Николай Туроверов - Меч в терновом венце

• Название: Меч в терновом венце
• Автор: Николай Туроверов
• Издательство: МГТУ им. М.А. Шолохова
• Жанр: Поэзия
• Год: 2008
• ISBN: 5-8288-1127-4

В 2008 году настали две скорбные даты в истории России — 90 лет назад началась Гражданская война и была зверски расстреляна Царская семья. Почти целый век минул с той кровавой эпохи, когда российский народ был подвергнут самоистреблению в братоубийственной бойне. Но до сих пор не утихли в наших сердцах те давние страсти и волнения…

Нам хорошо известны имена и творчество поэтов Серебряного века. В литературоведении этот период русской поэзии исследован, казалось бы, более чем широко и глубоко. Однако в тот Серебряный век до недавнего времени по идеологическим и иным малопонятным причинам не включались поэты, связавшие свою судьбу с Белой гвардией. Цель этой книги восполнить данный пробел в знании отечественной литературы и восстановить в сознании русских людей творчество прекрасных и незаслуженно забытых поэтов Белого стана.

Меч в терновом венце — это особый Наградной знак, учрежденный в 1918 году в память легендарного 1-го Кубанского (Ледяного) похода и ставший символом всего Белого движения.

---

ЗАЩИТНИК КОРОЛЯ

«Я — королевский страж и воин,
Открытый бой люблю.
Да будет мой король спокоен:
Я верен королю!
Привык лечить вином в таверне
Ранений тяжких боль.
Бунтует чернь? Я выше черни…
А надо мной — король!
И вот кричащий, пьяный рынок
Вдруг осадил дворец!..
Я вызвал чернь на поединок,
Деритесь, наконец!»

Он нанизал на кончик шпаги
Шипящие сердца
И… насмерть ранен, сын отваги,
Упал возле крыльца…
Клич рынка, гнусный клич «Свобода!»…
О глупость и тоска!..
Он задержал толпу у входа,
Пока пришли войска.
В небесной голубой таверне
Сказал спокойно он:
«Пусть я погиб от злобной черни,
Но мой король спасен!»

РУССКОМУ РЫЦАРЮ

Борису Коверде

С Дальнего Востока — в Варшаву,
Солнцу — привет из тьмы!
Герою, воспетому славой, —
В стенах варшавской тюрьмы.

Золотыми буквами — Имя
На пергаменте славных дел.
И двуглавый орел над ними
В высоту голубую взлетел!

Зашептались зеленые дали…
Зазвенела Русская ширь…
Ты — литой из блестящей стали,
Из старых былин богатырь!

И закорчился змей стоглавый,
Видно, пули страшней, чем слова?
И под стены старой Варшавы
Покатилась одна голова…

Нам еще отрубить осталось
Девяносто девять голов…
Но нам ли страх и усталость?
На подвиг каждый готов!

И огнями горит золотыми
Путеводная наша звезда —
Дорогое, любимое имя:
«Русский рыцарь Борис КОВЕРДА!»

И ПТИЦЕ НЕЛЬЗЯ?

Пускай там люди другие…
Не порвется живая нить,
Я хочу уехать в Россию,
Чтобы там работать и жить.
Неужели для певчей птицы
Надо визу, штамп и печать?
И солдаты там на границе
Могут птице крылья связать?
Я тихонько жалуюсь Богу
(Людям жаловаться горда!):
Даже птицу обидеть могут,
Даже птице нельзя туда.
Но кричит отвага: «Попробуй!»
Шагни-ка через «нельзя»!
Загляни в сухие от злобы,
В помутневшие их глаза.

БЕССМЕРТИЕ

Погибшему брату

От жизни, от ее угроз
Ты, говорят, ушел на небо.
Тебе ничьих не надо слез.
Не надо ни любви, ни хлеба…

Так неожиданно для нас
Собрался в дальнюю дорогу.
Но о тебе скажу сейчас:
Отмучился… и слава Богу!

Ты, настоящий и большой,
Был слишком ярким между нами,
С такой суровою душой,
С такими грозными глазами.

Когда рванет железо с крыш
Летящих пуль горячий ветер,
Я удивлюсь, что ты молчишь,
Что нет тебя на этом свете.

Сказал ты, помню, в дни войны
(В тебе проснулся пыл военный):
«Как хорошо, что две страны
Поговорили откровенно!»

Судьбы непобедима власть!
Одну тропу избрав меж тропок,
Ушел ты, чтоб навек упасть
Среди крутых маньчжурских сопок.

И рядом спят твои друзья.
С земным покончены расчеты.
И песенка звучит моя
По-деревенски, как причеты.

Места, где ты лежишь, пусты,
И сопки голые унылы.
А ветер гнет к земле кусты
И воет около могилы.

Там прах лежит, не ты, не ты!
Душой бессмертною ты с нами
Несем мы в жизнь твои мечты
Живыми сильными руками!

