Вячеслав Сухнев - В Москве полночь

• Название: В Москве полночь
• Автор: Вячеслав Сухнев
• Издательство: Отечество
• Жанр: Крутой детектив
• Год: 1994
• ISBN: 5-85808-137-1

Новое произведение московского прозаика Вячеслава Сухнева «В Москве полночь» — это крутой роман о деятельности секретных спецслужб в тяжелое для нашей страны Смутное Время.

---

За спинами премьера и председателя парламента полевые командиры ведут сепаратные переговоры с враждующей стороной. И эти переговоры почти ни для кого не секрет. Таким образом, налицо существование двух оппозиционных премьеру лагерей. Один, вокруг председателя парламента Самиева, еще не оформился организационно, но это вопрос ближайшего времени. Второй — в горах, на фронте. Есть и третья сила — партизаны, так называемые непримиримые. Они нападают и на правительственные войска, и на вражеские колонны. Мало того, непримиримые ходят в грабительские рейды на территории тех самых стран, с которыми ведут переговоры оппозиционеры.

— Короче говоря, банановый вариант, — подвел итоги информатор Седлецкого. — Переворот в Шаоне можно ожидать даже не со дня на день, а с часу на час.

— Нет, — вздохнул Седлецкий. — Это не банановый вариант… Скорей, это напоминает последние месяцы Наджибуллы. Однако, ничего нового, Мирзоев, ты мне не рассказал. Хочу услышать об обстановке в городе. На бытовом уровне.

— Понял… Муки осталось на два или на три дня. В госпиталях не хватает плазмы. Для перевязок конфискуют простыни и полотенца. Воды тоже не хватает. Вчера расстреляли паникера, распускавшего слухи, что вражеские бронетранспортеры видели в пригороде, в микрорайоне Достлык. Женщины поймали снайпера и забили камнями, не отдали патрулю.

— Колодцы охраняются?

— Ни к чему — постоянные очереди.

— Какое здесь отношение к дивизии Лопатина?

— К нашей дивизии? По-разному относятся. Одни требуют разоружить и отправить в Россию. Другие предлагают склонить Лопатина на службу республике.

— У тебя остались контакты в горах, Мирзоев?

— Конечно.

— Тогда подбрось дезу: в дивизию Лопатина поступило новое вооружение. Мол… следствие визита московских гостей. Все равно о нашем прибытии уже известно. Кроме того, хочу встретиться с партизанами.

— Зачем? — удивился невидимый собеседник.

— Не твое дело, — жестко сказал Седлецкий. — Итак, подбрось дезу. Пусть нападут на Лопатина. Второе — сведи с партизанами. Завтра, кстати, мы выезжаем к вам в дивизию…

— Постараюсь, — вздохнул информатор.

— Стараться на девке будешь, Турсун. Работай!

Седлецкий возвратился во флигель, подмигнул дневальному и с чистой совестью забрался в постель. Только начал засыпать — пришел Федосеев. Растрепанный, в бриджах с широкими подтяжками и вислой майке.

— Выпить нема, Алексей Дмитриевич? — спросил с порога.

Седлецкий потянул из-под кровати дорожную сумку, достал плоскую стекляшку с армянским коньяком.

— Я один не могу, — объявил генерал.

Пришлось выбираться из угретого гнездышка, шарить в ободранной тумбочке. Стакан нашелся. Генерал посмаковал коньяк, кивнул на сумку:

— Зачем вам эта штуковина? Ну, пистолет…

— Стрелять из него буду, если понадобится, — пожал плечами Седлецкий. — Мы, как-никак, в зоне интенсивных боевых действий…

— Можно посмотреть? — спросил Федосеев.

Что ты будешь с ним делать, с таким любопытным… Генерал повертел ПМ, подергал предохранитель и небрежно бросил оружие на кровать.

— А вот это лучше…

И вытянул из-за пояса, из-под майки на необъятном пузе, древний «вальтер» с белесым от потертостей стволом.

— С пятидесяти метров — всю обойму в десятку кладу, как в копеечку! — похвастался. — Ну, не всю… Однако кучно. А себе, Алексей Дмитриевич, почему не наливаете?

Седлецкий и себе плеснул, приподнял стакан:

— За что пьем, Роман Ильич?

— За то, чтобы ноги отсюда унести, — серьезно сказал Федосеев. — Не возражаете против такого тоста?

— Не возражаю…

— Вам сколько лет? — спросил генерал.

— Ровесник Победы…

— А уже давно профессор. Завидую… Я вот академию бегом кончал. Диссертацию по какой теме защищали?

— По изафетной конструкции языка дари. Иначе его называют фарси-кабули. Если это что-то вам говорит.

— Тонко, тонко, — пробормотал Федосеев. — А к нам почему пошли?

— Потому и пошел, что ни в одной другой конторе мои знания не понадобились.

— А что, Алексей Дмитриевич, — прищурился генерал, — в здешних краях тоже говорят на этом… фарси-мерси?

