Анатолий Собчак - Жила-была коммунистическая партия

• Название: Жила-была коммунистическая партия
• Автор: Анатолий Собчак
• Жанр: Биографии и Мемуары

На историческом материале распада СССР и возрождения государственности России и других республик бывшего Союза автор показывает все противоречия и сложности переходного периода от тоталитаризма к демократии.

---

Эти люди отнюдь не были противниками коммунистического режима. В противостоянии с союзными властями у них был свой интерес: получить больше власти, стать менее зависимыми от союзных структур, выйти на политическую авансцену. К тому же они оказались (многие поневоле) в роли преследуемых, что вызывает естественную защитную реакцию. Кто-то очень точно заметил: если вы хотите заставить человека проникнуться какими-то убеждениями, начните его за них преследовать!

Одно дело теоретически понимать, что Советы – не демократические и органически с демократией не сопрягаемые органы власти, другое – узнать это изнутри, убедиться в этом на собственном опыте. Наверное, мне очень повезло: в советском властном котле я варился всего два года. Срок достаточный, чтобы обжечься, но явно недостаточный, чтобы отказаться от тех идеалов, ради которых я решился на собственное "хождение во власть". При этом я, будучи "советским парламентарием" как член Верховного Совета СССР, с самого начала стал членом Межрегиональной депутатской группы, которая была первой легальной оппозицией в советском парламенте.

Декабрист Михаил Лунин, уже в Сибири, однажды меланхолически заметил, что официальный его титул все удлиняется и удлиняется. Сначала – просто государственный преступник. Потом – государственный преступник, осужденный по второму разряду. Потом – государственный преступник, осужденный по второму разряду со ссылкою в Сибирь навечно. Тут-то Михаил Сергеевич Лунин и съязвил, что в Англии сказали бы короче: Лунин – член оппозиции. Так уж случилось, что за два последних перестроечных года мой титул тоже разросся. Недавно наткнулся в столе на запасы неизрасходованных собственных визитных карточек: от народного депутата СССР до члена Верховного Совета СССР, председателя Ленинградского городского Совета народных депутатов и, наконец, мэра Санкт-Петербурга (а сначала Ленинграда) – всего за два с половиной года. Из них два – в чистой оппозиции коммунистическому режиму, а затем в очень сложных оппозиционных взаимоотношениях с Верховным Советом Российской Федерации и Ленинградским (Петербургским) городским Советом (так уж произошло помимо моей воли с самого начала работы председателем Совета, а затем мэром города).

Именно эта оппозиционность во многом определила мою судьбу. Собственно, только с августа 1991 года для меня по-настоящему и началось то "хождение во власть", о котором я писал еще в первой своей книге о рождении советского парламента. А значит, началась и особая пора испытаний на этом поприще.

Быть в оппозиции несравненно удобнее, чем нести на себе бремя ответственности за принятие решений пусть даже на муниципальном уровне "северной столицы России". Так сложилось исторически не только в нашей стране (но в нашей, где по существу оппозиции никогда не было, эта истина только очевиднее). Оппозиционер – что-то вроде соискателя или поклонника. Он мало за что отвечает, любое его предложение заманчиво уже потому, что он критикует власти, которые всегда – в большей или меньшей степени – его опасаются. Они "не знают, как надо". Он утверждает, что знает, даже если на самом деле и понятия не имеет. У находящегося в оппозиции положение всегда более выигрышное: ведь за ним ореол борца с несправедливостью и надежда, что будет лучше.

Так начиная с лета 1990 года Председатель Верховного Совета России Борис Ельцин неизменно обыгрывал в глазах избирателей Президента СССР Михаила Горбачева. Кредит доверия Ельцину был столь велик, что, став Президентом России в 1991 году, он не только сумел пережить распад СССР, сохранив Россию, но и выиграть в заведомо проигрышной позиции апрельский референдум 1993 года, когда и ситуация была сложнейшая, и сами вопросы были сформулированы его противниками отнюдь не с целью поддержать Президента. Причем к тому времени не Ельцин, а Верховный Совет России уже более полутора лет находился в оппозиции к Ельцину!

У политологов и журналистов принято ругать постсоветских харизматических лидеров, но давайте представим, что должной харизмы у Ельцина не оказалось бы. Невозможна была бы и "легитимная революция" (в ответ на коммунистический путч), приведшая к принятию демократической Конституции, невозможны были бы и сами реформы (другое дело, как они проводятся!). Видимо, при реформировании тоталитарной системы одного харизматического вождя недостаточно. Кремлевская "корона" пала с головы Горбачева не только вслед за падением его харизмы. Слава Богу, что при всей неразвитости нормальных оппозиционно-демократических политических структур к этому времени нация сумела обрести другого лидера-реформатора. Можно даже утверждать, что в наших российских условиях (а может быть, в условиях посттоталитарных вообще) срок действия харизмы не превышает четырех-пяти лет. Достаточно вспомнить судьбу Суареса в Испании, Ро Дэ У – в Южной Корее и т. п. Таков, выражаясь языком физики, период полураспада этого политического элемента.