ХЛЕБ И УГОЛ

Свой собственный и хлеб и угол —
Награда за тяжелый труд.
Собака заменяет друга,
Стихи о вечности поют…
Свой собственный и хлеб и угол…
И пусть пытливая душа
Над рифмой звонкой и упругой
Замрет… и мыслит не спеша.
Что мне Нью-Йорк, Париж и Прага?
Зачем мне белокурый паж,
Пока шуршит в руках бумага
И дышит черный карандаш?
За желтой колесницей славы
Я, задыхаясь, не бегу;
Зато писать имею право
И на песке, и на снегу.
Чужие книги прочитаю,
В чужие души загляну,
Но не забуду гор Алтая,
Не разлюблю мою страну!
Не надо золота и славы.
Ты, озаривший путь звездой,
Дай человеческое право
Мне свить на родине гнездо!
В вечерний отдых от заботы
Чтобы могла сказать потом:
«И хлеб мой честно заработан,
И на родной земле мой дом».

БЕССМЕРТНИК

У далекой реки,
Где живут и колдуют шаманы,
Берега высоки
И прозрачны ночные туманы.

Высоки берега,
Над водою — обрывы крутые.
И темнеет тайга
Со времен Ермака и Батыя.

Со времен Ермака…
Молчаливы степные курганы,
Молчалива река,
Где звенят бубенцами шаманы.

И другие живут,
Но другие попали случайно,
И они не поймут
Величавую древнюю тайну.

Тайну старой тайги,
Где ночные опасны засады,
Не отыщут враги
Драгоценные русские клады.

Первый клад Иртыша,
Что лежит, в волны темные канув:
Боевая душа
Ермака, победителя ханов!

Охраняет тайга
Клад второй: молодую Россию!
И пугает врага
Мрачным шумом лесная стихия…

Реки, степи, леса…
Сколько воздуха, солнца и шири!
И звенят голоса
Старой песней о Русской Сибири!

И казак удалой
Из безвестной сибирской станицы
Рисковал головой,
Охраняя родные границы.

«Жили мы на Оби… —
Так рассказывал дедушка внуку. —
Ты свой край полюби
За красу, за отвагу, за муку!»

Там бессмертник цветет,
Там шаманы звенят бубенцами…
Все чужое умрет,
Все родное — останется с нами.

БОР МОЙ

Плачу над грушей дюшес,
Сгорбилась в горе великом:
Где ты, родимый мой лес,
Папоротник, земляника!

Право, смешной разговор:
Я разлюбила бананы.
Бор мой, сосновый мой бор,
Запах медовый и пряный!

Может быть, в этом году
(Дай помечтаю немножко!)
Утром на зорьке пойду
В рощу с плетеным лукошком.

Как это мог ты забыть?
Тише… в лесу — это в храме!
Буду сбирать я грибы
И воевать с комарами.

Лес мой, родимый мой лес!
В горести сгорбила спину…
Видно, попутал нас бес
И уволок на чужбину.

Грусть мою, русскую грусть
Выпущу птичкой из рук я.
Допьяна нынче напьюсь
Новой печалью — разлукой.

Склоны отвесные гор…
Нет, уж не песней, а криком:
— Бор мой, сосновый мой бор,
Папоротник, земляника!..

БУДЕТ!

Провели черту и сказали: граница!
А по обе стороны — живые люди.
И близким в разлуке тоскливо снится,
Что встречи не будет…

Провели черту. И стоят солдаты.
Пули в винтовке, в «нагане», в «смите»…
Отсюда кричу: «Отдайте брата!»
А с той стороны: «К сестре пустите!»

Стоят, как серые камни, молча.
Поджидают пули сестру и брата.
И над стражей чья-то жестокость волчья…
И стража не виновата.

Смертные шаги — перейти границу…
Но по обе стороны смелые люди!
Надо желать и уметь добиться…
И встреча будет!

БУСЫ

Нанизываю бусы прошлых дней
На черную нитку памяти…

Вспоминать как будто бы и не о чем,
Только, видно, час такой настал…
Молодость моя была не девичья,
По-мужски сурова и проста.

Прошлого кусты чуть-чуть раздвину я,
Вспомню все без жалоб и без слез.
Правда, были ночи соловьиные —
Соловья-то слушать не пришлось.

Не пошутишь шалыми изменами,
В дни, когда кругом тоска и кровь…
Эх, ты, жизнь не девичья, военная!
Фронтовая горькая любовь!

Над страной зарделось знамя алое.
Злоба факел яростный зажгла.
И в глазах любимых увидала я
Гордость полоненного орла.

Коротка расправа с офицерами:
Пуля из ружейного ствола.
Труп его, прикрыв шинелью серою,
Мертвеца вождем я назвала…

С той поры и вспоминать-то не о чем…
Месть зажгла мне очи и уста!
Стала жизнь не женская, не девичья —
По-мужски сурова и проста.

Рассыпьтесь бусы прошлых дней
С разорванной нитки памяти…

В МИРЕ МЕМУАРОВ