Юрий Щеглов - Малюта Скуратов. Вельможный кат

• Название: Малюта Скуратов. Вельможный кат
• Автор: Юрий Щеглов
• Издательство: АРМАДА
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1999
• ISBN: 5-7632-0939-7

На страницах романа «Вельможный кат» писатель-историк Юрий Щеглов создает портрет знаменитого Малюты Скуратова (?-1573) — сподвижника Ивана Грозного, активного организатора опричного террора, оставшегося в памяти народа беспощадным и жестоким палачом.

---

Басманову не нравилось окружение царя. Он без стеснения делился со своими новыми молодыми друзьями:

— Напрасно государь не отошлет от себя Федьку Скопина-Шуйского. Там, где Шуйские, всегда или заговор, или бунт.

Алексей Данилович странным образом запамятовал, что он, в стачке с теми же Шуйскими, совсем недавно к плахе подталкивал братьев Воронцовых.

— Добренькими прикидываются, помалкивают, а секиру вострят. С князем Андреем Федька не только бражничал. И Темкина государь возвратил. Тоже дружок Шуйских. Сколько они над малолетним государем поизмывались? Да и в прошлом году шипели: не надо нам повелителя, который на ходулях бегает и рожи разные корчит.

Грязной и Малюта долго внимали Басманову. Потом Василий сказал:

— Они Григория Захарьина к себе позвали и держали совет, как Глинских извести.

— Откуда проведал? — спросил Басманов. — Ты же под лавкой не сидел?!

— Я не сидел, Алексей Данилович. А промеж них немец один, мореход, затесался.

— Соврать недорого возьмет немец твой.

— А зачем ему врать?

— И то правильно. Зачем немцу врать? Да ни за чем. Вот возьму его в Тайницкую, так он там быстро у меня залопочет.

— Сам узреешь, Алексей Данилович, каково для Глинских царская милость обернется.

Малюта в беседу не вмешивался, однако заметил:

— Посадские да дети боярские смуту сеют и крепко недовольны. Черный народ баламутят.

— Вот это хуже, — покачал головой Басманов. — Зажигальников среди них искать надо.

— Черный люд только мехи раздувает, — засмеялся Грязной. — На кол их, паскуд, да снести макушку по самое голомя!

Путь из сельца Воробьева, куда уехал царь в начале пожара, до Новоспасского монастыря недолог. Однако, когда прискакали, Малюта посмотрел на царское окружение немного другими глазами. Слова Басманова усилили его подозрительность. Теперь он не станет якшаться с каждым, кто имеет силу, власть и деньги. Теперь он будет более переборчив. Царь по-настоящему милостив лишь к тем, кто никогда не был сумой переметной. А Басманов? Басманов с князем Андреем Шуйским да и с прочими Шуйскими дружил. Общая ненависть к Глинским сблизила их. Глинские — чужаки, и даже родство с государем не сделало положение братьев устойчивым. Мать Иоанна пожертвовала дядей своим, князем Михаилом Львовичем Глинским, ради фаворита. Постель и любовь объединяют крепче, чем кровное родство. И эта мысль навсегда запала Малюте в память. Природа с детства развила в нем способности к сыску, и он, особо не задумываясь, постоянно накапливал различные сведения и упрятывал их в глубины сознания под толстую лобную кость, где роились всякие, редко связанные друг с другом мысли.

II

Митрополит Макарий попросил вынести постель на воздух. Приподнявшись на локте, он благословил Иоанна и бояр, приехавших в царской свите. Перед входными воротами на монастырский двор толпился московский люд. Черные, страшные, в опаленной одежде, они стекались сюда с разных концов, надеясь на помощь. Но мало кто мог ее оказать, кроме монахов. Город дымился, узкие улицы завалили остатки стен, выброшенная наружу мебель, трупы людей и лошадей.

Лицо Иоанна искажала гневная гримаса. Еще в Воробьеве духовник протопоп Федор Бармин бросил фразу со скрытым и наверняка обидным смыслом:

— Не гнев Божий поразил твой град, пресветлый государь, а дьявольский огонь пожрал его, вызванный волшебством злодейским. Разве куски пламени не напоминают о дьявольских языках? Подобными в аду облизывают грешников.

Иоанна поразило сравнение. И впрямь в небо подымались длинные багрово-красные языки, которые иначе чем дьявольскими не назовешь. Да и как объяснить такую страшную напасть, если не чародейством?

Князь Федор Скопин-Шуйский — решительный, как все Шуйские, — прямо выкрикнул в присутствии митрополита:

— Не один я говорю, пресветлый государь, не один я! Спроси у кого пожелаешь. Чародеи вынимали у мертвых сердца, бросали их в воду и тем ядовитым настоем кропили наши дома. Оттого и вспыхнула Москва!

