Мария Аполлова - Specific English. Грамматические трудности перевода

• Название: Specific English. Грамматические трудности перевода
• Автор: Мария Аполлова
• Издательство: «Международные отношения»
• Жанр: Языкознание
• Год: 1977

Пособие знакомит читателя с характерными особенностями английского языка и типичными случаями расхождений с русским языком. В нем суммируются те черты грамматического строя английского языка, которые в силу их специфики представляют трудность для учащихся.

В предлагаемом пособии ставится цель ознакомить учащихся, прошедших первоначальный курс английского языка, с некоторыми характерными системными особенностями этого языка и типичными случаями расхождений с русским языком. Поскольку способ выражения мысли проявляет себя прежде всего в строе языка, в его грамматике, то в пособии вскрываются именно особенности английской грамматики, притом те особенности, которые находили меньшее отражение, а главное — не подвергались достаточной отработке в учебной литературе.

Пособие не претендует на полноту и систематичность описания специфики английской грамматики, но обращает внимание учащихся на отдельные интересные, с точки зрения автора, моменты, которые и придают английской речи ее неповторимое своеобразие.

Кроме того, в пособии рассматриваются такие особенности английского языка, как конверсия, лаконизм английской речи, с одной стороны, и тенденция к известным усложнениям и избыточности — с другой, переходность глаголов и некоторые другие моменты.

Каждый раздел пособия содержит теоретические заметки с иллюстративными примерами в переводе автора. Пособие имеет упражнения, построенные на оригинальном языковом материале и направленные на закрепление практических и переводческих навыков.

---

Fathers father children.

В тех синтаксических и морфологических особенностях английского языка, о которых мы только что говорили, их системная обусловленность, логика развития грамматических форм проявляют себя достаточно очевидно. Но, возникнув однажды, то или иное языковое явление само уже служит основанием для дальнейшего развития, дальнейших языковых изменений и поисков. Поэтому в языке должны возникать на его системной первооснове явления вторичные, непосредственное объяснение которых надо искать уже не в самых общих системных признаках языка, а в более конкретных эволюциях грамматических форм. Здесь мы стоим у истоков стилистики и фразеологии, их соприкосновения с грамматикой.

Чтобы подойти конкретнее к этим «вторичным» проявлениям системного характера языка, обратим внимание на то, что всякий язык стремится к экономии языковых средств. Но в языках различных систем эта задача решается своими специфическими методами. В синтетических языках это достигается, в частности, путем сокращения длины предложения. В аналитических же языках, и в частности в английском, вследствие того, что мы обязаны выдерживать определенную структуру предложения и, значит, сохранять устойчивость основных элементов этой структуры, тенденция к лаконизму осуществляется в противоречивом единстве с этим законом устойчивости.

Например, именно благодаря устойчивости речевой структуры в английском языке идея отрицания может быть выражена и выражается только одним отрицанием в предложении.

I can find it nowhere. Я нигде не могу найти его.

Если в предложении два однородных сказуемых, выраженных глаголами с различным управлением, то дополнение ставится только после второго сказуемого, тогда как при переводе на русский язык мы повторим его дважды, заменив во втором случае личным местоимением.

You applied for and received an allowance. Ты обратился за помощью и получил ее.

Только на основе структурной определенности речи могла возникнуть та форма ответа на вопрос, которую мы находим в английском языке.

«Are you a student?» «Yes, I am.»

Очевидно, что проявлением той же тенденции к краткости высказывания при структурной полноте его является употребление вспомогательных глаголов без смысловых (заменяют иногда целое предложение, обычно в диалогической речи), употребление to без последующего инфинитива, а также слов-заместителей.

«I’ve never seen an aeroplane crash.» «You will one day,«somebody laughed. «Я никогда не видал авиационной катастрофы». «Увидишь когда-нибудь», – засмеялся кто-то.

«You must come and see us at Stanford.» «We will that,«Con assured him. «Вы должны навестить нас в Стенфорде». «Обязательно навестим», – заверил его Кон.

You needn’t come in with me if you don’t want to. Вы можете не входить со мной, если не хотите.

It is a story, and a good one. Это рассказ, и рассказ хороший.

The plan was an easy one to carry out. Этот план легко было выполнить.

Круг примеров в данном случае можно было бы легко расширить, и о подобных явлениях мы будем говорить еще в отдельных разделах пособия.

Если синтетические языки стремятся всячески упростить отдельные предложения, но склонны строить сложную систему предложений, соединенных союзной связью, то аналитические языки (и особенно английский), напротив, по возможности добиваются решения всех задач внутри одного простого предложения. Конечно, это не следует понимать абсолютно; речь идет о преобладающей тенденции.

