Джером Джером - Ангел, автор и другие. Беседы за чаем. Наблюдения Генри.

• Название: Ангел, автор и другие. Беседы за чаем. Наблюдения Генри.
• Автор: Джером Джером
• Жанр: Юмористическая проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-17-074838-9, 978-5-271-38189-8, 978-5-226-04304-8

Непривычный Джером К. Джером.

Не веселый юморист, радующий читателя очередными приключениями «настоящих английских джентльменов», а мудрый, во многом опережающий свое время эссеист и сатирик.

Тонкий английский юмор Джерома сменяется язвительной иронией, веселье перемежается с грустью — и мы заново открываем для себя давно знакомого писателя.

---

Что ж, распоряжение звучит вполне разумно. Никто не захочет, чтобы его посылку отдали кому-нибудь другому. Однако добросовестным служащим Инсбрука не пояснили, каким именно способом следует определять законных получателей.

И вот в один не совсем прекрасный день в почтовое отделение вползли три грязных, заросших существа и заявили, что желают получить три сумки:

— Вот эти, в углу.

Сумки оказались красивыми, чистыми, вполне респектабельными — такие всем нужны. Правда, один из бродяг протянул мятый кусочек бумаги и сказал, что это квитанция, полученная на почте в Констанце. Но ведь на пустынных склонах Тироля какой-нибудь одинокий путник мог быть ограблен тремя бандитами, после чего безжалостно сброшен в пропасть.

Главный чиновник покачал головой и потребовал привести кого-нибудь, кто способен подтвердить, что мы — это мы. Естественно, первым делом вспомнился швейцар. Стараясь держаться подальше от центральных улиц, мы вернулись в отель и выудили спасителя из его будки.

— Я — мистер Д., — представился я. — Это — мой друг мистер Б., а это — мистер С.

Швейцар с поклоном констатировал, что очень рад знакомству.

— Не могли бы вы дойти до почты и подтвердить, что знаете нас?

Любой швейцар неизменно отличается практичностью: профессия лишает этих людей сочувствия к косному формализму земляков. Вот и наш новый сторонник сразу надел шляпу и твердым шагом отправился туда, куда его пригласили. Он честно старался помочь, никто не осмелился бы сказать иного. Сообщил почтовикам, кто мы такие. Его спросили, откуда он это знает. Вместо ответа он поинтересовался, откуда, по их мнению, он знает свою мать. Просто знает, и все. Потому что знает. Таким образом, тонкий психолог намекнул на нелепость вопроса, после чего заметил, что время дорого, и потребовал выдать нам сумки и покончить с глупостями.

Его спросили, как давно он нас знает. Швейцар выразительно воздел руки: память отказывалась заглядывать в туманную даль. Мы всегда были вместе — с раннего детства.

Знает ли он еще кого-нибудь, кто знает нас? Вопрос показался почти оскорбительным. Каждый житель Инсбрука знал, уважал, глубоко почитал троих грязных, заросших дикарей. Да, каждый, за исключением нескольких косных почтовых чиновников, окончательно отбившихся от общества.

Не мог бы он пригласить хотя бы одного несомненно респектабельного горожанина, который подтвердил бы идентичность претендентов на получение сумок? Просьба заставила Господина немедленно забыть и о нас, и о наших проблемах. Диалог с почтовым служащим приобрел характер личной ссоры. Если он, швейцар приличного отеля, не достоин называться несомненно респектабельным горожанином славного Инсбрука, то в таком случае где же найти достойного?

Как плохо быть неизвестным

Оба джентльмена до крайности возбудились, и дискуссия вышла за рамки моего разумения. И все же по энергичным репликам чиновника я смутно догадался, что недружественные замечания в адрес дедушки швейцара и какой-то пропавшей коровы так и не получили достойного отпора. С другой стороны, с уст оппонента слетели язвительные намеки на известную всему городу историю о тетушке почтовика и некоем артиллерийском сержанте, после которой кое-кому следовало бы помалкивать о чужих дедушках.

Симпатии зрителей, естественно, оставались целиком на стороне швейцара. Стойкий боец с энтузиазмом отстаивал наши интересы, хотя, к сожалению, не слишком преуспел и не то чтобы очень помог. В итоге мы бесславно ретировались с поля битвы. Единственное, что оставалось, это убедить официанта выключить свет на нашем конце общего стола.

