Грейс Пейли - Мечты на мертвом языке

• Название: Мечты на мертвом языке
• Автор: Грейс Пейли
• Жанр: Современная проза

---

Или:

— Миссис Гегель-Штейн, когда ж вы отдыхаете?

К матери Фейт, вице-президенту Ассоциации, почти не обращались.

Хоуп ее укоряла:

— Мама, тебе всего шестьдесят пять. А выглядишь ты вообще на пятьдесят пять.

— Молодость, она в душе, Хоупи. Я чувствую себя старше нашей бабушки. Так уж я устроена. Вот папе почти семьдесят, он заслужил отдых. Наше преимущество в том, что мы сравнительно молоды, успеем приспособиться. А когда станем старыми и немощными, уже будем здесь как дома.

— Мама, к тебе все будут относиться с подозрением, ты будешь чужой, наживешь себе врагов.

Хоуп в детстве часто отправляли в лагеря, она отлично знала, что такое жизнь в коллективе.

Мать сидела напротив Фейт и сматывала бирюзовую пряжу в бирюзовые клубки. Фейт, держа пряжу на вытянутых руках, покачивалась взад-вперед. Ее дочерние чувства оскорбляло то, что в этом регламентированном мирке нужно подстраиваться под миссис Гегель-Штейн, восхищаться ей, угождать.

— Ну, мам, какие новости? — спросила Фейт. Она решила немного отвлечься, пока тень Рикардо не нависла над ней.

— Да ничего особенного, — сказала миссис Дарвин.

— Ничего особенного? — переспросила миссис Гегель-Штейн. — Я не ослышалась? Ты же сегодня получила письмо от Словинских. Селия, у тебя аж сердце зашлось, и ты хочешь скрыть это от невинной детки Фейт? Малышка Фейт! Тсс! Не надо рассказывать этого детям? Ха!

— Гитл, я вас настоятельно прошу. У меня на это свои причины. Настоятельно прошу, не суйтесь в это. Гитл, я очень прошу, не педалируйте. Мне на эту тему сказать считай нечего.

— Идиоты! — хрипло прошипела миссис Гегель-Штейн.

— Мама, ты правда получила письмо от Словинских? Знаешь, меня всегда тянуло к Тесси. Помнишь, как мы с Тесси играли в детстве? Она мне очень нравилась. Я никогда к ней плохо не относилась. — Фейт почему-то обратилась к миссис Гегель-Штейн: — Она была такая красивая девочка.

— Ну да, красивая. Юная и красивая. Давно это было. Естественно. Селия, что ж ты перестала мотать? Вечером у нас собрание. Расскажи Фейти про ее подружку Словински. Слишком уж Фейт избалована своей жизнью.

— Гитл, я же сказала, заткнитесь! — сказала миссис Дарвин. — Заткнитесь!

(И тут все заинтересованные лица вспомнили дорогой сердцу эпизод. Однажды днем в субботу полицейский, топавший за мистером Дарвином с дубинкой, арестовал его. Мистер Дарвин распространял листовки школы Шолом-Алейхема и заспорил со своим троюродным братом — они разошлись во мнениях относительно прошлого и будущего. На листовках было написано на идише: «Родители! Дитя спрашивает вас: „Папа, мама, что такое сегодня быть евреем?“» Миссис Дарвин наблюдала за ними со скамейки, где сидела с полной сумкой листовок. Полицейский наорал на мистера и миссис Дарвин и на троюродного брата за то, что ходят где не положено. И тогда мать Фейт с таким прононсом, какого теперь и не услышишь, — можно подумать она только-только сошла с «Мэйфлауэра», — сказала ему: «Заткнись, казак!» «Видите ли, — объяснял мистер Дарвин, — у евреев слово „заткнись“ считается очень грубым, грязным ругательством, какое и произносить грешно, потому что в начале, если я правильно помню, было слово. Так что это звучит оскорбительно. Понятно?»)

— Селия, если ты тут же все не расскажешь, я сейчас уеду и приеду очень нескоро. Жизнь есть жизнь. Нынче всех слишком балуют.

— Мама, мне про Тесс все интересно. Расскажи, ну пожалуйста, — попросила Фейт. — Если ты не расскажешь, я позвоню Хоуп, она мне расскажет.

— Вот упрямые! — сказала миссис Дарвин. — Ну ладно. Тесс Словински. Про первую трагедию ты, Фейт, знаешь? Первой трагедией было то, что она родила чудовище. Настоящее чудовище. Ребенка никто не видел. Его отдали в приют. Ну ладно. Потом второй ребенок. У него оказалась аллергия почти на все. От апельсинового сока он покрывался сыпью. От молока начинал задыхаться. За городом у него слезились глаза. Ну ладно. Потом у ее мужа — очень милый мальчик, Арнольд Левер — нашли рак. Отрезали ему палец. Стало хуже. Отрезали руку. Не помогло. Милому мальчику, Фейт, пришел конец. Вот такое письмо я получила сегодня утром, как раз перед твоим приходом.

Миссис Дарвин замолчала. Потом посмотрела на миссис Гегель-Штейн и Фейт.

— Он был единственный сын, — сказала она.

— Говоришь, единственный сын? — выдохнула миссис Гегель-Штейн. По морщинистым щекам покатились слезы. Но слезы покатились прямо к ушам и застыли на мочках капельками росы — так она причудливо улыбалась все свои семьдесят семь лет.

