Сосэки Нацумэ - ЗАТЕМ

• Название: ЗАТЕМ
• Автор: Сосэки Нацумэ
• Издательство: Издательство «Художественная литература»
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1973
• ISBN: 0734-198-7

Нацумэ Сосэки (1867–1916) — крупнейший японский писатель, ставший классиком современной японской литературы.

В однотомник вошли три романа писателя, признанные вершиной его творчества, — «Сансиро», «Затем», «Врата». Это в высшей степени сложные, многоплановые произведения, в которых отразились морально-этические поиски тогдашней интеллигенции, полная грозных и бурных событий жизнь начала века.

Акутагава Рюноскэ называл Нацумэ своим учителем, для нескольких поколений японцев Нацумэ Сосэки был колоссом и кумиром. Он и сейчас продолжает быть одним из самых читаемых писателей.

---

Каждый раз Дайскэ порывался откровенно объясниться с Митиё, но всё не решался. Было бы безнравственно, с его точки зрения, заставить эту молодую женщину, которая сидела перед ним с таким счастливым видом, хоть в какой-то мере почувствовать собственную беспомощность. Если бы не чувство долга перед Митиё, которое он остро ощущал, он не стал бы сейчас пускаться в объяснения, а снова, в той же комнате, повторил бы своё недавнее признание, пренебрёг бы всем остальным во имя тихих радостей любви.

Наконец Дайскэ решился:

— Не изменились ли у вас с тех пор отношения с мужем?

Даже такой вопрос не мог испортить настроение Митиё.

— А если бы и изменились, не всё ли равно, — ответила она всё с тем же счастливым видом.

— Вы до такой степени верите мне?

— Ещё бы! Иначе разве я могла бы так поступать?

Дайскэ поднял голову, посмотрел на высокое, сверкающее, как зеркало, знойное небо и с горькой усмешкой произнёс:

— Вряд ли я заслужил ваше доверие!

Мозг его пылал, как сушильная печь. Но Митиё, видимо, не придала его словам серьёзного значения, даже не спросила, зачем он так говорит, лишь притворилась удивлённой и коротко сказала: «Что вы!»

Дайскэ посерьёзнел.

— Мне надобно сделать вам признание. Говоря по совести, я человек не столь надёжный, как, скажем, Хираока. Так что не надо меня переоценивать. Уж лучше я откроюсь вам.

После этого предисловия последовал подробный рассказ об отношениях Дайскэ с отцом вплоть до сегодняшнего дня.

— Не знаю, что будет дальше. Но прежде всего мне надо стать на ноги. Я не желаю оставаться таким никчёмным, поэтому… — Дайскэ запнулся.

— Поэтому… Говорите, я слушаю.

— Поэтому меня тревожит ваше будущее, я не смогу быть вам опорой в той мере, как считаю нужным.

— Какой опорой? Говорите, пожалуйста, яснее, я ничего не понимаю.

Для Дайскэ было всегда главным материальное благополучие, и он не мог представить себе счастливой любимую женщину в нужде. Поэтому, размышляя о долге перед Митиё, он включал в это понятие также и богатство и, исходя из этого, ответил:

— Я говорю об опоре не в моральном, а в материальном смысле.

— Да мне она и не нужна.

— Независимо от вашего желания она станет со временем необходимой. Многое в наших с вами отношениях будет зависеть от материального благополучия.

— Многое или немногое, стоит ли сейчас об этом беспокоиться?

— Говорить легко, гораздо тяжелее жить, и это совершенно очевидно.

По лицу Митиё пробежала тень.

— Стоило мне нынче услышать о вашем батюшке, как я сразу всё поняла. А уж вам-то, я думаю, следовало это знать давным-давно.

Дайскэ не нашёлся что ответить. Обхватив голову руками, он, словно обращаясь к самому себе, проговорил:

— Что-то неладное со мной творится.

На глаза у Митиё навернулись слёзы.

— Зачем же мучиться? Помиритесь с отцом, а обо мне не тревожьтесь.

Дайскэ сжал руку Митиё и с жаром воскликнул:

— Да пожелай я так поступить, я и не подумал бы тревожиться. Но я сочувствую вам, простите же меня!

— Простить вас… — дрогнувшим голосом прервала его Митиё. — Ведь я сама всему виной, зачем же у меня просить прощения? — И она разрыдалась.

— Неужели вы станете терпеть нужду? — мягко спросил Дайскэ.

— Отчего же терпеть? Ведь так оно и должно быть.

— Мало ли что может случиться!

— Знаю. Но я ко всему готова. С недавних пор… С недавних пор я твёрдо решила умереть, если появится в том надобность.

Вздрогнув, Дайскэ снова спросил:

— Вы не строите никаких планов на будущее?

— Никаких. Как вы пожелаете, так и будет.

— Скитаться…

— Могу и скитаться, если прикажете, и умереть.

Дайскэ снова вздрогнул.

— А если оставить всё, как есть?

— И так можно.

— Хираока ничего не подозревает, как по-вашему?

— Возможно, и подозревает. Но я решилась, и вам не о чем беспокоиться. Пусть даже он убьёт меня, мне всё равно.

— «Умру», «убьёт», стоит ли бросаться такими словами?

— Но ведь я долго не протяну, пусть даже всё останется по-прежнему.

Дайскэ словно застыл, не сводя глаз с Митиё. Она снова разрыдалась и была близка к истерике.

Спустя немного Митиё успокоилась. Лицо её прояснилось. Перед Дайскэ снова сидела обаятельная женщина, спокойная и мягкая, как всегда.

— Можно мне поговорить с Хираокой?

— А вы сможете? — удивилась Митиё.

— По крайней мере, надеюсь на это, — твёрдо ответил Дайскэ.

— Как вам будет угодно, — сказала Митиё.

— Так, пожалуй, и сделаем. Нечестно обманывать Хираоку. Я постараюсь объяснить ему реальное положение вещей. Если понадобится — извинюсь. Разумеется, всё может получиться вопреки моим ожиданиям, но я сделаю всё, чтобы предотвратить трагический исход. Неопределённость — вещь мучительная, да и перед Хираокой как-то неловко. Но, может быть, мои действия заставят вас испытать стыд перед мужем? Сама мысль об этом мне тяжела. Впрочем, и мне не избежать стыда. Но каждый должен нести ответственность за свои поступки. Именно поэтому надо преодолеть стыд и всё до конца рассказать Хираоке, пусть даже это не принесёт никаких результатов. Откровенное признание тем более необходимо, что сыграет решающую роль в нашей дальнейшей судьбе.

— Я всё поняла. И готова умереть, если случится что-нибудь ужасное…

— Умереть… Допустим. Но я должен знать, когда это произойдёт. Иначе зачем же мне говорить с Хираокой?

Митиё снова расплакалась.

— Итак, я всё расскажу Хираоке.

Когда они простились, солнце уже клонилось к закату. Но Дайскэ не пошёл провожать Митиё, как в прошлый раз. Чуть ли не час он просидел в кабинете, прислушиваясь к пению цикад. После откровенного разговора с Митиё Дайскэ почувствовал облегчение. Он взялся было за перо, чтобы условиться с Хираокой о встрече, но, написав приветствие, остановился, вдруг ощутив, как угнетает его сознание долга. В одной рубашке, босиком, он выскочил в сад. На веранде появился Кадоно, который спал мёртвым сном всё время, пока Митиё была в доме.

— Поливать рано, — сказал он, держась обеими руками за коротко остриженную голову. — Солнце ещё не село.

Не отвечая, Дайскэ забрался в угол сада и принялся сметать в кучу опавшие листья бамбука. Пришлось и Кадоно, сняв кимоно, спуститься с веранды.

Сад был небольшой, но земля так пересохла, что увлажнить её оказалось нелегко. Дайскэ не выдержал, пожаловался на боль в руках, обтёр ноги и поднялся на веранду. Так он и сидел там, отдыхая и дымя сигаретой. Кадоно поглядел на него и спросил насмешливо:

— Что, сэнсэй, сердце не в порядке?

Вечером Дайскэ отправился с Кадоно на храмовый праздник на Кагурадзаку, купил несколько горшков с осенними цветами и поставил перед домом, чтобы их смочило росой. Близилась ночь, на ясном, удивительно высоком небе сияли звёзды.

Дайскэ решил не закрывать перед сном ставни, мысль о ворах никогда не приходила ему в голову. Он погасил лампу и, ворочаясь с боку на бок, глядел из-за полога на тёмное небо. Перед его мысленным взором с необыкновенной яркостью проходили события минувшего дня. Ещё немного, и всё окончательно решится, размышлял Дайскэ, ощущая радостное биение сердца в груди. Постепенно в обволакивающем его мраке Дайскэ погрузился в глубокий сон.

На другое утро он собрался отправить Хираоке письмо, черкнув всего несколько слов. «Нам надо поговорить, пожалуйста, сообщи, когда тебе будет удобно. Меня устраивает любое время». Он положил записку в конверт, наклеил марку, и тут ему показалось, будто он идёт ва-банк. У него даже руки дрожали, когда он отдавал Кадоно конверт, велев ему бросить его в почтовый ящик, словно в конверте была не записка, а сама посланница судьбы. После ухода Кадоно нервное возбуждение сменилось ощущением пустоты. Вдруг всплывшее воспоминание о посредничестве между Хираокой и Митиё три года назад было как дурной сон.

Два долгих дня провёл Дайскэ в напрасном ожидании вестей от Хираоки. Не было ничего и на третий и на четвёртый день. Между тем подошло время, когда Дайскэ обычно ездил на Аояму за деньгами. В кармане у него уже почти ничего не оставалось. Но Дайскэ был теперь готов к тому, что придётся как-то жить без помощи отца. Он и мысли не допускал отправиться туда как ни в чём не бывало.

Два-три месяца продержусь, утешал себя Дайскэ, продам что-нибудь из книг или одежды, а потом, когда всё уладится, начну потихоньку искать работу. Он вспомнил слышанную от других истину, почти вошедшую в поговорку, что-де никто ещё так просто не умер с голоду, что всё как-нибудь образуется.

Так и не дождавшись ответа от Хираоки, Дайскэ на пятый день в самую жару сел на трамваи и отправился в редакцию, но там ему сказали, что Хираока будет лишь через несколько дней. Выйдя на улицу и глядя вверх на грязные окна, Дайскэ пожалел, что, прежде чем ехать, не справился по телефону. Может быть, Хираока не получил его записки? Дайскэ умышленно послал её на редакцию. На обратном пути он зашёл в букинистический магазин, где часто бывал, сказал, что хочет продать ненужные ему книги и просит зайти их посмотреть.