросами Хаф-Мун-плейс. Поднимался он быстро, уже свыкаясь с новой работой.

Она, конечно, изматывала, но в конце дня его ожидали лишь скудная, торопливая трапеза и вечер, посвященный второй работе. По отдельности ни одно из этих двух занятий не дало бы ему достаточно денег, чтобы прожить месяц, а оставшихся сбережений хватит лишь на несколько обедов.

Анатомический театр и классная комната медицинского училища Тремонта представляли собой одно большое помещение над аптекой Томаса Меткалфа по адресу Тремонт-плейс, 35. Распоряжалась им группа гарвардских профессоров. Возмущенные бессистемным медицинским образованием, которое предлагала их alma mater, они разработали собственную программу трехлетних курсов, призванную, по их мнению, повысить качество подготовки врачей.