Фейт смотрела, как она плачет, совершенно равнодушно. И тут ей пришла в голову дикая мысль. Она подумала, что, если бы Рикардо потерял, например, ногу, он бы никуда не ушел. Это ее немного приободрило, но ненадолго.

— Ой, мама, мама… Тесс и не догадывалась, что ей уготовано. Мы с ней играли в дочки-матери, а она и не догадывалась.

— А кто догадывается? — завизжала миссис Гегель-Штейн. — Арчи сейчас залег у себя во Флориде. Греется на солнышке. Он разве догадывается?

Миссис Гегель-Штейн тронула сердце Фейт. Разбередила ей душу. Она выдавливала свое горе так, словно это яд, хоть и наименее опасный из всех.

И тем не менее первой приняла эту новость как данность именно миссис Гегель-Штейн.

Слезы ее высохли, и она спросила:

— А что Брауны? Старик Браун, их дядя, полный идиот, состоял в «Иргуне»[23], так он здесь.

— Джун Браун? — спросила Фейт. — Вы о моей подруге Джун Браун? С Брайтон-Бич-авеню? Вы про этих Браунов?

— Разумеется, только там все не так плохо, — сказала миссис Дарвин, потихоньку воодушевляясь. — Муж Джун — авиаинженер. Очень серьезный парень. Папа его до сих пор терпеть не может. Он в своей компании был на самой верхушке. Они купили дом в Хантингтон-Харбор, с катером, гаражом, гаражом для катера. Выглядела она потрясающе. Трое сыновей. Все умницы. Муж играл в гольф с вице-президентом, гоем. Будущее — лучше и пожелать нельзя. Она буквально все успевала. И вот однажды утром просыпаются… Кругом мрак. Кто-то что-то сказал — про то, про се. (Я говорила, что он был на самом верху, где все деньги?) Через сорок восемь часов он в черном списке. Прощай, Хантингтон-Харбор. Теперь все они живут с Браунами в четырех комнатах. Стариков жалко.

— Какой ужас, мама! — воскликнула Фейт. — У всей страны что-нибудь да плохо.

— И все же, Фейт, времена меняются. Это необычная страна. Можешь пять раз объехать весь земной шар, второй такой не найдешь. То она на подъеме, то на спаде. Так странно.

— Ну, мам, что еще? — спросила Фейт. История Джун Браун ее нисколько не огорчила. Что Джун Браун знает про боль? Погружаешься в морскую пучину, так будь готова пойти ко дну. Фейт была уверена, что Джун Браун и ее муж, как там его, запустили руку в карман американской авиапромышленности, нахватали всяких подачек, ну им и перекрыли кислород — ей-то что.

— Так что еще, мама? Как насчет Аниты Франклин? С ней что? Б-же мой, она в школе была такая бойкая. По ней все старшеклассники с ума сходили. Грудастая такая. Помнишь ее, у нее еще месячные пришли, когда ей и десяти лет не было? Ты хорошо знала ее мать. Вы с ней вечно что-то вместе затевали, с миссис Франклин. Мама!

— Ты точно хочешь про это знать? Тебе плохо не станет? — Она уже вошла во вкус, но эту историю ей особо не хотелось рассказывать. Впрочем, Фейт она предупредила. — Ну ладно. Так вот, Анита Франклин. Анита Франклин тоже ни о чем не догадывалась. Помнишь, она вышла замуж, задолго до того, как поженились вы с Рикардо, за красавчика из Гарварда? Гитл, вы и представить не можете, какие на нее возлагали надежды мать с отцом! Артур Маццано, из сефардов. Жили они в Бостоне, общались с умнейшими людьми. Преподаватели, врачи — самые сливки. Ученые-историки, американские интеллектуалы. Ой, Фейти, дорогая… Они меня несколько раз приглашали. На Рождество, на Пасху. Я видела их деток. Все такие светленькие — ты, Фейт, была такой же. У него было чуть ли не две докторские степени — в разных областях. Если у кого были вопросы — из любой области — обращались к Артуру. Ребенок у них пошел в восемь месяцев. Я своими глазами видела. Он писал статьи в еврейские журналы, о которых вы, Гитл, даже не слыхивали. И вот однажды Анита узнает из самых надежных источников, что он путается с первокурсницами. С несовершеннолетними. Все вмиг попало в газеты, дошло до суда, говорили кто что — кто да, кто нет, мол, он только флиртовал — ну, как мужчины флиртуют с молоденькими девушками. Но оказалось, что одна из этих дурочек забеременела.

— Ох уж эти испанцы! — задумчиво сказала миссис Гегель-Штейн. — Не любят они своих жен как следует. Женятся, только если выгодно.

Фейт опустила голову — ей было жалко Аниту Франклин, из которой в неполных десять лет хлынула кровь, что вселило надежду в озабоченные головы девочек из пятого и шестого классов. Анита Франклин, мысленно произнесла она, думаешь, ты справишься с этим в одиночку? Как ты спишь по ночам, Анита Франклин, самая сексуальная девочка средней школы Нью-Утрехта? Каково тебе теперь, когда тебя уже не ласкает сефард Артур Маццано, блестящий ученый и преподаватель? Теперь на тебя навалилось время, а не светловолосый красавец Артур, и его трепетные бойскаутские пальцы больше тебя не ласкают.