Сусанна Тамаро - Поступай, как велит тебе сердце

• Название: Поступай, как велит тебе сердце
• Автор: Сусанна Тамаро
• Издательство: Baldini e Castoldi
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1994
• ISBN: 978-88-859-8940-5

Другие переводы Ольги Палны с разных языков можно найти на страничке www.olgapalna.com.

Посвящается Пьетро

О Шива, что есть твоя сущность?

Что есть эта вселенная, полная чудес?

Что образует семя?

Кто служит осью в колесе вселенной?

Что есть жизнь невидимая, которой пронизано все видимое?

Как причаститься ей в полной мере, проникнув туда,

где нет ни пространства, ни времени, ни имен, ни обличий?

Разреши мои сомнения!

Из священных текстов кашмирского культа бога Шивы.

---

Однако поначалу все текло гладко, без потрясений. Я жила для дочери и была (во всяком случае, как мне казалось) нежной и преданной матерью. Мы сняли дом на Адриатическом побережье и стали проводить там теплые месяцы лета и осени. Каждые две или три недели Августо приезжал к нам на выходные.

Там на пляже Эрнесто впервые увидел свою дочь. Естественно, он притворился совершенно посторонним человеком, и, прогуливаясь, «случайно» проходил рядом с нами; потом он садился неподалеку под навес и оттуда, когда Августо не было рядом, делая вид, что читает книгу или газету, наблюдал за нами много часов подряд. По вечерам он писал мне длинные письма, рассказывая обо всем, о чем думал в те минуты, что чувствовал, что видел. Тем временем его жена родила еще одного сына, он перестал работать летом в санатории в Порретте и открыл собственный врачебный кабинет в родном городе, Ферраре. В первые три года после рождения Иларии, за исключением тех «случайных» встреч на пляже, мы с Эрнесто почти не виделись. Я целиком посвящала себя дочери, просыпаясь по утрам с радостной мыслью, что она есть у меня – при всем желании я не могла бы посвятить себя ничему и никому другому.

В наше последнее лето на море, незадолго до того, как мы расстались, Эрнесто и я условились вот о чем. «Каждый вечер, - сказал Эрнесто, - ровно в одиннадцать, где бы я ни был и что бы ни делал, я выйду на улицу и найду в небе Сириус. И ты обещай мне, что поступишь так же – и тогда, даже если мы будем за сотни миль друг от друга, много лет не сможем видеться и получать вестей друг о друге, – все равно там, в небе, в мыслях, мы встретимся и будем рядом». Потом мы вышли из комнаты на балкон и Эрнесто, водя пальцем по небу, показал мне Орион и Бетельгейзе, а между ними - Сириус.

12 декабря

Этой ночью я проснулась, оттого что звонил телефон. Пока я сообразила, что к чему, пока поднялась и подошла, телефон замолчал. Но я все-таки подняла трубку и проговорила сонным голосом: «Алло, алло». Нажав на рычаг, я опустилась в кресло. Это была ты? Кто еще мог звонить в такое время? Меня потряс этот звук в ночной тишине дома. Мне вспомнилась одна история, которая приключилась с моей знакомой пару лет назад. Ее муж тяжело болел; в больнице, где он находился, правила были строгие, и в тот день, когда он умер, ей не позволили быть с ним рядом. Ее мучила мысль о том, что она не смогла с ним проститься, и она лежала без сна в темноте своей комнаты, когда вдруг зазвонил телефон. Моя подруга удивилась: неужели кто-то решил выразить соболезнования в такой поздний час? Подойдя к телефону, она увидела, что от аппарата исходит тусклое свечение. Она подняла трубку, и ее охватил ужас – сквозь шум и помехи, невероятно далекий и уставший голос произнес: «Марта, я хотел с тобой попрощаться…» То был голос ее мужа. Едва он проговорил эти слова, в трубке послышался звук, похожий на сильный порыв ветра; потом связь оборвалась, и наступила глухая тишина.

Тогда, разумеется, я просто пожалела подругу, решив, что от сильных переживаний у нее разыгралось воображение. Какая нелепость, думала я, неужели ушедшие в мир иной станут общаться с нами по телефону. И все же, та история, должно быть, оставила во мне след. В глубине души – очень глубоко, в той части моего существа, которое может поверить во что угодно, даже в чудо – я все еще надеюсь, что рано или поздно во тьме ночи кто-нибудь позвонит мне и передаст вести из мира иного. Я похоронила дочь, мужа, и человека, которого любила больше всех на свете. Они умерли, их больше нет, и все же я продолжаю вести себя так, словно пережила кораблекрушение. Течение вынесло меня на берег, я очнулась – и оказалось, товарищей моих нигде нет. Когда лодка перевернулась, я потеряла их из виду; возможно, они утонули – и это почти наверняка, – но может, они еще живы. С той поры прошли месяцы и годы, а я все приглядываюсь к соседним островам в надежде увидеть струйку дыма, сигнальный огонь – хоть какой-то намек на то, что мы все еще живем под одним небом.

В ночь, когда погиб Эрнесто, я проснулась от сильного шума. Августо включил свет и крикнул: «Кто здесь?» В комнате никого не было, все было на месте. Лишь утром, открыв дверцу шкафа, я обнаружила, что полки в нем обвалились и белье, чулки, шарфы лежат внизу в беспорядочной куче.