В английском языке существует целый ряд конструкций: причастных, герундиальных и инфинитивных оборотов – этих своеобразных «готовых формул» речи. Употребление их создает ощущение известной компактности предложения. Стремление сохранить непрерывность, слитность фразы очевидно уже в предложениях типа:

I like the sound of this new name. Мне нравится, как звучит это новое имя.

Эта слитность особенно ясно проявляется в тех случаях, когда главное предложение вклинивается внутрь придаточного или придаточное – внутрь главного, часто без союза.

When do you think he’ll come? Как вы думаете, когда он придет?

В некоторых случаях спаянность главного и придаточного предложений приводит к общности отдельных их членов.

What does Bessie say I have done? (букв.: «Что, Бесси говорит, я такого сделала?»)

(Здесь what относится и к главному и к придаточному предложению.)

Everybody was watching except Adele, whom Leo now noticed with surprise was dressed in her uniform. Смотрели все, кроме Адели, которая, как к своему удивлению заметил Лео, была одета в свою форму.

(Союзное местоимение whom входит в состав двух придаточных предложений, являясь дополнением и подлежащим – даже в косвенном падеже – одновременно.)

Говоря о структурном постоянстве английской речи, следует учитывать, что связанная с ним синтаксическая скованность должна чем-то компенсироваться: и вот на место синтаксической свободы в английском языке приходит свобода морфологическая и семантическая. Она находит свое выражение в творческом использовании, с целью обогащения речи, конверсии, легкого взаимообращения переходных и непереходных глаголов – всего того, что отличает в этой области аналитическую систему языка от синтетической.

Так, конверсия в английском языке получает некоторое специфическое внутреннее наполнение, содействует образности речи.

He cascaded the cards. Он перетасовал карты.

I think I’ll tea-and-egg it here. Перекушу-ка я здесь.

Tewsborough’s downed me. В Тьюзборо я потерпел крах.

Некоторые глаголы (выражающие эмоциональные реакции или передающие жесты, мимику) – to smile, to laugh, to sob, to sigh, to shrug и др. – приобретают большую семантическую емкость и на русский язык переводятся, как правило, не одним словом, а сочетанием слов. Такое расширение значения этих глаголов мы наблюдаем обычно в словах автора при прямой речи.

«You are too self-conscious,«she smiled. «Ты слишком застенчив», – сказала она, улыбаясь.

«You may do whatever you like,«he shrugged. «Можете делать что вам угодно», – сказал он, пожимая плечами.

Эмоциональное обогащение достигается в английском языке также путем своеобразных сочетаний: She laughed herself out of the trouble. Она вышла из положения, отделавшись смехом. They seemed to sing themselves back into another and happier world. Казалось, это пение возвращало их в другой, более счастливый мир. But Alma wiped her remark away. Но Альма только отмахнулась от ее замечания.[1] Здесь англичане прибегают к метафоре, к столкновению внутри «нормальных» грамматических конструкций семантически несоединимых слов.

Не laughed off her taunts. В ответ на ее колкости он отделался шуткой. (букв.: «Он отсмеял ее колкости».)

Не позволяя себе свободы в построении речи, в форме ее, англичанин допускает эту свободу в отношении смысла высказывания. В русском языке такого рода метафоризация гораздо сильнее ощущалась бы как явление стилистико-эстетического характера, между тем как в английском она расценивается скорее как привычный, «технический» прием.

В рассмотренных языковых явлениях мы уже действительно сталкиваемся с тем, что всеми признается за проявление «духа», своеобразия английского языка. Но как мы видели, все это (пусть порою опосредствованно) вытекает из его аналитического строя. Особенностью английского языка в этом отношении является то, что в нем аналитизм проводится, может быть, столь последовательно, как ни в каком другом языке.

Хотя именно во фразеологии и стилистике или во всяком случае в явлениях, стоящих на грани с ними, характер языка выражается с наибольшей яркостью и полнотой, однако и в плане теоретическом, и в плане учебном, прежде чем подойти к этим сложным результатам специфического языкового развития, мы должны выяснить для себя самую системную первооснову языка. В данном пособии мы обращаемся именно к этому предмету, ограничивая себя, как уже отмечалось выше, рамками простого повествовательного предложения.

Подлежащее

1. Конструкции с формальным подлежащим

Основное отличие синтетических языков от аналитических в рассматриваемом вопросе состоит в том, что, поскольку в аналитических языках существует постоянный порядок слов в предложении и обязательно наличие подлежащего (как и сказуемого), то даже безличные и неопределенно-личные предложения оформляются в них как личные. Достигается это различными способами, в частности, с помощью конструкций с формальным подлежащим. В качестве такого формального подлежащего употребляются местоимения it, one, they, you, we. Например:

It is raining. Идет дождь.

It was pleasant to bask in the sun. Приятно было погреться на солнышке.

One never knows when he gets mad. Никогда не знаешь, когда он разозлится.