Кэрол Макклири - Иллюзия убийства

• Название: Иллюзия убийства
• Автор: Кэрол Макклири
• Издательство: Астрель, Полиграфиздат
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-39276-4, 978-5-4215-3172-2

«Вокруг света за восемьдесят дней» — один из лучших романов Жюля Верна, который произвел сенсацию во всем мире.

Но можно ли превзойти рекорд Филеаса Фогга в реальности?

В 1889 году это решила выяснить мисс Нелли Блай — первая знаменитая журналистка XIX века, обладавшая талантом истинного детектива-любителя.

Однако уже на второй неделе своего путешествия мисс Блай неожиданно стала свидетельницей загадочного убийства.

Она видела не так много, и в то же время достаточно, чтобы теперь опасаться за собственную жизнь. Ведь таинственный преступник начал охоту уже за ней.

Кто он? Под подозрением — все пассажиры лайнера. Даже великая актриса Сара Бернар и Фредерик Селус — джентльмен-авантюрист, с которого был «списан» образ Алана Куотермейна, героя «Копей царя Соломона».

---

— Он только что был здесь.

— Кто? — удивляется фон Райх.

В отчаянии я всплескиваю руками.

— Мы говорили о Великом Сфинксе, который убивает чужеземцев.

— Сфинкс разговаривал с вами?! — восклицает леди Уортон.

— Нет. Конечно, нет. Я разговаривала о нем с мужчиной. Он исчез.

Леди Уортон дает мне свой зонтик.

— Прикройте лучше голову, дорогая моя. У вас галлюцинации от жары.

12

Цирк шапито, в котором мне доводилось бывать, меньше, чем шатер шейха.

Его поддерживает лес столбов, края шатра загнуты вверх для циркуляции воздуха. Справа поодаль оазис с деревьями и финиковыми пальмами вокруг пруда.

Безбрежное море песка, а посередине небольшое озеро, окруженное деревьями и травой, — чудо Божие, сказала бы моя матушка.

— Шейх — вождь бедуинского племени? — спрашиваю я.

Мой вопрос вызывает усмешку у фон Райха, а лорд Уортон фыркает.

— Фактически он князь и паша, — отвечает австриец, — потому что он брат Тауфика-паши, правителя Египта, называемого хедивом. У него дворцы в Каире и Александрии, но он ставит шатер в пустыне раз в году, чтобы напомнить людям о своих бедуинских корнях.

— У него нет бедуинской крови, — с презрением говорит лорд Уортон. — Правящая династия берет начало от турецких военачальников албанского происхождения, которые взяли верх в кровопролитной борьбе после ухода наполеоновской армии. В нем столько же бедуинских корней, сколько у моей собаки для охоты на птиц.

Из озера пьют воду арабские скакуны — верховые лошади пустынь, известные своим умом, быстротой и грацией, и вместе с ними удивительно неуклюжие и очаровательно уродливые верблюды. Чем не версия «Красавицы и Чудовища» из животного мира?

— Арабских лошадей и верблюдов относят к самым драгоценным созданиям Аллаха, — говорит нам фон Райх, словно прочитав мои мысли. — Лошадей — за их красоту, а верблюдов — за выносливость.

Войдя в шатер, мы замечаем, что над нашими головами висят сотни корзин с цветущими растениями. После раскаленного воздуха пустыни одно удовольствие окунуться в пропитанную их сладким ароматом и увлажненную атмосферу. Повсюду толстые персидские и турецкие ковры, а также золотые канделябры в человеческий рост.

— Боже, что это значит?! — восклицает леди Уортон, увидев круглые, по колено высотой, столы, обставленные седлами, и разложенные повсюду подушки.

— Когда бедуин приходит домой обедать, он приносите собой седло, чтобы облокачиваться на него, и сидит на ковре, — отвечает лорд Уортон. — Мы тоже так делали в Марокко, но только не во время обедов, на которых ты присутствовала.

— Значит, мы будем есть, сидя на полу? Как нецивилизованно, — ворчит она.

Я оглядываюсь по сторонам, очарованная роскошью убранства. Я не могу даже представить себе, сколько стоит эта «бедуинская палатка». Или сколько феллахов гнули спину на хлопковых полях, выращивая урожай, чтобы оплатить все это.

Белоснежные фарфоровые тарелки, расставленные на столах, бесподобной красоты. В центре каждого из них темно-синяя фигура фараона-воина на золотой колеснице, запряженной лошадью. В одной руке он держит копье, чтобы метнуть его в готового к прыжку тигра.

— Костяной фарфор, — перехватывает мой взгляд фон Райх. — Он изготавливается с добавлением золы обызвествленных костей буйволов, что придает ему особую белизну и прозрачность.

— А где же приборы?

— Будете есть пальцами, и только правой рукой, — поясняет фон Райх. — Левая — для личных нужд и считается нечистой.

— Естественно, у них нет цивилизованных удобств, чтобы облегчиться, — фыркает леди Уортон.

— Во дворце шейха стол сервируют золотыми и серебряными приборами, а здесь едят пальцами для поддержания имиджа воинов пустыни. — Фон Райх ближе наклоняется к нам и тихим голосом добавляет: — Ах да, когда вы сидите, не направляйте ноги в чью-нибудь сторону. Египтяне верят, что это приносит несчастье.

