Мария Свешникова - Fuck’ты

• Название: Fuck’ты
• Автор: Мария Свешникова
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-40572-3

Ставший знаковым роман о поколении нулевых в новом издании.

Герои молоды, свободны и порочны, для них жизнь — это бегство по порочному кругу. В их крови похоть, безнаказанность и немного любви. Их враг — любопытство. Их козырь — желание бороться до конца.

«Каждый из нас бегал по порочному кругу… Или хотя бы тайно об этом мечтал…»

---

Он все также держал мою руку.

— Скажи, а что будет завтра? — спросил странным голосом Макс.

— А завтра я пойду смотреть на офорты Сальвадора Дали, и будет суббота, и будет тепло. Или холодно.

— Или пойдет снег. И тогда я пойду с тобой.

Он отпустил мою руку, и я пошла в уборную.

Тогда еще красный, квадратно-кафельный, общий для нас, них и всех, туалет открыл мне свои двери отсутствием очереди. Я немного опрокинулась руками и весом верхней части тела на несколько сумбурную и угловатую стальную раковину и посмотрела в зеркало. А в нем открылась дверь. И вошел он, и таким же железным голосом произнес:

— Я не тот мужчина. И у нас сегодня ничего не будет.

* * *

На лопатках, такси и странных мыслях я приехала к Алеку, так и ненадушенному. Без шоколадного торта и DVD, с запахом Armani на руке и полным сознанием незначительности собственной персоны; я искала видимые и невидимые причины отказа Макса на предложение, которого не было, и пыталась понять, кому из нас приснился вожделенный сон, что заставило меня бросить Романовича и уйти в странную интригу, которая еще не была обозначена в сюжетной линии. Но конфликт был. По крайней мере в нашем с Алеком отсутствии отношений. Хотелось позвонить Зигмунду Фрейду или хотя бы узнать толкование сновидений, хотелось написать sms Чернышевскому «что делать» и «кто виноват» во всем этом?

Сонный и домашний, Романович открыл мне дверь.

— Давай приходи спать, — он закрыл нас в этом молчании на задвижку и ушел в комнату.

Я с полминуты думала ворваться в спальню и решить маленькое недоразумение хорошим минетом, но не могла побороть ступор. Ни одна часть моего тела не хотела Романовича.

Я всегда думала, как мужчина чувствует себя в ситуации «Не дали. Уехал домой спать», но ведь я ему ничего не предлагала? Я не клала руку на бедро, не облизывала губы, не водила мыском по уровню носка. Я ничего не делала, а он отверг.

Прошла босиком на кухню, сварила кофе, и по всей квартире послышался его аромат. Я не нашла кофейных чашек и налила в самую обычную кружку с детской фотографией Алека, забавно, но я помню его, когда ему было лет шестнадцать.

За многие годы нашего прерывистого общения я чуть не забыла, как мы познакомились. Моя детская подруга, которая уже лет пять как в Израиле, жила в одном подъезде с Романовичем, только на седьмом этаже. Около шести вечера родители забирали нас с рисования в школе искусств на Волхонке и везли либо ко мне, либо к Нике. Одним таким апрельским вечером мы задумали попробовать курить, купили после школы пачку ментолового Marlboro, зажигалку и спрятали ко мне в штаны с огромными карманами. Трубы назывались. Когда родители после долгих объяснений и наставлений оставили нас во власти неблагоразумия, отправившись в только что открывшийся после ремонта «Горизонт», мы спустились на несколько пролетов вниз по лестнице и, держа в руках сигареты, пытались их прикурить. На пятой или десятой попытке Ника не выдержала и позвонила в квартиру на четвертом этаже, откуда и вышел Романович, который зажал губами папиросу и закурил невзатяг. Так в семь часов вечера, спустившись с седьмого этажа, я положила начала цифре семь и паре закорючек на иврите.

Кухня в чужом доме притягательно уютна тем, что ты не видишь ее всегда, а лишь рисуешь картины семейных завтраков.

Я опять не сплю. А Романович уткнулся в подушку и сопит, думая о Жанне, и утвердительным тоном про себя обещает больше не изменять. А может, это просто мои домыслы.

Рука, от которой до сих пор доносился любимый запах секса и оргазмов, а теперь и отказа, потянулась к серой дверце кухонного шкафа, чтобы достать пепельницу — я была единственным человеком, кому было позволено курить в этом доме, — но ее не было на месте. Она стояла на подоконнике, а в ней были два свежих окурка. Без женской помады и неумело потушенные. Романович сегодня курил…

А где-то, не знаю где, Макс тоже курил и умело тушил обычные мужские окурки и, наверное, не думал. Или просто спал.

А Алек так и не сомкнул глаз. Теперь я это точно знаю.

* * *

В это же время в рекламных продакшнах странные по имиджу люди нюхают кокаин и курят дурь через пипетку, прописывают откаты и вписывают зеленые шапочки в смету, плетут интриги и напиваются вусмерть, занимаясь полуночным сексом. Вот и вся любовь, которой не было, нет и не будет.

