Валерий Андросов - Буддийская классика Древней Индии

• Название: Буддийская классика Древней Индии
• Автор: Валерий Андросов
• Жанр: Древневосточная литература

Вошедшие в этот сборник тексты, расположенные по принципу «от простого к сложному», демонстрируют как этические, социально-идеологические, философские, так и религиозно-мистические, сакрально-культовые воззрения Будды, Нагарджуны и всего древнего буддизма. Хотя этим воззрениям уже тысячи лет, они хранят такую нравственную силу, такие тайны Духа, что остаются актуальными и в реалиях современного мира. Главное и существенное новшество книги — это представление и изложение всей колоссальной системы догматики раннего буддизма и Махаяны словами самих основоположников — Будды и Нагарджуны. Публикуемый труд — новое слово не только в российской индологии и буддологии, но и в мировом востоковедении. Книга представляет интерес не только для буддистов и специалистов по буддологии, но и для всех тех, кто интересуется духовными традициями Востока.

Буддийская классика Древней Индии, Слово Будды и трактаты Нагарджуны, Перевод с пали, санскрита и тибетского языков с комментариями В. П. Андросова. — М.: Открытый Мир, 2008. — 512 с. — (Самадхи).

---

Приводимые ниже три сутты содержат не только коренные идеи и учения, общие для буддистов всех школ и направлений, но и являются наиболее востребованными источниками в проповедях современных миссионеров. Монахи тхеравады считают эти сутты самыми ранними произведениями Просветлённого. Общепризнана таковой «Сутта [Первого] поворота Колеса Закона» (Dhamma-cakka-pavattana-sutta). Миру она была возвещена в ночь полнолуния, наступившего два лунных месяца спустя после Просветления. В странах «южного» буддизма это событие — такой же великий праздник, как и три названных в Предисловии. Две другие проповеди — «Сутта о признаках отсутствия вечной души» (Anatta-lakkhana-sutta)[18] и «Сутта об огне» (Äditta-[pariyaya]-sutta).

Особенность этих сутт состоит ещё и в том, что они практически идентично присутствуют в двух корзинах Типитаки. В «Виная-питаке» они последовательно занимают места в связном повествовании о первых месяцах проповеднической деятельности Будды [Vinaya Pitakam 1997:10—14,34—35], в «Сутта-питаке» они входят соответственно в пятый, третий и четвёртый тома «Самъютта-никаи» [Samyutta-Nikaya 1975-1998, Pt. V: 420-424, Pt. Ill: 66-68, Pt. IV: 19-20]. Но поскольку «Сутта-питака» — это собрание отдельных произведений, или условных единиц Слова, то многие тексты имеют зачин, в котором, как правило, сообщается, где происходило действо, а также знаменитая вводная фраза Ананды, ближайшего ученика Просветлённого: «Eväm те sutarn екат samayam Bhagavä». Традиционно принято, что Ананда твёрдо запоминал всё сказанное Буддой и после ухода Его в нирвану на Первом соборе возвестил эти тексты, каждый из которых предварял словами: «Я слышал так, что однажды Благодатный (Бхагаван)» пребывал там-то и там-то (см. об этом [Андросов 2000а: 615,614, примеч. 6, 7]).

В палийских суттах, санскритских сутрах, а также в других буддийских источниках Будду приверженцы и почитатели любовно величали Бхагаваном (или Бхагаватом)[19], т. е. Благостным, Благодатным, Благословенным[20]. Это имя-эпитет было общеиндийским термином торжественного возвещения о святых персонажах или обращения к ним. Оно применяется в индуизме в отношении высших богов (Шива, Вишну, Кришна и др.), а в джайнизме — Джины [Мифы 1980-1982, т. 1:201].

Возвращаясь к зачину буддийских сутт, обратим внимание: почему-то буддийская традиция опускает такое немаловажное обстоятельство, что Ананда вступил в общину только во второй год её существования [Андросов 2001: 136—138]. Поэтому он не мог слышать первые три великие проповеди Просветлённого. В этом случае, думается, более логично следовать «Виная-питаке», тем более что в ней интересна и сама канва событий, вызвавших к жизни духовно-нравственное произведение, что мною кратко излагается и переводится во введениях к суттам. Впрочем, во второй и третьей суттах Ананда не упоминается, а в зачине указывается только место произнесения проповедей.

Однако возникает вопрос: как переводить? Взявшись отвечать на него, упираешься в частокол новых вопросов. Стоит ли буквально следовать тексту? Прибегать ли к транслитерации специальных терминов? Каким образом передавать их значения? Можно ли перевод в какой-то мере подменять пересказом, изложением? Должен ли древний текст звучать современно или нужно ему придавать «шарм старины»? Во всём мире учёные различно отвечают на эти и другие возникающие вопросы, в чём легко убедиться, просмотрев многочисленные русские публикации «Сутты [Первого] поворота Колеса Закона» [Махавагга 1980: 136—137; Вопросы Милинды 1989:445—450; Лысенко 1994:169—173; Пишель 1911: 39-41; Жизнь Будды 1994: 63-65, 206].

Я полагаю, если работа не специальная, то, во-первых, нужно отчётливо представлять читателей, интересующихся буддизмом в России, во-вторых, исходить не из академических принципов перевода, а из внутренних задач буддийской текстовой культуры. Как уже говорилось в Предисловии, это упор на передачу значений, современный язык (желательно без иностранных заимствований), согласованность с другими частями Закона и опора на его сущностные смыслы. К внутренним задачам также относятся учёт адресата (его уровень понимания) и характера сообщения, т. е. насколько идейно-содержательная сторона оригинала соотносима с категориями и понятиями русской культуры. В местах «нестыковок» допустимы упрощения, пересказ, но они обязательно должны сопровождаться комментариями, истолкованиями.

