Юрий Щеглов - Малюта Скуратов. Вельможный кат

• Название: Малюта Скуратов. Вельможный кат
• Автор: Юрий Щеглов
• Издательство: АРМАДА
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1999
• ISBN: 5-7632-0939-7

На страницах романа «Вельможный кат» писатель-историк Юрий Щеглов создает портрет знаменитого Малюты Скуратова (?-1573) — сподвижника Ивана Грозного, активного организатора опричного террора, оставшегося в памяти народа беспощадным и жестоким палачом.

---

— На дыбу его! Смерд! Пес! — закричал царь, замахиваясь плетью, вырванной из рук Васюка Грязного, который увязался вслед.

Грязной в такие моменты был царю полезен. Никто лучше не успокаивал метким и веселым словом. Малюта и Грязной сбросили черные епанчи и остались в одних рубахах. Дело предстояло нешуточное.

Обреченного на муки холопа, толком не спросив ничего, взяли в растяжку, что было против малютинских правил. Зачем терзать, коли и так язык как у колокола забьет — только ухо подставляй. Но здесь распоряжался не он, а царь.

— Где сейчас изменник мне и святой Руси? — прошипел Иоанн, впрочем достаточно внятно и спокойно.

— Не вем, великий государь. А посылал меня из Вольмара к тебе в Москву. Десять Дней назад.

— Врешь, пес! Зачем тогда в Юрьеве оказался? — спросил Малюта. — В Москву прямая дорога через Великие Луки.

Иоанн обрадовался:

— И то правда. Ну-ка, подогрей ему пятки.

Меньшой помощник Малюты по кличке Крючок подтянул к дыбе железный лист, на котором тлели уголья. Тело Шибанова затрепетало.

— Ну?! — свирепо понудил висящего царь. — Ну?!

— Какие измены князь замыслил и зачем к печорским старцам тебя посылал? — опередил вопросом ответ Шибанова Малюта, гордясь перед государем осведомленностью, которой он был обязан юрьевскому воеводе. — Когда твой хозяин с Жигмонтом снюхался?

— Грамоту велено было взять в Юрьеве и премудрым старцам в Печорах отослать, а тебе, великий государь, другую передать, — сквозь стон просочились по капле слова Шибанова.

— Мне? Грамоту? — рассмеялся Иоанн. — Какую же грамоту сей подлый изменник мне может отписать да еще со своим холопом отправить?! На коленях он должен сюда приползти и повинную голову у ног моих сложить! — И Иоанн чужой плетью опять крест-на крест вытянул шибановскую спину, всю в черных полосах, наглядно яростью неприкрытой своей показывая, кому предназначались в первую очередь эти удары.

— Помилуй, великий государь, меня, грешного, не суди строго. Я верный раб князя Андрея. Что приказано, то и сделал. Как захватили меня, бумаги боярин Морозов себе взял, а чтоб ты не заподозрил чего лишнего, то и запечатал в шкатулку, которая при мне оставалась до самой Москвы.

— Точно ли? — спросил Малюта Абдуллина. — Не врет смерд?

— Нет, не врет, — ответил татарин, — вот она. — И Абдуллин опустил к ногам Иоанна кожаный мешок, крепко затянутый сыромятным ремнем.

Таким образом, я полагаю, Иоанн получил первое послание от друга долгих лет князя Андрея Курбского.

Иоанн схватил мешок и черкесским кинжалом, который всегда носил у пояса, вспорол. Там действительно лежала черная шкатулка с золоченым замком, который блеснул желтым глазом. Концом кинжала он вскрыл ящичек и вынул все, что там находилось. А лежало там предостаточно разных бумаг — в одной руке не удержать. Грязной помог царю, который сразу направился к дверям. У порога Иоанн оглянулся и позвал Малюту:

— Ну, что застыл? Пошли! Пусть с него крепко взыщут и расспросят подробно, — велел строго Иоанн. — Пусть все измены сыщут, а дьяк Распопов из Разбойного послушает и после мне перескажет. Но чтоб жил!

И царь покинул застенок, не до конца насладившись мучениями холопа верного недруга своего.

IV

Вернувшись во дворец, Иоанн послал за Басмановым и Висковатым. Он любил, когда именно печатник прочитывал ему всякие документы вслух. С Висковатым было легко. Никакой заминки никогда дьяк не допускал и мог объяснить любое неясное Иоанну место. Иоанн не прикасался к грамотам, пока не явились Басманов и Висковатов.

— Тянет от них кровью и змеиным ядом, — сказал он Малюте. — Противно брать их-,— и он кивнул в сторону стола, — руками.

— Если поймаю, — протянул Малюта, — страшной казнью казню.

— Успел придумать?

— Давно, пресветлый государь.

— Нет такой казни, которой достоин предатель. Это он Радзивиллу помог русскую кровь пролить. Помнишь, Шуйский сказывал, как Радзивилл сам мечом головы стриг?!

— Да как не помнить! По делам и воздастся, пресветлый государь. И ему, и изменнику твоему.