Я тоже работаю в продакшне. Как и все. А потом — потом выпутаюсь из сети подвальных ступенек, кастингов кошек для «Вискаса» и сценариев, которые никому, кроме компьютера, не нужны. Это как брови — растут, чтобы их выщипали. Без ледокаина.

Тем временем все также под натиском дедолайтов будут умирать котята, которым всего пара недель, а старый американский режиссер попросит дать дублера, и маленькое мертвое тело унесут. Им все равно — это же триста долларов и окрас сильвер-табби. У них даже не было имен. А зачем мертвому имя?

Утро добрым не бывает

Незаметно наступило утро.

Около восьми медленными шагами Романович начал ходить по квартире, видимо, искал меня. Не видимо, а точно.

Я сидела в гостиной на небольшом диване цвета сентября и курила, листала альбом Рене Магритта и ни о чем не думала.

— Ты не ложилась?

Да я и так лежу на лопатках и не могу тебе об этом сказать. Потому что ты меня не поймешь. Ты меня не знаешь. И я тебя. Зачем ты курил? Ты же мне не ответишь.

— Нет. Скажи, а что значило твое сообщение про Карину?

— То и значило. Я не понимаю, тебе нравится, что ли, проверять всех, с кем ты спишь?

— Что, прости?

— Кое-что, блин. Я не хочу чувствовать себя полнейшим мудаком. Слава Богу, хоть сообщения вовремя удалил, а то мне беспочвенные скандалы с Жанной не нужны. А Карина твоя… — последнего слова я не поняла, видимо, прошла мимо последнего издания «Словаря русского мата» в «Молодой Гвардии».

— Ты с ней спал?

— Нет.

— Я тебя еще раз спрашиваю, ты с ней спал? — я поднялась с дивана и дала волю повышенным тонам.

— Ты уже начала ходить по траектории «Обойди диван по кругу», — Алек психовал. — Да какое ты имеешь право меня в чем-то попрекать? Кто я тебе? Очередной Кирилл, который сам не знает, кого трахает?

— Да что ты знаешь? Ты думаешь, все так просто. Ты такой хороший, а я нашлась, эдакая стерва. Да ты понятия не имеешь, что мне иногда бывает больно, что у меня есть трудности и что… Ты с ней спал? — Я давила на него, пытаясь выжать то самое «да», которое только сейчас могла принять. Я чувствовала, как пружины его настроения прогибаются под натиском моего эгоизма, но не могла с собой ничего поделать. Я лишь подливала и подливала дегтя в его бочку меда.

— Нет.

— Но хотел… Ведь хотел, я ведь вижу, что хотел.

Алек вышел и поставил чайник, всем видом показывая, что ему глубоко по хрену мои допросы и расспросы про Карину, он смотрел, как маленькая истеричная девочка с моим именем не спит и ревнует, а точнее, занимается бредом, дыша его воздухом, просиживая его диван и тратя никому не нужный кофеин.

— Я не буду с тобой ничего обсуждать.

И тут я задумалась: если его так волнуют чувства Жанны, то какого черта он открыл своими руками мне дверь не только в свою квартиру, но и допустил до тела, а потом и до мыслей? И что же будет, если швабра узнает про его измены со мной, если какая-то, по его словам, простая sms-ка вызывает столько волнений? Я резкими движениями перенесла массу тела в сторону двери, оставаясь при этом в пледе, как Гай Юлий Цезарь, трясущимися руками взяла с журнального столика телефон…

И уже уходя, добавила:

— Я с ним тоже не спала. Он тоже не хотел.

Алек ничего не ответил и не спросил, а просто удивленно посмотрел. У него не могло быть претензий. Какие могут быть претензии к тому, кто тебя не знает?

— Это я так… На всякий случай.

— А мне все равно. Все равно! — жестким и бесчувственным тоном ответил Романович.

— Мы друг друга и вправду не знаем. Ты прав, а я Лев.

Точнее, Дева по гороскопу. А он, Рыба, плавал по жизни, ходил по квартире, пил чай, подходил к компьютеру и что-то стирал, потом набирал, а потом…

Я вышла из самого обычного кирпичного дома на набережной на самую обычную набережную. Шел самый обычный январский дождь, перемежаясь со снегом. Хотелось заплакать. Так не бывает!!! Не бывает! Но со мной есть. Было, и, может быть, даже будет.

Когда звонит телефон — мне становится не по себе. От его молчания становится еще хуже. Ни Линда, ни Настя, ни Гоша не звонили, хотя была суббота и мы должны были тусить в поисках группового секса. Где все? Зимняя спячка, будь ты проклята!

Я смахнула прилипший к пальто снег и повесила первое в шкаф. Нужно опять надевать что-то теплее и снова сопротивляться несносному климату. Нужно еще раздеваться и одеваться, заваривать кофе и писать сценарии для Nemiroff, искать очередное временное пристанище и забивать одни дурные мысли другими.