Владимир Мирнев - Живое дерево

• Название: Живое дерево
• Автор: Владимир Мирнев
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детские остросюжетные
• Год: 1988

Современная повесть о жизни мальчика в сибирской деревне. Внимание автора сосредоточено на внутреннем мире подростка, на его стремлении к справедливости, жажде приключений и подвига. Психологическая линия в повести сочетается с приключенческой: мальчик выследил злоумышленников, похитивших красавца коня, и помог взрослым разоблачить преступников.

---

— Зо-орька! Зо-орька! Зо-орюшка!

«Му-у-у», — ответила ему огромная бурая корова с противоположного берега котлована.

Юра без труда отыскал свою корову, бычка и погнал домой. Цыбулька сел верхом на прутик и поскакал, нахлёстывая «лошадь». Юра шёл и думал о том, что ребятам ни о чём рассказывать не надо, они мигом разнесут новость по селу, и об этом может узнать незнакомец, которого Юра видел в лесу.

Гусей своих Юра заприметил возле сельпо. Он их быстренько сосчитал: так и есть — одного гуся недоставало.

Глава четвёртая. Он смело встал и сказал

На чердак можно попасть только из сеней. Юра приставил лестницу к лазу, прихватил с собой две рваные фуфайки и забрался на чердак. Одну фуфайку постелил и лёг головой к дымоходу, а другой укрылся.

Темно. Жуткая глухая тишина висела на чердаке. Сердце громкими толчками отсчитывало время. Юра прислушался. Нет, всё же не так уж и тихо.

В углу раздался тонкий треск, спустя минуту завёл свою песню сверчок. Юра слушал, боясь шелохнуться. Ему почудилось, будто тот незнакомец лезет на чердак. Вот надвигается на него, и страшно Юре, хочется крикнуть, но стыдно кричать. Куда денешься потом от позора? Прошло довольно много времени, но Юра всё не засыпал. Вот опять в углу зашевелилось, заскребло, зашуршало в соломе и покатилось прямо к Юре. Юра укрылся с головой и опять подумал о чужаке. Мужик протянул к нему руки, чтобы схватить его, и вот уж горячо задышал в затылок. Юра попятился, и вдруг под ним провалился чердак, а он, всё ещё ничего не соображая, полетел вниз. Он никак не мог понять, что случилось. Куда потащил его, почти сонного, мужик? Схватился за лестницу, не удержался и с грохотом упал в стоящую под лестницей бочку.

— Кто там шастает? — спросила сонно мать и, выйдя в сени, чиркнула спичкой. — Юрик?

— Нет, — ответил Юра.

— Отец, а ну погляди! — испуганно сказала мать, не узнавая Юриного голоса, доносившегося из пустой бочки, оглядела сени и ушла.

Юра выскочил из бочки, залез на чердак, ясно представив себе, как завтра Николай, Цыбулька и Надя будут дружно хохотать над ним.

А утром только и говорили о том, что кто-то заходил в сени и что поэтому нужно на ночь дверь запирать на засов.

Юра с невинным видом уплетал кашу, изредка поддакивал, будто и он слышал сквозь сон какой-то подозрительный шум, но не придал этому значения, а сам читал в это время книжку, которую нашёл на чердаке. Ни начала, ни конца не имела книжка: «Если в аристократической гостиной особняка де ля Моль всё казалось необычным Жюльену, то и сам этот бледный молодой человек в чёрном костюме…» — читал Юра, его заинтересовал молодой человек, особняк и странная фамилия де ля Моль. «Моль — это же такие бабочки, которые портят всё шерстяное», — думал Юра. Он положил книгу в сумку и выбежал на улицу.

У ворот встретил его улыбающийся Санька.

— У нас пряники пекли, — радостно сообщил он и достал из кармана румяный красивый пряник, похожий на скворца. — Хочешь?

— А у нас конфеты шоколадные, я десять штук съел и пять взял в карман, — сказал Юра, понимая, зачем его прямо у ворот встретил Фома, засунул руку в карман, ища там несуществующие конфеты. — Никак, Цыбулька спёр. А были. Не хочу я пряника. Я не голодный. Мы же не бедные. Мама в воскресенье печёт хлеб, а пряник — тоже хлеб, только с сахаром. А вот на речке, Фома, ты ни разу не был.

— Будто ты был?

— Обещают. Отец возьмёт, раз сказал.

— Обещанного три года ждут. Законно! Какая она, река-то?

— Длинный котлован, только вода течёт.

— А как вытечет?

— Не вытечет. На сто лет хватит, у неё воды уйма.

Они шли, болтая о том и о сём, но о главном, ради чего Санька встретил Юру у ворот, он спросил у самой школы.

— Про вчерашнее забыл?

— Ничего не забыл. У меня есть план. Во какой! Генеральный!

— Какой, говоришь? План? Врёшь?

— Нужда была. Когда я врал, когда? Ну что-то ты не вспомнишь?

— Да об чём же план? — сгорал от любопытства Санька.

— Сейчас не могу. Кровавая тайна. Если скажу, кровь, наверное, прольётся. А план во! Здорово я придумал! У него только усов нет. Пошли в класс.