Теперь я могу сказать: «В ту ночь, когда умер Эрнесто», - но тогда мне об этом не было известно; накануне пришло его письмо, я и мысли не допускала, что такое могло случиться. Я подумала только, что деревянные нагели отсырели и полки, которые держались на них, обвалились под тяжестью белья. Иларии было четыре года, незадолго до этого она начала ходить в садик, и жизнь нашей семьи вошла в спокойное русло. В тот день, посетив собрание клуба любителей латыни, я отправилась в кафе, чтобы написать ответ Эрнесто. Через два месяца должна была состояться конференция в Мантуе, и тогда мы надеялись увидеться снова. По дороге домой я отправила письмо. Ответ обычно приходил через неделю, но его не было ни семь дней, ни месяц спустя. Мне еще не доводилось ждать так долго. Сначала я подумала, может, ошиблись на почте; потом – что, наверное, он заболел и не бывает на работе, и поэтому не может забрать письмо. Через месяц я написала ему короткую записку, но и на нее не пришло ответа. С каждым днем я чувствовала, что силы оставляют меня, что я держусь едва-едва - как дом, в основание которого проникла вода: вначале она сочилась понемногу, лишь смачивая фундамент, но постепенно пробила себе дорогу и однажды хлынула потоком, превратив цемент в мелкий песок; фасад еще держался, и на первый взгляд все было полном порядке – но я-то знала: стоит тронуть его пальцем, и он обрушится, как карточный домик.

Ко времени конференции я была сама не своя. Побыв для виду пару дней в Мантуе, я отправилась в Феррару, и там попыталась выяснить, что же случилось. На работе никто не брал трубку – с улицы были видны закрытые ставни. На второй день я отправилась в библиотеку и взяла газеты за предыдущие месяцы. В одной из них в коротеньком абзаце было сказано все. Возвращаясь ночью от одного из пациентов, он не справился с управлением, и машина врезалась в огромный платан. Смерть наступила мгновенно. День и час в точности совпали со временем, когда обрушились полки в моем шкафу.

В одном из журнальчиков, что приносит мне синьора Рацман, в рубрике «гороскопы» я как-то прочитала, что насильственной смертью повелевает Марс в восьмом доме. В статье говорилось, что человеку, рожденному при таком положении звезд, суждено умереть не своей смертью. Как знать, может, Илария и Эрнесто появились на свет при этом зловещем положении планет. Сначала отец, потом и дочь, спустя более чем двадцать лет – оба погибли, врезавшись на машине в дерево.

После того, как не стало Эрнесто, я совершенно утратила силы жить. Я вдруг поняла, что сама не была источником света, который излучала прежде: ощущение счастья, любви к жизни исходило не от меня, я была всего лишь зеркалом, я только отражала свет, который излучал Эрнесто. Он исчез, и все померкло. Даже Илария не приносила мне радости, теперь она вызывала во мне одно лишь раздражение; я была настолько не в себе, что стала сомневаться, был ли Эрнесто ее отцом. Все это не укрылось от твоей матери - будучи, как все дети, очень чуткой, она ощутила мою неприязнь и стала капризничать, требовать к себе внимания. Я превратилась в дряхлое дерево, из которого выпивают последние соки, а Илария, цепляясь за мучившее меня чувство вины, как молоденькая омела, поднималась все выше. В доме не стало житья от криков и ссор.

Наконец, Августо избавил меня от обузы, найдя для ребенка няню. Он пытался было увлечь ее насекомыми, но, увидев жуков, она каждый раз верещала: «Фу, какая гадость!» - так что, в конце концов, ему пришлось оставить ее в покое. Августо очень постарел, он был скорее похож на дедушку, а не на отца своей дочери; с ней он был ласков, но держался отстраненно. Изредка я видела в зеркале свое суровое, изможденное лицо и понимала, что и сама состарилась. Я себя презирала, и от того совершенно за собой не следила. Илария была либо в школе, либо с няней, и у меня появилось много свободного времени. Сидеть на месте мне было невыносимо, и я в каком-то оцепенении колесила на машине по дорогам Карсо.

Я нашла у себя несколько книжек на религиозные темы, которые начала читать когда-то в Аквиле. На их страницах я в отчаянии пыталась найти ответ. Ходя по дому, я повторяла слова, которые святой Августин произнес, когда умерла его мать: «Не будем печалиться о том, что потеряли ее – возблагодарим Бога за то, что она была с нами».

Подруга познакомила меня со своим исповедником. Я поговорила с ним один или два раза, но после этих встреч мне стало еще хуже. Его слова были слащавы, о вере он говорил так, будто ее можно купить в ближайшем магазине. Я не могла понять, почему Эрнесто больше нет? У меня не стало света, и от этого мне было еще труднее найти ответ. Понимаешь, когда я встретила его, когда родилась наша любовь, я ощутила, что вся моя жизнь обрела смысл: я была счастлива оттого, что живу, радовалась всему вокруг; мне казалось, что я достигла самой вершины своего пути и навсегда поселилась в крепости, которую никто не разрушит. В душе я испытывала немного горделивую уверенность человека, который все постиг. Долгие годы я думала, что одна одолела весь путь, а на самом-то деле, я сама не ступила и шагу: я и не заметила, что все это время сидела на лошади, она-то и шла по дороге. Но вот лошади не стало, и я почувствовала, что не могу идти: ноги подкашиваются, колени дрожат, я ковыляю, как старуха - или как ребенок, который только учится ходить. На какое-то мгновение мне захотелось опереться на костыль: им могла стать религия или работа. Но почти сразу я поняла, что совершила бы очередную ошибку. В сорок лет на это уже нет времени. Если ты оказался наг, нужно иметь мужество посмотреться в зеркало и увидеть себя таким, каков ты есть. Нужно было все начинать сначала. Положим, но с чего начинать? С себя самой. Сказать-то легко, но гораздо труднее сделать. Кто я? Куда пришла? Когда в последний раз была самой собой?