Конечно, такого рода деятельность неизбежно влечёт субъективизм определённого рода (ср., например, с принципами перевода и комментария на современный английский язык [Udana 1990: 2-7]), но, как учил Просветлённый, без субъекта, без человека и его деяний не свершается ничего в мировом процессе. Данные тексты адресуются хорошо знакомым мне читателям-студентам (не обязательно студентам вузов и колледжей, а в смысле — приступившим к изучению), живо вникающим в восточные учения, в частности и в буддизм. Подробнее о проблемах и принципах перевода смотрите в моей недавней монографии [Андросов 2006: 23-39].

«Сутта [Первого] поворота Колеса Закона»

(«Дхамма-чакка-паваттана-сутта»)

[Вступление]

После обретения Дара Просветления Будда пребывал некоторое время в недоумении. Открытый Им Закон, Дхарма, оказался не просто глубоким, высоким, тонким, но ещё и трудным для понимания как людьми, так и богами. Он задался вопросом: доступен ли Закон познанию рассудком? Вероятно, подумал Благодатный, эту Дхарму могли бы освоить святые мудрецы, но они блюдут собственные законы. Для людей же, живущих в страстях и привязанностях, жаждущих наслаждаться, обладать и властвовать, этот Закон вряд ли станет Учением, ибо им не понять радость искоренения чувственности, радость прекращения череды рождений, радость обретения нирваны.

Врождённая сила Сострадания и Любви ко всем существам заставляли Его вновь и вновь возвращаться к мысли о том, кому и как поведать о полученном Знании. В этот ответственный момент принятия решения, как сообщают источники, на выручку Будде и фактически всему человечеству поспешили высшие боги — Брахмы[21], которые смогли проникнуть в мысли Истинносущего. Один из этих богов, по имени Брахма Сахампати, спустился с небес на землю и предстал пред Благодатным в виде отшельника. Преклонив колени, он обратился к Просветлённому с просьбой проповедовать Законоучение, ибо найдутся люди, чей ум уже начал освобождаться из плена желаний, из тлена бытия, из тьмы невежества. Вот они-то и услышат Тебя, они-то нуждаются в таком Учении, как в солнечном свете, а без него они пропадут и сгинут во мраке.

Решение было принято. Тень сомнений растаяла в свете знания. Раздумывая над тем, с кем поделиться Даром в первую очередь, Шакьямуни[22] сразу же с теплотой вспомнил своих мудрых учителей. Однако, открыв «божественное око»[23], Просветлённый не нашёл их на бренной земле: к этому времени Его духовные учителя отошли в мир иной (здесь и далее см. палийскую «Махаваггу» [Vinaya Pitakam 1997:7-12; Vinaya Texts 1881-1885. Pt. I: 89-98]).

«Божественное око» Благодатного увидело пятерых аскетов, которые совсем недавно были Его друзьями-сотоварищами по отшельнической практике. Они покинули Его накануне Просветления, усомнившись в правильности Его поведения, когда Он отказался от дальнейшего умерщвления плоти [Андросов 2001: 84-86]. В это время они как раз прибыли в славный град Варанаси и расположились близ него в Оленьей роще на окраине пригородного местечка, называемого в древних палийских текстах Исипатана[24], Сарнатх и т. д. Туда же направился Просветлённый.

Ещё издали Его приближение увидели пятеро аскетов[25].

Удивились и сговорились меж собой: «Братья, не будем ни приветствовать Его, ни брать у Него чашу для подношений, ни готовить Ему сиденье». Ибо считали они Его отказником духа, изменником отшельнических правил. Но лишь свет очей Его достиг их лиц, забыли они об уговоре, вышли радостные навстречу и дружески приветствовали. Приняли они и чашу Его, и сиденье предложили, и сбегали за водой для омовения ног, и полотенце нашли.

Благодатный уселся поудобнее, умылся, смыл дорожную пыль со своих стоп, скрестил ноги, выпрямил спину и взглянул окрест. Друзья-отшельники решили привлечь Его внимание. «Друг Гаутама», — обратились они к нему. На что Победитель Мары[26] возразил: «Подвижники[27], не зовите Истинносущего (Татхагату)[28] по имени или словом “друг”, как равного. Истинносущий — это Тот, кто удостоился нирваны (архат), кто достиг наивысочайшего совершенного Просветления. Да услышьте, подвижники, Я обрёл бессмертие. Я буду учить и возглашать Закон. Практически следуя моим наставлениям, вы вскоре, уже в этом рождении, познаете и неопосредованно постигнете, что есть высшая цель духовной жизни, ради которой юные брахманы уходят из дома в отшельничество».

Друзья-аскеты не очень прониклись услышанным и высказали своему бывшему товарищу сомнения: «Друг Гаутама, ты ведь не смог достичь наивысшего совершенного знания и сверхъестественного состояния сознания, даже практикуя крайне трудные и мучительные испытания — истязания тела и ума. Как же ты, пребывая теперь в удовольствиях, отказавшись от духовных устремлений, прозябая в ублажении себя, смог обрести столь совершенное знание и сверхъестественное состояние?»