Малюта сомневался в существовании чародеев, однако не поделился ни с Грязным, ни тем более с Басмановым. Он считал, что огонь — дело рук человеческих. Прав Басманов: взять кое-кого в Тайницкую башню да на угольки от пожарища пятками поставить, так вся правда и выплывет. Однако он хорошенько запомнил, какую силу и убедительность имеют слухи о чародействе и как им охотно верят.

Федору Скопину-Шуйскому вторил боярин Иван Петрович Челяднин:

— Многие видели, да застращали их зажигальники. Вели, батюшка государь, произвести розыск. Поручи преданным тебе слугам. Не то до большой беды дойдем и последнее потеряем. Кого охранять Москву поставил? Кто перед тобой ответ держать должен?

Ответ напрашивался сам собой: братья Глинские. Один с матерью, княгиней Анной — бабкой государя, в Ржев заблаговременно подался, словно предчувствуя надвигающееся несчастье. Другой — князь Юрий — людишек своих в разные концы рассылает, а зачем, никто не ведает. «Смотреть за ними надо получше, — думал Малюта. — Смотреть! И доносить в Кремль — государю!»

Никто не ведает, да все думают об одном и том же. Глинские Шуйским насолили, богатому князю Юрию Темкину тоже. Захарьины спят и видят, как бы их потеснить. Они поболее Иоанну пользы принесут. И он к ним склоняется, ибо Анастасию любит и, главное, чтит. А царица род собственный изо всех сил наверх тянет. Вот и подтверждение истины Скурата Афанасьевича: кой род любится, той род и высится!

III

И сошлись разные интересы и разные характеры во дворе Новоспасского монастыря. Иоанн взглянул на Бармина — не будет ли противно воле Божьей? Попервости Челяднин прав. Розыск нужен, без розыска — как?

— Розыск, пресветлый государь, благое дело, — веско уронил протопоп Благовещенского собора. — Розыск к правде ведет. И Мамай правды не съел, а нынешним злодеям кишка тонка.

«Вот где содержится тяжелое ядро власти — в розыске! — мелькнуло у Малюты. — В лоб угодит — костей не соберешь!»

Иоанн, услышав про золотоордыника Мамая, вспыхнул юным румянцем.

— Быть по сему. Верных слуг назначим. — И тут же поправился: — Сам назначу! И розыск учиню!

Прежде и глубже Малюты этот совсем молодой человек понял спасительную роль розыска для обширной его державы. Он долго прощался с митрополитом и желал ему поскорее избавиться от удушливой хвори, потом поспешно сел на коня, жестко и безжалостно наступив на подставленные ладони Малюты, и выехал медленно за ворота. Черный люд — в полном смысле слова: черный от копоти и сажи — стоял на коленях по обеим сторонам дороги, воздевая руки к государю. Конные стрельцы ограждали Иоаннова аргамака, не позволяя убогим выползти под копыта. То там, то здесь раздавались возгласы:

— Чародейством Москва запылала, великий государь!

— От злого волшебства сгинула!

— Детишки малые в колысках задохнулись!

— Слуга Божий Макарий от огня того упал и расшибся! А молитвой град твой спас.

— Накажи, великий государь, лихих разбойников! Ведь ты никому не подвластен, кроме Христа, сына Божия!

Малюта, прислушиваясь к стонущим кликам обгорелых и обезумевших людей, спокойно прикидывал: откуда сказание о чародействе притекло к царю — от полумертвого народа московского, обнищавшего и оголодавшего, к боярам и далее к Иоанну или, наоборот, от Иоанна и бояр — наружу: за ограду было заброшено монастырскую. А может, и совместно вылупилось — от стачки бояр с погорельцами и одичавшими детьми боярскими. Наблюдая за толпой в городе, он замечал, как не в первых, конечно, рядах, а в недрах ее — поглубже — шныряют всякие на вид посадские и шепчутся с любым, кто им согласен внимать, опосля и деньги в карман суют. Одного он молодца заприметил — будто бы среди дворни знатного и богатого боярина Ивана Петровича Федорова-Челяднина встречал. Федоров от царя держался подальше — не то гордыня заела, не то страх сковал. Недаром говорят: близ царя — близ смерти. А Федорову было чего бояться. Пост конюшего у него Михайла Глинский отнял. Когда Воронцовых с Кубенским пестовали в Коломне на вечный покой, Иван Петрович неизвестно как вывернулся и отправился в ссылку. Да государь вскоре позвал его назад. А зачем?

Басманов тоже недоумевал. Федоров — человек хитрый, пролазчивый и недоброе помнит. И поминать есть что. Пасынок и наследник князя Ивана Дорогобужского вместе с князем Федором Овчининым-Оболенским в один присест, яко агнцы неповинные, зарезаны.

— Ждать беды нам от Ивана Петровича, — твердил Басманов. — Ох, напрасно государь его возвернул. Его бы шкуру на шест, а голову — чертям в сучку играть. Вот и вся забота!

В тот же день, когда Иоанн послал бояр в Москву с розыском, кто жег столицу, Грязной прискакал в Воробьево и донес Басманову: