Эрик-Эмманюэль Шмитт - Концерт «Памяти ангела»

• Название: Концерт «Памяти ангела»
• Автор: Эрик-Эмманюэль Шмитт
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-389-02251-5

Эрик-Эмманюэль Шмитт — философ и исследователь человеческой души, писатель и кинорежиссер, один из самых успешных европейских драматургов, человек, который в своих книгах «Евангелие от Пилата», «Секта эгоистов», «Оскар и Розовая дама», «Ибрагим и цветы Корана», «Доля другого», а также в пьесах задавал вопросы Богу и Понтию Пилату, Будде и Магомету, Фрейду, Моцарту и Дени Дидро.

Новый сборник новелл Шмитта «Концерт „Памяти ангела“» получил в 2010 году Гонкуровскую премию. Писатель, как всегда, предлагает блистательные, изысканные и… совершенно неожиданные сюжетные ходы. Что связывает пожилую женщину, отравившую трех мужей, и влюбленного в свою жену президента Франции? Дюжего моряка, переживающего, что мало уделял внимания дочерям, и циничного дельца, заработавшего первый миллиард на торговле изображениями католических святых и порноаксессуарами? И при чем тут святая Рита, покровительница попавших в беду и отчаявшихся?

---

По спине у нее вновь пробежали мурашки. Что за удовольствие в ее возрасте — говорить «святой отец» такому юному созданию!

Мари шла со службы, сияя от счастья, намереваясь унести его с собой и спрятать дома. Она была рада новому священнику и чувствовала странную гордость, словно победа Габриеля была одновременно и ее победой.

Габриель быстро завоевал любовь деревенских жителей. Спустя несколько дней, когда молодой человек освоился с местными улицами, кафе, лавками и подружился с жителями, он организовал в приходской школе не только занятия по Закону Божьему, но и уроки грамоты. Вскоре его службы стали посещать и прихожане других церквей. Сен-Сорлен гордился своим священником. Даже неверующие находили его потрясающим.

Мари следила за его успехами, как мать радуется достижениям сына. «Им понадобилось время, чтобы понять то, что я заметила с первого взгляда».

Не отдавая себе в том отчета, рядом с аббатом Мари становилась другой. Разумеется, ее жесткое расписание и привычки остались неизменными, но в душе Мари зародились какие-то неведомые ей чувства.

Ровно в шесть утра она спрыгивала с постели, представляя, что в это самое время просыпается Габриель. Умываясь и разглядывая в зеркало над раковиной свое обнаженное тело, она грезила о том, что в этот самый момент Габриель, тоже в ванной и тоже раздетый, готовится к их скорому свиданию. И когда, задыхаясь от волнения, Мари переступала порог церкви, она входила не только в дом Господень, но и в дом Габриеля. При предыдущем священнике церковь Сен-Сорлен напоминала о присутствии Господа так же, как тошнотворные запахи мясной лавки напоминают о незримом присутствии заколотой свиньи; с тех пор как в приходе появился Габриель, в церкви запахло лилиями, ладаном и медовой свечой, витражи и каменные плиты были вычищены, покровы на алтаре выглажены и создавалось впечатление, что Господь и молодой человек обустроили этот славный особнячок для долгой совместной жизни.

Когда Габриель, неотразимый в своей зеленой шелковой столе, распахивал дверь ризницы и говорил: «Доброе утро, сестры, я рад вас видеть», Мари воспринимала его слова как личное обращение к ней. Повинуясь его командам: «На колени», «Встаем», «Поем», «Молимся», она в равной степени подчинялась обряду литургии и желаниям мужчины. В религиозном порыве Мари буквально впитывала в себя каждое слово Габриеля. Раньше во время проповедей она занималась тем, что заучивала наизусть имена, фамилии и даты жизни известных прихожан, высеченные на мраморных табличках вдоль прохода, — но ныне все изменилось! Благодаря Габриелю Мари наконец познала силу и мудрость Евангелий — она не только истово внимала удивительным словам священника, но и представляла юношу в образе Христа, прекрасного, хрупкого, полного любви к человечеству. Частенько она воображала себя в облике Марии Магдалины, трепеща от нежности, в мечтах она кормила юношу, мыла ему ноги, а затем вытирала их своими распущенными волосами; Священное Писание, обретая плоть, обретало смысл.

Единственное, что раздражало Мари, так это толпы людей, которые стали собираться в церкви каждое воскресенье с того момента, как появился Габриель. Однажды утром Мари захотелось наябедничать на них священнику.

— Знаете, святой отец, раньше семьи Дюбрей, Морен, Исидор и Депрери не приходили на мессу.

— Тем лучше. Никогда не поздно начать. Помните притчу о человеке, который уверовал, лишь когда подошел его смертный час?

— Да, но, по-моему, Иисус не учел того, какие мысли могут прийти в головы тем, кто уверовал сразу, когда они увидят, сколь охотно Бог принимает в свои объятия опоздавших.

— Иисус подумал об этом: он знал, что верующие люди лелеют и умножают в себе добродетель.

Не уловив тонкого намека на свой недостаточно милосердный нрав, Мари ответила священнику недовольным, ворчливым тоном:

— Ну да… Эти туристы ходят на мессу ради развлечения, посмотреть на нового аббата. Как говаривала моя бабушка: «Новая метла по-новому метет».

— Если они и приходят сюда из любопытства, моя задача — удержать их, сестра. Надеюсь, у меня получится.

Она пристально взглянула на него, воодушевленного, доброго, великодушного. Она покраснела, устыдившись своего недоверия к людям, и совершенно искренне произнесла:

— У вас все получится, святой отец. Я уверена, вы сделаете из них примерных прихожан.

На самом деле ей просто хотелось, чтобы священник обратил на нее внимание, ведь она терпела его заботу о людях, его влияние или даже его чудесное воздействие на них лишь потому, что к ней самой Габриель относился по-особенному. И никогда в жизни ей не пришло бы в голову назвать свои смешанные чувства простым словом «ревность».

Так что Мари очень неодобрительно восприняла внезапное вторжение в церковь Иветты.

Иветта была ходячими бедрами. Женщины встречаются разные: у одних необыкновенные глаза, у других — рот, у третьих — все лицо, но Иветту природа наградила именно бедрами. Когда она что-то рассказывала, можно было сколько угодно уговаривать себя сосредоточиться на ее мимике, но стоило ей отвернуться, как собеседник переводил взгляд на бедра. Две прекрасные колонны из плоти и крови, теплые, нежные и белые, как молоко, — так и хотелось до них дотронуться, проверить, какие они на ощупь. Что бы она ни надевала, бедра оказывались на виду: короткие платья на ней казались укороченными специально, чтобы не закрывать бедра; юбки словно растягивались во благо бедрам; шорты становились похожими на ларцы для бедер, а штаны — на формы для бедер. В сознании Мари образ этой женщины так легко сводился к бедрам, что если Иветте случалось заговорить с Мари, та не удостаивала бедра ответом.

Ко всему сказанному надо прибавить, что Иветта была местной проституткой. Проституткой по случаю. Когда ей не удавалось сводить концы с концами — то есть примерно каждый месяц, — а шестеро детей просили есть, Иветта продавала свое тело за деньги. Впрочем, это ее проблема: вся деревня считала Иветту проституткой, но только не она сама; и в общем-то, никто не возражал против того, чтобы Иветта торговала своим телом. Как сказала бы бабушка Мари: «Должна же быть в городе хоть одна проститутка». Это признавали все, но не она сама. Стоило Иветте услышать шутку в свой адрес или поймать на себе взгляд, полный вожделения, как она оскорблялась, делала страдальческое выражение лица и с видом ущемленной гордости разыгрывала мученицу, претерпевшую крайнее унижение и теперь обреченную всю жизнь носить в петлице медаль за героическое преодоление пыток.

Мари считала поведение Иветты смехотворным, но, увидев, как пара ее бесстыдных бедер разгуливает вокруг священника, возмутилась не на шутку:

— Паршивка!

Мари не могла видеть, как молодой аббат улыбается Иветте, пожимает ей руку и относится к ней с тем же вниманием, что и к остальным.

— Бедняга, он так невинен, что не замечает ее уловок. Впрочем, он всего-навсего мужчина, и она добьется своего…

Для Мари не было никаких сомнений в том, что Иветта хочет затащить Габриеля в постель.

Однажды после обеда, когда Мари меняла цветы у алтаря, она увидела Иветту, внезапно с шумом выбежавшую из исповедальни, всю в слезах, с полуобнаженными бедрами и румянцем, какой бывает лишь после любовных утех. Решив, что самое плохое уже произошло, Мари хотела наброситься на Иветту и отхлестать ее по щекам, но остановилась. К счастью, следом за Иветтой появился аббат Габриель — он был спокоен, холоден и чист. Мари дождалась, пока растерянная женщина покинет церковь, хлопнув дверью, затем как ни в чем не бывало направилась к вазе с увядшими цветами.

«Аббат отверг ее, — подумала Мари, — поэтому пара бедер пришла в ярость».

Пока Мари меняла высохшие лилии на свежие, срезанные в собственном саду, ее сердце успокоилось и забилось в прежнем ритме.

Опечаленный аббат подошел к Мари. Она посмотрела на него. Он, раздосадованный тем, что его застали на месте преступления, в минуту душевного беспокойства, отвернулся.

Мари решила воспользоваться тем, что они одни:

— Как вы думаете, Иветта красивая?

От удивления священник пробормотал нечто нечленораздельное.

Мари настаивала:

— Красивая, правда?

— Я не рассматриваю своих прихожан с этой точки зрения.

Его голос окреп. Мари верила искренним словам аббата, но ее ярость все еще бурлила подобно супу, который продолжает кипеть даже после того, как огонь под кастрюлей убавят.

— Но, святой отец, я полагаю, вам известно, чем занимается Иветта?

— Что вы хотите сказать?

— Она местная проститутка. Неужто она это от вас скрыла?

— Она ничего не скрыла, и она действительно большая грешница, иначе я не стал бы уделять ей столько времени.

— Ее грехи вас занимают?