Вот почему, во всяком случае на мой взгляд, Борис Ельцин должен был решительнее действовать в том же апреле 1993 года. К сентябрю гражданская апатия была уже слишком сильна.

Главное отличие политика-реформатора от политика-революционера, может быть, в том и состоит, что первый по преимуществу должен быть стратегом (иначе не проведет реформ, придя к власти), а второй – отменным тактиком (иначе ему и к власти не прийти).

Три из пяти избирательных кампаний последних пяти лет пришлись на романтический период становления российской демократии, и все же каждая не была похожа на другую. И прежде чем говорить об ошибках года девяносто третьего, вернемся еще раз в последние годы горбачевской перестройки, то есть в самое начало этого избирательного марафона. Ведь как бы ни складывались личные взаимоотношения реформаторов, трудно не признать, что, пока реформы идут, существует и преемственность их лидеров.

Доминанта первой избирательной кампании – ее абсолютная новизна. Непривычность и необычность как для кандидатов в депутаты, так и для избирателей, а также для партийных структур КПСС, призванных обеспечивать свои же собственные политические похороны. Более или менее уверенно они могли чувствовать себя лишь где-то в глубинке. Но, конечно, не в Москве и Ленинграде. И они растерялись. Ведь эти люди за семь десятилетий комфортной политической жизни без оппозиции (которая просто физически уничтожалась) отучились от какой бы то ни было открытой полемики. А тут – надо вступать в открытую дискуссию. И с кем?!

Конечно, сельская и провинциальная глубинка, где каждый человек на виду, тоже не была подготовлена к тому, чтобы восставать против "хозяев жизни". Другое дело – крупные промышленные российские города. Парткомы, райкомы и горкомы здесь тоже еще никто не отменял, но впервые всевластие их было ограничено, появился шанс на альтернативную инициативу, а значит, и на конкуренцию партийным структурам.

Представим себе на минуту, что ничего этого бы не было, кто-то (Горбачев или кто другой) указом сверху отменил или каким-то другим способом отодвинул партийные структуры от власти. Уверен, что ничего путного из этого бы не получилось. Нужна была конкуренция (пусть и в заведомо неравных условиях), нужно было, чтобы люди в предвыборной борьбе обрели свое право называться гражданами. Нужно было, чтобы общество, убаюканное коммунистическими мифами и лозунгами, проснулось. Поэтому даже там, где номенклатура на выборах победила, первое поражение ей было уже нанесено. Номенклатура лучше нас, грешных, знала, что она неконкурентоспособна в честном поединке прямых дебатов. Другое дело – донос, поклеп, навет. Вот образчик листовки из моего личного архива, иллюстрирующий это мое утверждение куда ярче, чем многое.

Глава 3

РОССИЙСКИЙ ПАРЛАМЕНТ: МЕЖДУ ПРОШЛЫМ И БУДУЩИМ

Судьба последнего советского парламента России трагична. Как известно, он был досрочно распущен и прекратил свое существование в начале октября 1993 года под звуки выстрелов из танковых орудий.

Это был тот же самый парламент, который вначале избрал Бориса Ельцина Председателем Верховного Совета, а затем принял решение об учреждении поста первого Президента России, что обеспечило в конечном итоге Ельцину путь к власти. Этот парламент также принял Декларацию о независимости России, утвердил Беловежское соглашение о распаде СССР, принял активное участие в подавлении августовского коммунистического путча, а в итоге сам стал центром заговора, направленного на устранение Президента и правительства, и главным очагом вооруженного мятежа против законно избранной власти.

Все перечисленные события уложились в короткий трехгодичный срок. И кажется совершенно невероятным, что их участниками были одни и те же люди. Для того чтобы понять, как все это произошло, обратимся к истокам.

Летом 1989 года, когда уже отгремели баталии Первого съезда народных депутатов и шла первая сессия нового Верховного Совета Союза ССР, там же в Кремле, но в другом зале, собралась последняя сессия старого Верховного Совета России. По делам, связанным с работой тбилисской комиссии, я пришел в этот зал, чтобы переговорить с Горбачевым. И пока дожидался перерыва, наблюдал за происходящим на этой сессии и не мог прийти в себя от удивления. Все в этом зале напоминало прошлое: увешанные орденами и звездами героев представители рабочих и крестьян; располневшие, в дорогих, но плохо сидящих костюмах и платьях, партийные и советские работники районного и областного звена, а в президиуме – Политбюро ЦК КПСС в полном составе. Я как раз застал часть выступления Лигачева. Меня поразило, как по-иному, чем на нашем Верховном Совете, он держался в этом зале. Видно было, какое громадное удовольствие он получает, выступая перед "своей" аудиторией. И хотя он привычно читал речь по бумажке, даже казенные слова казенной речи он произносил с необычайным воодушевлением, потому что в зале сидели его единомышленники и вся атмосфера в этом зале была пропитана крепким запахом советского нафталина. Ни одного живого слова не звучало в этой аудитории, и казалось, что мы снова вернулись во времена Брежнева.