— Спасибо. Что еще нужно знать? — спрашиваю я.

— Здесь говорят только мужчины. — Он улыбается и подмигивает мне. — Женщины служат украшением.

После этих слов мужчины отходят в сторону. Я остаюсь с ее светлостью, с лица которой не сходит недовольная маска.

— Мне нужно утолить жажду, — объявляет она, направляясь к человеку с оголенным торсом, на котором надеты только широкие желтые шаровары и красный тюрбан. Он держит большой серебряный поднос со стаканами гранатового сока.

Ранее фон Райх сказал нам, что из иностранцев на обеде будут присутствовать в основном европейские бизнесмены и несколько офицеров. Среди гостей будут также жены некоторых бизнесменов. Незамужние женщины и мусульманки не приглашались.

Приглашенные дамы напоминают мне тех, что я встречала на великосветских чаепитиях, которые освещала для газеты «Питсбург диспетч», — разодетые и чересчур напудренные. На них, как и на леди Уортон, цветастые или с кружевами шелковые платья с мелкими, меньше кончика моего мизинца, пуговицами, пришитыми сзади, из-за чего помощь служанок просто необходима.

Я не претендую на звание красавицы, поэтому одеваюсь так, чтобы было удобно, предпочитая простую одежду, без излишних кружев, оборок и колючих нижних юбок, придающих платью пышность или, как мне сказал один портной, «женственность истинной леди».

Фон Райх и лорд Уортон сменили свои дорожные костюмы. Кое-кто из европейских мужчин пришел в черных или темно-серых костюмах для утренних приемов или их дневной версии — однобортных сюртуках с белыми галстуками, в полосатых серо-черных брюках и шелковых цилиндрах, однако большинство оказались в таких же белых полотняных костюмах, какие носят фон Райх и английский лорд.

Офицеры — в одинаковых тропических шлемах, армейских ботинках и сильно накрахмаленной военной форме, отличающейся только знаками различия.

Среди немногих присутствующих египтян и турок в европейских костюмах и фесках единственные мужчины, чувствовавшие себя комфортно в полуденную жару, — это те, на ком была национальная арабская одежда пустынь, позволяющая воздуху циркулировать: просторные белые туники и надетые поверх них плащи без рукавов из хлопка, льна или шелка синего, зеленого и желтого цветов, доходящие до лодыжек и опоясанные сплетенными из золотистого шелка кушаками с кисточками для украшения талии. Даже веревочные сандалии выглядели практичнее, чем прочая обувь.

Все мужчины, словно сговорились, пришли с оружием: англичане — с револьверами «уэбли», а французы — с офицерской версией их револьвера «шамело-дельвинь». На поясах у арабов висят ятаганы или кинжалы, украшенные всевозможными драгоценными камнями, — оружие с дистанцией поражения меньшей, чем у револьвера, но, несомненно, столь же эффективное в руках тех, кто с ним вырос.

Я не удивилась бы, если бы узнала, что и у женщин в сумочках есть маленькие пистолеты, в частности у француженок, более продвинутых среди представительниц своего пола, поскольку их страна находится на перекрестке всех мировых тенденций.

Забавно смотреть, как англичане и французы потягивают турецкий кофе из маленьких изящных кофейных чашечек, оттопырив мизинец, — это кажется так нелепо. Им бы пить бренди, но египтяне — трезвенники, по крайней мере на людях.

Слышится негромкий гул, который постепенно усиливается, а заканчивается глухим ударом в большой гонг, и медные трубы звонко возвещают о прибытии группы всадников на верблюдах.

Впереди всех скачет, очевидно, наш хозяин на единственном белом верблюде. Его бедуинская одежда из шелка, а не из хлопка или льна и усыпана драгоценными камнями — сверкающими рубинами, сапфирами и бриллиантами. Слуга становится на четвереньки рядом с опустившимся на колени верблюдом шейха, чтобы тот встал этому человеку на спину, когда будет спешиваться. Я морщусь при виде того, как он становится на живую подставку для ног, — шейх совсем не тщедушный мужчина, в нем фунтов двести.

Он идет по красному ковру, расстеленному от одного из столов, рядом с которым стоят сарацины с длинными саблями и пистолетами, заткнутыми за пояс.

— Боюсь, вам, леди, придется некоторое время позаботиться о себе самим, — предупреждает фон Райх. — Его светлость и меня удостоили чести сидеть за столом шейха. — В его голосе слышится гордость и мужское превосходство.

Когда они направляются к столу шейха, я с изумлением замечаю, кто садится рядом с шейхом — Фредерик Селус.

Не успела я справиться со своим удивлением, как еще один человек появляется из темноты позади шейха и садится за его стол — рыночный заклинатель змей, кого фон Райх назвал псиллом.

Я хочу сказать леди Уортон, что с воплем убегу из шатра, если еще и Джон Кливленд материализуется, но она куда-то подевалась — наверное, опять пошла за питьем. Когда леди Уортон возвращается, я спрашиваю, не являются ли фон Райх и ее муж друзьями шейха.