— Еще когда поймаем?! Сколько воды утечет!

— Собака от злости не дохнет, — ткнул себя в грудь пальцем Малюта. — Я его, пресветлый государь, живьем достану и живьем загрызу. Нигде он от меня не спрячется, хоть под юбкой у Жигмонтовой полюбовницы найду.

— Не бахвалься, Григорий. Курбский ловок, и креста на нем нет.

В непродолжительное время пришли Басманов и Висковатов, позже прибежал получивший чин оружничего любимец царя Афанасий Вяземский, но его не дожидаясь, Иоанн велел дьяку развернуть свиток и приступить к чтению. Письмо Курбского, не легкое для современного восприятия, можно было привести в различных переводах, наверняка более точных. Но я предпочел извлечение из «Истории государства Российского» Николая Михайловича Карамзина. Здесь звуковая транскрипция освящена поэтическим ощущением великим писателем словесного средневекового потока и дает достаточно исчерпывающее представление о княжьих претензиях, которые Курбский гневно выразил в первом послании, составленном в граде Вольмаре.

Начальные фразы вызвали непоказное и яростное возмущение присутствующих. Висковатов произнес их тихо и даже с явной опаской:

— «Царю, некогда светлому, от Бога прославленному — ныне же, по грехам нашим, омраченному адскою злобою в сердце, прокаженному в совести, тирану беспримерному между самыми неверными владыками земли. Внимай!»

Басманов вскочил и хотел было что-то выкрикнуть, сделав угрожающий жест, но Иоанн остановил его, промолвив иронически с зловещей улыбкой:

— Велено тебе, Алексей Данилович, — внимай. Послушаем, что далее будет. Продолжай, Иван Михайлович, не останавливайся. Любопытно, до чего бывший друг, осыпанный нашими милостями, договорится. Ему ли я был тираном?!

Никто из собравшихся и представить не мог, что отьежчик, отрезая пути назад, отважится назвать государя тираном. Однако по мере продвижения в глубину текста голос Висковатого креп и странным образом, впрочем невольно, усиливал и без того неробкие выражения Курбского.

— В смятении горести сердечной скажу мало, но истину…

«Давай, давай, — проворчал про себя Малюта. — Здесь-то солжешь, бумага все стерпит, а истину выложишь, когда я тебя в застенок возьму».

Лицо Иоанна казалось спокойным и почти умиротворенным, будто тяжкий груз ожидания упал с души.

— Почто различными муками истерзал ты сильных во Израиле, вождей знаменитых, данных тебе Вседержителем, и святую, победоносную кровь их пролиял во храмах Божиих?

V

Никто не проронил ни звука. Отрицать два недавних убийства, потрясших Москву, не имело смысла. Несколько месяцев назад, в конце января, на веселом пиру князь Михайла Петрович Репнин-Оболенский за пустяковую шутку стал стыдить царя, отпихивая руками маску, которую пытался на него напялить Грязной. Вокруг все сотрясалось от бешеной пляски. Иоанн, благодушествуя, крикнул князю:

— Радуйся, славный боярин, и играй с нами!

Он приблизился к военному соратнику, разделявшему с ним недавно тяготы полоцкого похода, и все-таки нацепил на лицо маску с рожками и широко распяленным ртом:

— Не гордись, Михайла Петрович, не омрачай нашего торжества!

Хоть и не любил Иоанн дом Оболенских, но Репнин не вызывал у него острой неприязни, козней князь не строил и в сражениях смелостью отличался. Оболенских, вообще, не худо привлечь на свою сторону. Но Репнин отшатнулся, сорвав маску и повысив голос, ответил гордо:

— Чтоб я, боярин, стал так безумствовать и бесчинствовать?!

Васюк Грязной подле выкидывал разные смешные коленца. Губы Иоанна задрожали от гнева:

— Гони его, Малюта, прочь! Узнаешь, князь, как государю перечить!

Пир был испорчен столкновением. Даже властелину более улыбаться не хочется, если гостя приходится взашей проводить. Репнин, побледнев, удалился. Басманов поклонился царю и опрокинул во здравие его кубок:

— А без постников — обойдемся! Здрав будь, государь пресветлый!

И пустился Алексей Данилович в пляс, соперничая с Васюком Грязным. Через несколько дней Малюта с преданными людьми схватил строптивого несогласника во время всенощной у алтаря, вытащил на улицу и, оправдывая потом собственные действия сопротивлением боярина, убил ударом ножа. Родича Репнина, князя Юрия Кашина, царь распорядился казнить тотчас за утренней молитвой. Дом Оболенских погибал на глазах потрясенных москвичей. Кашин вместе с Репниным тоже сопровождал Иоанна в полоцком походе. Смерть одного потянула за собой смерть другого. Но главный удар по Оболенским еще только готовился.

VI

— Чего врет, нечестивец! — опять проворчал Малюта. — Крови в церквах никакой мы не проливали и порогов церковных кровью не обагряли. Сам на нож наткнулся, упираясь и не желая на суд идти!