— У кого нет? — остановился Санька, но Юра не стал рассказывать.

Санька положил пряник в карман и поплёлся вслед за Юрой, не зная, чем бы таким задобрить его, чтобы вызнать тайну. Глядел Юре в затылок и мучительно пытался отгадать, ну что же это могло быть. А Юра со своей тайной был для него полной загадкой. Санька в конце концов решил, что Юра хочет так отличиться, чтобы о нём заговорила вся школа.

Юра сидел у окна. На удобном месте стояла его парта. Вон по улице на газике проехал председатель сельсовета. Юра глядел в окно и мечтал о прочитанном, о том, как хорошо быть заметным, великим человеком. Идёшь по улице, на тебе новые штаны с карманами спереди и сзади, новая рубашка с двумя карманами, идёшь чинно, торжественно, ласково улыбаешься, смотришь на всех и видишь каждого насквозь, а в голове у тебя множество интересных мыслей, ты даришь их людям, а в голове у тебя их всё больше и больше. А ты говоришь красиво, вежливо. Интересно, а этот Жюльен был лётчиком?

— Юра Бородин! — спросил учитель, но Юра, размечтавшись, не расслышал. — Юрий Бородин!

Юра медленно, нехотя встал, но всё ещё находился под впечатлением только что прочитанного:

— Я вас слушаю.

— Ты здесь? Мысленно ты находишься не в классе, Юра. Вернись в мир реальный, земной.

— Да. Разрешите сесть?

— Садись, Юра.

— Благодарю вас, глубокоуважаемый Захар Никифорович. Я весьма вам признателен, досточтимый Захар Никифорович.

— Что? — спросил учитель, положил ручку и удивлённо поглядел на Юру. — Что ты сказал? Где ты находишься, Юра? Юра Бородин! Скажи мне? Ты опять читаешь недозволенную детям литературу? Ты живёшь в воздушном замке, Юра. Кто тебе даёт такие книги?

По классу прокатился лёгкий смешок. Все глядели на Юру.

— Мы же, Юра Бородин, не в благородном собрании, а на уроке. У нас тяжёлая, но необходимая работа по познанию жизни, а ты отвлекаешься. Учиться — значит познавать жизнь. Правильно говорю, ребятки?

— Правильно! — раздались голоса, а громче всех сказала Соня Кенкова.

— А тебя, Юра Бородин, после урока вызывает завуч, — сказал учитель, дочитал до конца список учащихся и вызвал к доске Мишу Марчукова.

Юра завидовал Марчукову, который был в Омске и видел там танки, электровозы, самолёты, легковые машины, говорит, ракету видел в метре от себя, только не стрелял, а главное, купался в реке Иртыш. Вот прежде всего чему завидовал Юра. Ему ни разу не приходилось видеть речку, разве только в кино.

Марчуков носил книжки и тетради в новеньком ранце. Марчуков носил рубашку, у которой вместо пуговиц — «молния». Недаром же Марчуков был сыном директора леспромхоза и приехал из Омска в прошлом году на «Волге». Вот только учился неважно, и это ему не прощалось, потому что он был из большого города.

Юра глядел в окно и жалел, что так быстро проходит урок и до встречи с завучем остались считанные минуты.

Марчуков никак не мог решить пример.

— Юра, какой будет ответ? — спросил учитель.

— 97, — ответил Юра, и в это время прозвенел звонок.

Юра постоял в классе и, считая себя самым несчастливым человеком в мире, побрёл к завучу.

— Можно? — спросил Юра, отворяя дверь в кабинет.

В кабинете завуча не было, а на стуле у окна сидела мать. Вот уж чего Юра не ожидал. Лучше бы его наказали как угодно, но только не вызывали мать в школу. Оттого что в кабинете сидела мать, Юре стало стыдно вдвойне, и он согласен был провалиться сквозь землю, если бы наступил такой счастливый момент.

«Нет, — думал Юра, — лучше умереть, чем испытать такое унижение». Умирают же люди, проглатывая яд, или, читал он в одной книжке, чтобы не сдаваться коварному врагу и не испытывать муки совести, отважные люди забираются на самую высокую в мире скалу и, мысленно простившись с родными, прыгают в тёмную, бездонную пропасть. И красиво там умирают. Эх, как бы хорошо умереть сейчас же! Ведь ничего такого не сделал, а Соню ударил Санька. Ведь он ремень у Саньки отобрал, когда тот ударил, а Соня увидела ремень в его руках и наябедничала. Он к ней так хорошо относился, а она на него наговорила. Нет, хорошо бы умереть. Лежишь себе преспокойненько в гробу и будто совсем мёртвый, а все жалеют тебя, плачут, говорят: «А всё-таки Юра Бородин был хороший мальчик». А Фома пожалел бы о том, что не сознался в своём проступке. Единственное, пожалуй, что спасало Юру, — это то, что мать не плакала, а сурово глядела на него. Иначе он не смог бы пережить такое унижение.

— Как у тебя глаза от стыда не повылазят! — сказала мать тихо, но твёрдо, и Юра понял: матери, наверно, было даже стыднее, чем ему, потому что она взрослая, но всё-таки хорошо, что мать пригрозила ему, значит, ничего такого не произойдёт.