Айрис Мердок - Лучше не бывает

• Название: Лучше не бывает
• Автор: Айрис Мердок
• Жанр: Современная проза
• Год: 2007
• ISBN: 5-8370-0453-X,5-8370-0487-2

Выпускаемый впервые на русском языке роман «Лучше не бывает» исследователи творчества Айрис Мердок единодушно признают одним из лучших произведений автора. Действие романа начинается с загадочного самоубийства чиновника министерства в своем кабинете. Служебное расследование трагического случая, проводимое со всей тщательностью министерским юристом Дьюкейном, переплетается с коллизиями нескольких пар любовников и супругов и завершается самым неожиданным для читателя образом.

---

— Да, я знаю. Но я думаю, он нуждается в тебе…

— Нет, нет. В его мире я — ненужная гипотеза.

— Не согласна. Ты совсем особенный для него.

— Только один человек — особенный для Тео и это, разумеется, не я. Расскажи мне, как все остальные, как твой красавец сын?

— Ох, я вспомнила, Вилли, не мог бы ты немного натаскать Пирса в латыни в эти выходные? Он ужасно беспокоится о своей латыни.

— Да, конечно. Я могу с ним позаниматься в любой день, в это же время.

Вилли не принимал посетителей после шести. Он объяснял это тем, что работает в это время, но Мэри сомневалась. В поисках ключа к внутреннему замку Вилли она часто размышляла о природе его одиночества. Каково ему было вечерами, ночами? Однажды сильное любопытство заставило ее неожиданно зайти к нему около девяти. Свет был выключен, и он сидел рядом с мерцающим очагом; ей показалось, что он плачет. Вилли был так поражен и раздосадован ее поздним визитом, что она больше не осмеливалась повторить его.

— Кажется, он думает, что с греческим у него все в порядке. Хотя я должна сказать, кажется, ему далеко до близнецов.

— Да, — сказал Вилли, — их греческий просто erstaunlich.[11]

Мэри раздражало, когда Вилли употреблял немецкие слова или фразы. В первое лето, когда он только приехал, она уговорила его учить ее немецкому и несколько раз в неделю по утрам тратила на это час. Вилли вежливо прекратил это занятие после того, как стало ясно, что у Мэри нет времени, чтобы делать все необходимые упражнения и домашние задания, и был очень огорчен ее неудачей. Мэри не любила вспоминать об этом. Следующим летом он уделял такое же время Поле, и они вместе прочли целиком вслух «Илиаду» и «Одиссею». Тогда Мэри физически остро страдала от ревности.

— В чем дело? — спросил он с сильным акцентом.

— Ни в чем, — коротко сказала она, но знала, что Вилли точно угадал, о чем она подумала.

— Что происходит с Полой? — спросил Вилли. Мысли Вилли и Мэри часто забавным образом совпадали, когда она бродила по комнате, а он наблюдал за ней.

— А что?

— Мне кажется, она чем-то обеспокоена или испугана или что-то такое.

— Думаю, это просто окончание учебного года, — сказала Мэри. — Она переутомилась. Она навещала тебя? Может быть, это Пола принесла две белые розы.

— Нет, я встретил ее на берегу, когда я совершал утреннюю прогулку.

Летом Вилли часто очень рано выходил на прогулку вдоль моря, прежде чем кто-либо проснется.

Мэри опять остановилась у окна, где в легкой пыли ее испытующие пальцы оставят двойной отпечаток, ясно видимый при ярком свете. Трескомб-хаус был не виден отсюда — мешал лес, но зато можно было разглядеть за верхушками деревьев кусочек побережья с мысом ржавого цвета, называвшимся Красной Башней, справа, а слева, за кривым зеленым полем, — вид на заброшенное кладбище и маленький зеленый купол божества геометрии, а дальше серее и туманнее виднелась линия дюн с черно-белым маяком в конце. Мэри посмотрела прямо перед собой и увидела, что в море что-то болтается на волнах, совсем близко от берега, она взяла бинокль, чтобы посмотреть, что это.

— Уф! — сказала она.

— Что?

Бинокль не настроен.

Когда она отфокусировала его, то далекие листья в лесу приблизились прямо к ее глазам. Она никогда не имела дела с такими мощными линзами. Она передвинула светлую, освещенную точку вниз по горе и через гальку пляжа, чтобы увидеть, что же это плавало в море. Она увидела легкие складки прибрежных волн и гладкую сатиновую кожу спокойных вод, а затем — и руку, опущенную в воду. И тогда уже в ее поле зрения попала маленькая зеленая лодка, которую близнецы называли «кораклем» — как лодки в «Острове сокровищ». В лодке были Кейт и Джон Дьюкейн, оба в купальных костюмах. Она могла понять по темному блеску материи, что они только что плавали. Они расслабленно, забыв обо всем, смеялись, и Дьюкейн положил руку на колено Кейт. Мэри опустила бинокль.

