Кэрол Макклири - Иллюзия убийства

• Название: Иллюзия убийства
• Автор: Кэрол Макклири
• Издательство: Астрель, Полиграфиздат
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-39276-4, 978-5-4215-3172-2

«Вокруг света за восемьдесят дней» — один из лучших романов Жюля Верна, который произвел сенсацию во всем мире.

Но можно ли превзойти рекорд Филеаса Фогга в реальности?

В 1889 году это решила выяснить мисс Нелли Блай — первая знаменитая журналистка XIX века, обладавшая талантом истинного детектива-любителя.

Однако уже на второй неделе своего путешествия мисс Блай неожиданно стала свидетельницей загадочного убийства.

Она видела не так много, и в то же время достаточно, чтобы теперь опасаться за собственную жизнь. Ведь таинственный преступник начал охоту уже за ней.

Кто он? Под подозрением — все пассажиры лайнера. Даже великая актриса Сара Бернар и Фредерик Селус — джентльмен-авантюрист, с которого был «списан» образ Алана Куотермейна, героя «Копей царя Соломона».

---

Телеграмма, полученная Сарой.

Этот ответ на вопрос, почему актриса была без вуали, когда мы встретились в отеле, пришел ко мне, когда я пыталась вздремнуть перед ужином.

Она открыла свое лицо перед Фредериком из-за телеграммы.

Глупая угроза, сказала Сара. Физическая? Такая, что заставила ее завести дружбу с известным охотником, который мог бы защитить ее?

Вообще-то телеграммы с угрозой физической расправы не посылают — она не должна быть столь явной, — но, судя по тому, как Сара рассердилась, отправитель, несомненно, задался целью напугать ее. Безусловно, содержание послания вывело ее из себя и заставило встретиться с Фредериком. Тот, между прочим, был как-то связан с Кливлендом, а теперь она была связана с Фредериком. Означает ли это, что Сара связана с Кливлендом?

Дружба с Сарой не станет для меня тихой гаванью. Великая актриса имеет отношение к интриге, которая началась с инцидента на рынке и все еще затрагивает меня, протянувшись из Порт-Саида, как щупальца гигантского кальмара Жюля Верна.

Но попытки соединить воедино любовную интригу французской актрисы, восстание религиозных фанатиков в Египте и махинации сильных держав из-за контроля над жизненно важным Суэцким каналом начинают причинять мне сильную головную боль.

Поскольку старания хоть чуточку отдохнуть ни к чему не приводят, я встаю с кровати. Может быть, теплая ванна немного расслабит меня для вечера, который я собираюсь провести с красивой актрисой, явно проявляющей интерес к тому же мужчине, что и я.

Глядя на себя в зеркало, прихожу к выводу, что заставить Фредерика заметить меня в присутствии Сары я могу только одним способом: бросившись на рельсы перед приближающимся поездом. И только тогда гудок паровоза привлечет его внимание к моему изуродованному телу.

Фредерик и Сара ждут меня на стоянке экипажей перед гостиницей, когда я выхожу на улицу.

Я держусь с невозмутимым видом, но с интересом отмечаю нечто неестественное в том, как они стоят и говорят. Вместо того чтобы быть обращенными лицом друг к другу, как ведущие разговор знакомые, каждый из них смотрит немного в сторону, будто они не хотят, чтобы кто-то понял, что между ними идет беседа. Случайный прохожий даже не подумал бы, что они знакомы. Или что разговаривают.

Зачем этот спектакль? Что задумали охотник и актриса?

Мы садимся в экипаж и трогаемся в путь. Судя по количеству народа на улице, все, кто остановился в отеле и вообще живет в городе, отправились на прогулку. Дует прохладный вечерний ветер, и женщины и многие мужчины вышли с непокрытой головой.

Когда мы отъезжаем на некоторое расстояние, и другие европейцы не видят нас, Сара снимает шляпу с сетчатой вуалью, чтобы в полной мере насладиться легким бризом. Для женщины, ставшей актрисой примерно в то время, когда я родилась, она вы глядит достаточно молодой. Я невольно задаюсь вопросом, сколько же ей лет. Мне двадцать два, а ей, должно быть, на десяток больше.[27]

Экипаж неторопливо везет нас по городу, по широким улицам, мимо красивых домов, стоящих в глубине тропических садов. Мы едем по Галле-фейс-драйв, тянущейся вдоль побережья вне досягаемости волн, которые рассыпаются на песчаном берегу с более глубоким и густым ревом, чем любой слышимый мной звук воды.

— Волнорез, который тянется почти на целый километр, — любимое место прогулок жителей Коломбо, — рассказывает нам Селус. — Утром и вечером можно видеть людей в ярких одеждах, прогуливающихся от берега до маяка и обратно. В сезон штормов через волнорез перекатываются волны высотой в сорок футов, и, чтобы потом по нему можно было ходить, его очищают от зеленого ила.

Сара покупает розу у уличного продавца цветов и кладет ее на табличку, гласящую, что пятнадцать лет назад наследник британского трона принц Эдуард Уэльский заложил первый камень в основание волнореза.