— Да ладно вам, Роман Ильич, — усмехнулся Седлецкий. — Не ходите вокруг да около. Вы же не просто так заявились в час ночи — о филологии покалякать…

— Меня ваши проблемы не касаются, — сказал генерал. — Хочу лишь предупредить: я в ваши шпионские игры не играю. Вот и все.

— А с чего вы взяли, что я тут играю в шпионские игры? Сами знаете, я здесь от комиссии по гуманитарному сотрудничеству.

Федосеев налил себе, выпил и сказал:

— Не вешайте лапшу на уши, профессор. Я кожей чувствую, что затевается некая пакость. Еще в Москве это понял, когда узнал, что вы едете с подачи Соломина. Где Соломин — там и пакость. Это по его приказу под Андарабадом кишлак сожгли. И все очень ловко свалили на душманов. Итальянцев с французами возили — фотографировать зверства моджахедов. Как же — независимая пресса! И эта пресса потом не возникла, когда базу Мавлюд Шаха ковром бомбили, напалмом и дустом посыпали. Вы не работали под Андарбадом, профессор?

— Справьтесь в личном деле, — холодно сказал Седлецкий. — И вообще. Роман Ильич, буду вынужден подать рапорт по приезду в Москву.

— Х-ха! — отмахнулся Федосеев. — Напугал ежа голой задницей… Не думайте, что я из ума выжил, старая перечница… Я просто сучьих методов не люблю! Даже воевать надо так, чтобы тебя потом не презирали. Понял, нет? Ну, бывайте здоровы.

Он ушел, а Седлецкий еще долго бесцельно глядел в темноту. Действительно, старая перечница… Не спалось, несмотря на «ночной колпачок» коньяка. Он размышлял о Федосееве.

Генерал никогда не скрывал, что по убеждениям он — активный «союзник». Так называли в Управлении сторонников возрождения Советского Союза. Однако генерал Федосеев был не только одним из высших чинов в министерстве обороны, но и членом парламентского комитета по военной реформе. А уж в этом качестве он упрямо, как бульдозер, пробивал идеи армейского строительства, идеи, почерпнутые из старого великодержавного сундука.

Федосеев откровенно — и на парламентских слушаньях, и в газетных интервью — высказывался, что «сувереннобесие» есть болезненное поветрие, вроде кори. Переболеют, мол, младшие братья этой корью, надоест им махать возрожденными национальными флажками, оголодают — и потянутся вновь под крышу старшего брата, в общий дом… Потому, значит, надо сохранять старую структуру армии — вплоть до бывших военных округов. Пусть штабы этих округов и располагаются сейчас далеко от места будущей дислокации. Придет время — вернемся. И в Тбилиси, и в Ташкент.

Однако ветхозаветного оптимизма генерала Федосеева в Управлении не разделяли. Слишком далеко ушли младшие братья по дорогам суверенитета. И никогда они в прежнем качестве не вернутся в общий дом, хоть трижды воскреси Союз. Факт остается фактом: у России больше нет буферных республик. Она в очень короткий срок оказалась в кольце зарубежья.

Поэтому в Управлении стремительно сворачивали операции в Африке, Латинской Америке и на Ближнем Востоке. Пришла пора создавать агентуру, опорные точки, системы явок в непосредственной близости от России, буквально на территории вчерашнего Советского Союза. Задача эта облегчалась тем, что еще не все связи с бывшими братьями по лагерю были разорваны. Да и в самих республиках хватало людей, в том числе, во властных структурах, которые почти не верили в успех независимого развития собственных стран. Эти люди слишком долго служили Союзу, слишком много потеряли, оказавшись без этой службы… И еще они гораздо лучше рядовых сограждан сознавали силу имперских традиций.

С помощью этих людей — бывших партийных и государственных чиновников разного уровня — плелась сеть. Не будет Союза, но останется сфера имперских, то бишь, державных интересов. Эту сферу надо надежно контролировать. Американцы в свое время не потерпели ущемления собственных интересов ни в Гренаде, ни в Никарагуа…

Вот этого внутреннего закона сцепления разных стран и режимов, имперского закона, не хотел видеть за внешней оболочкой — единый флаг, единые границы и т. д. — генерал Федосеев, старая перечница. Именно такие парламентские «несгибаемые» и вредили делу империи, державы больше, чем кучка тщеславных президентов бывших союзных окраин.

Все равно подам рапорт, подумал Седлецкий, засыпая.

6

Дом Рахмата на тихой улице старого Ташкента, неподалеку от арыка Калькауз, был опорной точкой. Почти двадцать лет Рахмат возглавлял одну из резидентур в Пакистане, прикрываясь положением хозяина небольшой посреднической фирмы. Когда Советы ушли из Афганистана, исламабадского коммерсанта отозвали на родину. Он купил дом в Ташкенте и стал, по легенде для соседей, паспортного стола и собеса, ушедшим на покой мелким чиновником внешнеторговой организации. Жену, мол, схоронил на чужбине, детей Аллах не дал. Соседи искренне жалели бобыля, ибо одиночество в старости считается на Востоке немалой бедой.