Следующим утром мы снова явились на почту. Выяснилось, что служащий неплохо откликается на вежливое обращение. Больше того, стало известно, что он и сам не прочь в свободное от службы время полазить по горам. В конце концов вероятность правомерности обладания вожделенными сумками была признана. Инструкция запрещала лишь выдавать сумки, и опытный сотрудник сам предложил выход из затруднительного положения. Мы получили возможность ежедневно приходить в почтовое отделение и переодеваться за ширмой. Нам даже разрешили пользоваться служебным входом, однако некоторые неудобства все равно сохранились, ведь, даже несмотря на чрезвычайные меры предосторожности, отдельные фрагменты наших крупных тел то и дело появлялись из-за ширмы. И все же в течение нескольких дней, до тех пор пока британский консул не вернулся из Зальцбурга, почта Инсбрука исправно служила нам гардеробной. Судя по всему, чиновники на континенте по-своему понимают и осмотрительность, и благоразумие, и безупречное выполнение инструкций.

IV

Жаль, что природа лишила нас хвостов!

Один из моих эксцентричных друзей весьма сожалеет об утрате человечеством хвостов. По его мнению, всем нам было бы полезно, подобно собакам, обладать орудием выражения радости (легкое помахивание из стороны в сторону) и гнева (строго горизонтальное положение).

— Заходите почаще, — предлагает хозяйка. — Не ждите приглашения. Заглядывайте запросто, когда идете мимо.

Мы верим и поступаем так, как нам рекомендовали. Дверь открывает служанка и на вопрос, дома ли госпожа, отвечает, что «сейчас посмотрит». Далее следует обескураживающая суета: шарканье ног, приглушенные голоса, звук открывающихся и закрывающихся дверей. В конце концов нас проводят в гостиную. Судя по всему, в результате долгих поисков запыхавшаяся горничная выясняет, что леди все-таки дома. Мы неподвижно стоим на ковре возле камина и судорожно сжимаем в руках шляпу и трость, словно боимся потерять связь с внешним миром. Ощущение почти такое же, как перед визитом к стоматологу.

Наконец впархивает улыбающаяся хозяйка. Трудно сказать, действительно ли она рада нас видеть или думает примерно следующее: «Черт подери этого бездельника! Угораздило же его притащиться именно в то утро, когда я собиралась повесить чистые шторы!»

Как бы там ни было, она старательно изображает радость и даже приглашает остаться к ленчу. В данной ситуации мы чувствовали бы себя значительно увереннее, если бы из разреза на юбке торчал хвост: осталось бы лишь посмотреть, что он делает в данную минуту: мерно и дружелюбно раскачивается или застыл параллельно полу?

Правда, существует опасение, что люди научили бы свои хвосты соблюдать правила этикета. Да, заставили бы их приветливо помахивать, с трудом сдерживаясь, чтобы не зарычать от злости. Неискренность родилась в тот самый момент, когда человек придумал прикрыть наготу фиговым листком.

Впрочем, иногда возникает вопрос, так ли уж необходимо добиваться истины. Одного моего знакомого мальчика воспитывают в соответствии со странной системой. Здравомыслие его родителей вызывает серьезные сомнения. Дело в том, что они придерживаются особых принципов: внушают ребенку, что всегда и везде необходимо говорить правду, только правду и одну лишь правду. Я с интересом наблюдаю за ходом эксперимента. Если поинтересуетесь, что думает о вас юный джентльмен, он ответит прямо и откровенно. Мало кто осмеливается повторить вопрос. Как правило, следуют эмоциональные восклицания:

— Что за грубиян!

— Но ведь вы настаивали, — защищается мальчик. — Я не хотел говорить.

Оскорбленных взрослых аргумент ничуть не утешает. Но самое интересное, что правдолюбец уже обладает несомненным влиянием: те, кто осмелился подвергнуться испытанию и вышел из него с честью, живут с высоко поднятой головой.

Дети всегда говорят правду!

Вежливость была изобретена для удобства недостойных. Мы расточаем комплименты направо и налево — без разбора, ничуть не заботясь, заслужил ли собеседник похвалы или нет. Уходя из гостей, непременно сообщаем хозяйке, что провели лучший вечер своей жизни. Каждого из посетителей, пришедших в наш собственный дом, заверяем, что безмерно счастливы видеть. Вспоминаю, как одна милая дама, которую довелось встретить в пансионате небольшого городка на юге Германии, организовала катание в санях по лесной дороге. Дело в том, что подобное коллективное времяпрепровождение несколько отличается от пикника. Те из гостей, которые стремятся к более тесной компании, не могут просто уйти и затеряться в кустах, предоставив занудам счастливую возможность наслаждаться обществом друг друга. Нет, на зимних прогулках общество сохраняется в полном составе с раннего утра и до позднего вечера. Нам пришлось проехать двадцать с лишним миль вшестером в одних тесных санках, всем вместе отобедать в уединенной деревенской таверне, провести вечер в танцах и пении, а потом, уже при свете луны, отправиться обратно — все те же двадцать с лишним миль. В подобных случаях успех путешествия зависит от каждого члена компании, от его способности гармонично вписаться в общую картину. Накануне вечером, собрав всех в гостиной пансионата, наша энергичная предводительница наносила на полотно завершающие штрихи. Одно место оставалось вакантным.