— Считается, что это самый красивый волнорез в мире, — говорит Фредерик.

На мой взгляд, данная реплика скрывает некоторое недоумение Селуса, поскольку возложение розы на старую медную табличку он, по-видимому, счел делом необычным. Она же совершает действие — по сути театральное — как само собой разумеющееся, и оно вызывает мое любопытство.

В памяти всплывает одна пикантная подробность из жизни Сары, о которой сплетничали в американских газетах.

— Кажется, некоторое время назад писали, что Сара и принц…

— Не будем об этом, — перебивает меня Фредерик. — Нам нужно успеть на выступление иллюзионистов.

Я невольно задела за больное место англичан — их чувство безграничной преданности Короне и готовность встать на ее защиту. Конечно, уже давно говорили о любовных связях Сары с членами европейских королевских семей, да и принц Уэльский, как известно, был не просто ее поклонником. Жуир международного масштаба, он имеет склонность к красивым женщинам, изысканным блюдам, старому бренди и чемпионским скачкам.

На обратном пути к экипажу я не могу не думать о сказанной Сарой фразе, что семья ее любовника вознамерилась убить ее, но мне трудно представить, чтобы королева Виктория сплела заговор с целью убийства актрисы. Конечно, если бы Сара была беременна или уже произвела на свет претендента на трон, кто знает, что мог бы сделать преданный Короне британец и без разрешения королевы.

Я глубоко вздыхаю и говорю себе, что с меня хватит неразгаданных тайн и незачем создавать еще одну.

— Вы что-то сказали, Нелли? — спрашивает Фредерик.

— Нет. Просто, наверное, мысли вылетают из отверстий в моей голове.

— Простите?

— Извините, старое американское выражение.

На самом деле это я его придумала, и оно точно передает, что я чувствую.

37

— Индийский фокус с веревкой считается не только самым загадочным трюком, — говорит нам Фредерик. — Он почти такой же древний, как Гималаи. Согласно некоторым источникам его исполняли в Древней Греции и Египте за несколько столетий до рождения Христа. А шестьсот лет назад этот трюк видел Марко Поло.

Мы сидим на бревнах, положенных рядами перед почти полностью открытой сценой, позади которой растет высокое и ветвистое грушевое дерево.

Гремит барабан, и на сцену выходит факир в одеянии монаха, с белой бородой мудреца и темными глазами бродячего торговца змеиным маслом.[28] С ним мальчик-туземец лет десяти в чалме и набедренной повязке.

После длительной жестикуляции и произнесения заклинаний, как я понимаю, на местном языке, старик просит мальчика более-менее ясно, чтобы тот залез на дерево и что-то достал.

— Плод, который дозволено вкушать только богам, — шепчет Фредерик. — Его стерегут джинны, скрывающиеся на дереве.

Факир стоит перед плетеной корзиной и играет завораживающую мелодию на флейте.

Я ожидаю, что сейчас вылезет злобная кобра, но на самом деле появляется конец веревки. Веревка поднимается все выше и исчезает в листве деревьев.

— Ее поднимают тонкой нитью или, может быть, рыболовной леской, — шепчу я Фредерику, а он равнодушно пожимает плечами.

После того как конец веревки скрывается в кроне дерева, мальчик, выслушав наставления факира, хватается за веревку и начинает взбираться по ней.

Зрители вскрикивают в изумлении, когда он, перебирая руками, добирается до верха и исчезает в листве.

Факир смотрит на дерево, ходит по сцене и кричит что-то мальчику — очевидно, чтобы он спускался с плодом.

Но тут сверху раздаются крики, листва содрогается, словно на дереве происходит борьба.

Оттуда что-то падает, и все зрители, в том числе и я, ахают.

Это не плод, а рука ребенка.

Джинны, стерегущие плод, явно кровожадные демоны.

Потом падает еще что-то, это нога.

Вскрикивает женщина.

Я начинаю истерически хохотать, а Фредерик берет меня под руку и шепчет:

— Не надо.

Он прав, это невежливо, и я приглушаю смех.

На сцену сыплются остальные части тела, последней падает голова. Нервы зрителей на пределе, они впились глазами в корзину, куда сложены фрагменты тела.

Старик подходит к ней, заглядывает внутрь и скорбно качает головой. Склонившись над корзиной, он начинает играть на флейте.

Через некоторое время оттуда появляется волосатая макушка, а потом голова.

Это мальчик. Швы и свежая красная рана вокруг шеи указывают на то, что голова была пришита к туловищу. Когда он медленно вылезает из корзины, мы видим, что его руки и ноги также пришиты к торсу.

Когда мальчик наконец полностью выбирается из корзины и бежит со сцены, факир кричит ему вдогонку, что он не выполнил задание.

Зрители громко аплодируют, и на сцену летит град монет; мы трое также не скупимся на вознаграждение.

— Смешно, — говорю я своим компаньонам, когда мы ждем, чтобы рассеялась толпа.