Франсуаза Саган - Днем и ночью хорошая погода (сборник)

• Название: Днем и ночью хорошая погода (сборник)
• Автор: Франсуаза Саган
• Жанр: Драматургия
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-55968-8

Франсуазу Саган всегда привлекал мир сцены. Она даже пробовала себя в качестве режиссера, но роль драматурга принесла ей гораздо больший успех.

Все три пьесы, опубликованные в этой книге, относятся к позднему периоду творчества Саган.

«Счастливая случайность» — парадоксальный рассказ о трусе, которого все считали героем.

«Пианино в траве» — комедия о попытке вернуть молодость.

«Днем и ночью хорошая погода» — поучительная история о женщине «трудного» поведения.

Интрига и динамичное действие — вот чем насыщены пьесы Саган, призванные, по ее словам, развлекать людей.

«Счастливая случайность» и «Днем и ночью хорошая погода» публикуются на русском языке впервые!

---

В темноте слышатся всхлипы Адели.

Адель: Бедный мальчик! Он только что приехал в Вену. Откуда ему было знать? Вы несправедливы!

Корнелиус: Отчего же? По какому праву этот проныра в отсутствие мужа пользуется прелестями его супруги? Под предлогом, что этот несчастный — ее кормилец, поилец, защитник, опекун — находится на охоте? А? Вы что, силком затащили его к себе в постель?

Адель: Почти! Из-за вас ни один мужчина в Вене не решается больше за мной ухаживать! Я потеряла голову от его храбрости!

Корнелиус: Не храбрости, а неосмотрительности.

Адель: Но по какому праву вы мне запрещаете?.. Я… Вы… вы не любите меня!

Корнелиус: Больше! Я больше не люблю вас! Иначе я в конце концов направил бы этот пистолет на себя! Распутница! Шлюшка! Развратница! Подите сюда, у меня окоченели ноги!

Адель: Оставьте меня, скотина, убийца! Ах! Корнелиус, Корнелиус! Зачем вы вернулись так рано?

Свет гаснет так же, как и зажегся.

Занавес.

Сцена 2

По другую сторону декораций две складные кровати казарменного типа, между ними [тумбочка][1], сзади окно, сквозь которое льется слабый свет зари. На одной из кроватей спит мужчина. Входит Фридрих, веселый, с победным видом, и, напевая, начинает снимать с себя мундир и саблю.

Фридрих (напевает):

Что за прелесть баронесса!
А барон к чертям пошел!

Венцеслав просыпается и зажигает свет.

Венцеслав: Это ты, Фридрих?

Фридрих: Я. Прости, Венцеслав, я разбудил тебя!

Венцеслав (зажигая свет): Который час? Ого! Неужто наш полковой жеребчик наконец-то нашел себе в Вене кобылку?

Фридрих: Да, дружище! И не только кобылку, но еще и ее муженька, тот явился на рассвете. (Смеется.)

Венцеслав (окончательно проснувшись): Муженька? Вот редкая удача! В Вене мужья так быстро не отыскиваются. Они тут сами рады быть обманутыми! Ну рассказывай! И кого же ты соблазнил? Знаешь, за каких-то десять дней — это совсем не плохо!

Фридрих: Тем более что я был в маске, а женщинам, как тебе известно, больше по душе мое лицо, чем речи. Дело было на балу у баронессы Вёльнер. Я увидел там женщину в черной полумаске и проследовал за этой прелестной волчицей в ее логово, но на заре явился ее муж, матерый волчище. Представляешь?

Венцеслав: Ну и что же ты сделал? Вы пожали друг другу руки? А потом выпили вместе, как это обычно делается?

Фридрих: Если бы! Он был в ярости! Совершенно вне себя! Хотя, надо признать, он здо́рово меня рассмешил! Представляешь, каково мне было сохранять холодность, стараясь при этом не расхохотаться? Я сказал ему: «Сударь, я глубоко опечален, что мне пришлось стать для вас иллюстрацией к известной поговорке “Кто место свое покидает, тот его теряет!”» Он так и остолбенел. Стал вызывать меня на дуэль. Это в наше-то время, в Вене — представляешь?! Что за отсталость!

Венцеслав: И к тому же тупость!

Фридрих: И не говори! Ты только представь себе: я в восемь утра стреляюсь из-за женщины, которую едва знаю!

Венцеслав: Так он тебя вызвал? Кто же это такой? Кроме обер-егермейстера, все мужья тут… Ну, я тебе уже говорил…

Фридрих: Я весь разбит. Это не женщина, а какая-то фурия! Так хороша собой и так изголодалась, бедняжка!

Венцеслав: Кто же она?

Фридрих (с достоинством): Ты шутишь? Моя матушка запретила мне…

Венцеслав: Но я же их всех знаю!

Фридрих: Что ты похваляешься? Хвастай сколько угодно, но я не так воспитан…

Венцеслав: Послушай! Ты глупый желторотый птенец, дурачок, впрочем, ты всегда таким был. Вот уже три года, как я служу в Вене. Поверь, я знаю всех здешних женщин. И нет тут никакой похвальбы: я просто всех их знаю!

Фридрих: Об этом не может быть и речи. Так нельзя.

Венцеслав: А соблазнять чужих жен можно? Кто бы говорил!

Фридрих: Не настаивай.

Венцеслав: Ах как ты несносен, мой бедный Фридрих!

Фридрих ложится, гасит свет и начинает говорить.

Фридрих: А что это за обер-егермейстер, о котором ты прожужжал мне все уши? У него что, жена — дурнушка?

Венцеслав (в темноте): Дурнушка? Нет, она просто прелесть. А вот он убивает всех ее любовников — из принципа. Поскольку он лучший егерь при дворе, прекрасный стрелок, да еще и устраивает охоты для эрцгерцога, ему даровано право драться на дуэли! Могу тебе сказать, что нет в Вене мужчины, даже из уланов, который подолгу заглядывался бы на его жену.

Фридрих: Не понимаю…

Венцеслав: Чего ты не понимаешь? Не понимаешь, почему мы оставляем эту прелестницу в покое? Так вот, дорогой мой, если бы ты хоть раз увидел, как тело твоего лучшего друга остывает в залитой кровью траве (или снегу), ты понял бы. Трое моих друзей сложили вот так свои головы.

Фридрих: Но это же запрещено законом!

Венцеслав: И тем не менее я лично видел Николауса фон Вейнберга с пулей в сердце. Вальзо Горовиц получил пулю в голову, а Георг Понятовски…

Фридрих: И король позволяет убивать вот так своих подданных?

Венцеслав: Так я же говорю тебе, что этим ведает эрцгерцог и что обер-егермейстеру дано такое право — драться на дуэли!

Фридрих: Да как же его зовут, этого твоего обер-егермейстера?

Венцеслав (смеясь): А-а-а, вижу, куда ты клонишь! Не беспокойся, мой милый, не беспокойся! Обер-егермейстера здесь нет, в настоящее время он охотится в Пруссии и пробудет там до будущей недели.

Фридрих (упавшим голосом): Как его имя? Как имя его жены?

Венцеслав: А она все же прехорошенькая! Представь себе, в какой-то момент я был даже в нее влюблен. Не настолько, чтобы открыться ей, иначе я с тобой сейчас не говорил бы, но ровно настолько, чтобы страдать от этого. Зовут его Корнелиус фон Бельдт, а ее — Адель. Бедная, прекрасная, недоступная Адель!

Фридрих: Адель!..

Венцеслав: Да, бедняжка Адель, скажу тебе, вот уже несколько лет не ведает радости. Если бы ты только знал…

Фридрих: Адель…

Венцеслав: Да, ее зовут Адель, а что? (Резко садится на постели и зажигает свет.) Фридрих, что происходит? Фридрих, неужели охота в Пруссии уже закончилась? Ты?.. Неужели ты… Неужели вы с ней?.. Неужели он?..

Фридрих: Да.

Венцеслав: Значит, эта распутница Адель тебя… тебя?.. (Вскакивает с постели, бросается к Фридриху и сжимает его в объятиях.) Прощай! Прощай, дорогой друг! Какая досада! Ты был так красив, добр, благороден, богат! Какая жалость! Поверь мне: ты навсегда останешься моим лучшим, моим самым дорогим другом. И я уверен, что, проживи ты дольше, мы оставались бы друзьями до самой смерти! Да-да! Мой дорогой товарищ! Я так доверял тебе, мне было так хорошо с тобой, я…

Фридрих: Да замолчи же ты, прошу тебя, замолчи! Это прошедшее время звучит просто ужасно!

Венцеслав: Бедный мой, да теперь твое будущее спрягается только в прошедшем времени. А что ты хочешь от меня услышать? Ничего теперь не поделаешь.

Фридрих (возмущенно): Но… Но этого не может быть! Я схожу к нему, поговорю, принесу свои извинения, скажу, что все можно уладить, что мы джентльмены, в конце концов!

Венцеслав: Нет, в таких ситуациях Корнелиус не джентльмен. Тут ничего нельзя поделать, ничего.

Фридрих: Ну а почему бы нам не стреляться понарошку? Он может специально промахнуться…

Венцеслав: Нет! Он никогда не промахивается. Теперь никогда. Однажды ради матери одного молодого улана, у которой тот был единственным сыном, он сохранил этому кретину жизнь. А тот… Знаешь, как тот его отблагодарил? Подло выстрелил в него и ранил в ногу. Представляешь?

Фридрих: А потом?

Венцеслав: Ну а потом обер-егермейстер вторым выстрелом убил-таки его, всадив пулю между глаз. Я это к чему? К тому, что теперь — никакой жалости.

С первого же выстрела — бах! Он больше не желает рисковать. Стрелять он будет, разумеется, первым, поскольку он — оскорбленная сторона. Хочешь, я съезжу после всего поговорить с твоей семьей?

Фридрих: После чего?

Венцеслав: Ну, после… после дуэли…

Фридрих: Ты хочешь сказать, после моей смерти? Нет, ты что, и правда сошел с ума? Ты что, решил, будто я собираюсь умереть из-за этой Адели или из-за кого там еще? Я? Да никогда! Не хочу я умирать ни на войне, ни под какими-то там знаменами, ни за Бога, ни за честь, ни за что! Я хочу жить, жить, Венцеслав!