Вернувшись в комнату, она встала прямо перед Вилли и пристально посмотрела на него. Она печально подумала: в моей судьбе нет места веселью и смеху. Алистер был веселый, но Мэри скорей сочувственно созерцала его веселость, чем разделяла ее. Кейт была веселой и смешила других, даже самого Вилли. Пола тоже была приятна Вилли, у них спокойная дружба и общие интересы. А я только навожу на него грусть, думала Мэри, и он наводит на меня грусть.

— Что с тобой, мое дитя?

— Ты, — сказала она, — ты, ты, ты. О, я люблю тебя.

Она часто произносила эти слова, но они тут же улетучивались, как если бы их моментально поглощала бесконечность отрицания, что словно облаком окружало Мэри. Она хотела пронзить Вилли этими словами, потревожить, даже причинить ему боль, но он оставался отстраненным, и даже его нежность к ней была отстраненной. Ей не приходило в голову усомниться в том, что Вилли мог бы остаться равнодушным к ней, не могла она сомневаться и в своей привлекательности. Не будучи формально красавицей, Мэри обладала абсолютной уверенностью в своей способности привлекать, что стоит многих иных физических качеств. Нет, что-то другое разделяло их. Если Тео казался ей человеком, разгуливающим со сломанными костями, то Вилли наводил на ум мысль о существе из другого измерения, которое лишь с большим трудом могло поддерживать связь с обыкновенным миром. Это беспокоило бы ее в меньшей степени, если бы она не представляла себе это другое измерение ужасным местом. Пытаясь думать более конкретно, она пыталась понять: что это значит — перенести такую несправедливость? Сможет ли он когда-нибудь простите их? Мэри подумала, что это может быть проблемой для нее самой. Но не было никаких признаков того, что это было проблемой для Вилли. Возможно, у него были другие демоны.

Она села, придвинула стул близко к нему, глядя ему в лицо. Делая это, она взглянула вниз и увидела свои груди, прижатые друг к другу, как две одинаковые птицы, и она подумала: я сокровище, ждущее, чтобы его нашли.

— Смотри, Мэри, твоя белая крапива подняла головки.

— Ты, ты… — сказала она, — ты — тролль, вот что ты такое. О, ты изводишь меня!

Она начала ласкать его, очень легко проводя пальцами по его длинным шелковистым волосам, гладя их, пока они не начали слегка потрескивать и подниматься к ее ладони. Потом она стала ласкать его лицо кончиками пальцев, сначала легко обводя его профиль, широкий лоб, изборожденный морщинами, тонкий еврейский нос, нежную впадинку над верхней губой, колючий подбородок, затем притронулась к его глазам, — они моргали, будучи закрытыми, и когда он открыл их, тоже моргали; она ласкала его щеки с выступающими скулами, проводя кончиками пальцев по всей длине его рта — мягкое ощущение человеческого лица над черепом, трогательное, ранимое и смертное. Наконец, движением, не нарушавшим ритма ее ласк, Вилли схватил ее руку и прижал ладонью к своей голове. Его глаза были закрыты сейчас, и так, не двигаясь, они долго сидели. Это был их способ заниматься любовью.

11

— Думаешь, это всегда безопасно — говорить о ком-то, что он счастлив? — спросила Кейт.

— Думаю, было бы неблагодарностью со стороны такого человека, который, как ты, всегда счастлив, не признаваться в этом порой.

— Неблагодарность? К кому? У них нет ни морали, ни благодарности. Да. Признаюсь, я всегда счастлива. Но есть разные степени счастья. Вот в этот момент я чувствую такое невероятное счастье, что могу упасть в обморок!

Они плыли в маленьком зеленом коракле по совершенно спокойному морю, в котором они только что искупались. У коракля не было весел, грести надо было руками. Он был неустойчив и легко переворачивался, на нем можно было плавать только когда море было тихим.

Неподалеку, на берегу, близнецы, уже искупавшись, предавались своему бесконечному занятию — исследованию камней. Дядя Тео, который не любил камни и находил их угрожающими, однажды сказал, что близнецы ведут себя как люди, обреченные богом исполнять одну и ту же непосильную задачу. Сам дядя Тео, недавно поднявшись после чая, сидел на берегу рядом с одеждой Пирса. Мэри запретила входить в дом в мокрых купальниках, и дети всегда переодевались на пляже. Пирс, который до этого немного поплавал, сейчас лежал расслабленно на прибрежной гальке, как приплывший к берегу морской зверь, — ноги его были в воде. Минго, купавшийся с Пирсом, отряхивался, обрызгав радужными каплями брюки Пирса и левый рукав пиджака дяди Тео. Монроз, сидя на зубчатых обломках дерева, прибитых морем, нахохлился и был похож на круглую птицу, злобно следя своими желтыми глазами за проделками Минго. Пола и Октавиен, уже переодевшись, медленно брели по берегу, разговаривая о политике. На некотором расстоянии отдыхали местные жители. Был воскресный день.

— Да. Всегда нужно помнить, как нам повезло, — говорила Кейт, — подумай, мы могли бы родиться индийскими крестьянами… — Но на самом деле она не могла сейчас думать ни об индийских крестьянах и ни о том, как ей повезло, она могла только ощущать нежное легкое прикосновение солнца к ее пухлым ногам и плечам, чувствовать, как соленая влага высыхает на них.