Наталья Александрова - Шкатулка Люцифера

• Название: Шкатулка Люцифера
• Автор: Наталья Александрова
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-44306-2

С начала времен Люцифер играет в свою великую игру. Короли и священники, аристократы и простолюдины, миллионеры и нищие – все они танцуют под дудку Хозяина один и тот же танец – Пляску Смерти! В прежние времена он заказывал ее изображение художникам и скульпторам, теперь в моде актуальное искусство. И сотни знаменитых и безвестных художников нового времени творят свои шедевры из живого материала. Джек Потрошитель, Чикатило, Бостонский душитель… Одного такого «художника», оставляющего на телах жертв стихи из древнего манускрипта, посвященного Пляске, ищут таллинская полиция и реставратор Дмитрий Старыгин. Кроме желания помочь следствию, у Старыгина есть и другой интерес: в гравюрах Пляски Смерти зашифровано место, где спрятана легендарная шкатулка Люцифера…

---

– Зачем?! – вскрикнул профессор, попытавшись увернуться, выскользнуть, сбежать…

Но узкое лезвие уже вошло в живую плоть, пронзив его немыслимым, непостижимым холодом. Профессор понял все – и тут же провалился в последнюю бездну, во тьму без образов и видений.

А человек в длинном плаще выдернул свое лезвие, вытер его о пальто мертвеца и спрятал в рукав. Затем, склонившись над трупом, взял из мертвой руки портфель, расстегнул его и достал старинную книгу.

Раскрыв ее в нужном месте, вырвал страницу и осторожно засунул ее за воротник кашемирового пальто профессора.

Выпрямившись, незнакомец бережно спрятал оскверненную книгу за пазуху и быстрыми неровными шагами удалился в сторону Нижнего города.

– Тере, – сказал Старыгин, входя в гостиничное кафе, чтобы съесть положенный ему завтрак.

– Здравствуйте, – ответила светловолосая девушка с едва заметным акцентом.

Дмитрий Алексеевич обрадовался, поскольку знал по-эстонски всего одно слово. Правда, всегда можно было объясниться с персоналом гостиницы по-английски, но отчего-то ему было приятно, что девушка говорит на его родном языке.

Дмитрий Алексеевич Старыгин, талантливый реставратор с мировым именем, приехал в Таллинн по приглашению своего эстонского коллеги профессора Хендрика Саара. Тот собирался приступать к реставрации двух картин неизвестного фламандского мастера, выставленных в церкви Нигулисте, которая являлась музеем средневекового искусства и по совместительству концертным залом, поскольку там находился лучший орган в Таллинне, и пригласил Старыгина на консультацию.

Дмитрий Алексеевич специализировался на художниках итальянского Возрождения, но с радостью согласился приехать – с профессором Сааром его связывало давнее деловое знакомство, кроме того, он с юности любил Таллинн.

Завтрак был по-эстонски плотным и обильным. Сочная ветчина, мягкий теплый хлеб, свежайшее желтое масло и душистый малиновый джем. Старыгин не отказал себе в удовольствии выпить две чашки крепкого горячего кофе и поднялся из-за стола, вполне довольный жизнью.

Дмитрий Алексеевич любил поесть и никак не мог побороть в себе эту слабость. Впрочем, он не слишком старался.

Пора было идти в музей. Вчера он приехал в Таллинн очень поздно и сразу же лег спать, они условились накануне с Хендриком, что встретятся прямо в церкви Нигулисте утром.

Старыгин вышел на улицу и вдохнул бодрящий морозный воздух. Однако свежо, все же февраль месяц, до весны еще далеко. Он поплотнее обмотался шарфом и пошел не спеша, с удовольствием глядя по сторонам – симпатичный мужчина с густыми волосами, тронутыми сединой. Интересный и вполне моложавый. А что до нескольких лишних килограммов в районе брюшного пресса, то под свободной курткой этого не видно.

Перед глазами проплывал старый город. Разноцветные дома с островерхими черепичными крышами, с флюгерами и крошечными слуховыми окошками, забранными ажурными коваными решетками, круглые башни, выложенные из серого камня. Толстые крепостные стены с глубокими бойницами, литые разукрашенные двери, и почти над каждой висит либо железный сапог, либо такой же крендель, либо три шара, означающие, что когда-то давно, возможно в пятнадцатом или шестнадцатом веке, в этом доме жил аптекарь.

Старыгин миновал всю эту красоту и поднялся на холм, где находилась церковь Святого Николая – Нигулисте.

Музей оказался открыт, стало быть, уже десять часов утра, и профессор Саар его ждет. Старыгин ускорил шаг.

Седовласая дама при входе сказала, однако, что профессор еще не приходил, и предложила подождать его в приемной. Или пройти в кабинет заместителя директора музея Кленского: он уже на месте и ждет дорогого гостя из Петербурга.

Кленский оказался немолодым, но крепким человеком. Красное широкое лицо, большие руки, выглядывавшие из рукавов пиджака, говорили о том, что предки его не занимались исследованием живописных полотен и скульптур. Вероятнее всего, они плавали в море, ловили рыбу, рубили лес или тесали камни.

Старыгин вежливо отказался от чая и кофе и решил побродить пока по музею, тем более что интересующие его картины еще висели в экспозиции.

В помещении церкви было пусто и прохладно, где-то наверху тихо звучала органная музыка – органист готовился к воскресному концерту.

Прежде всего Дмитрий Алексеевич заглянул направо, в капеллу святого Антония, там висела знаменитая картина «Пляска смерти». Примечательна она была тем, что прекрасно сохранилась с пятнадцатого века. Дмитрий Алексеевич знал, что в прошлом году исполнилось пятьсот лет со дня смерти ее создателя, немецкого художника Бернта Нотке, и по такому случаю картину реставрировали.

Император, король, священнослужитель и знатная дама в дорогой одежде стояли в сопровождении скелетов, изображающих смерть. Картина говорила о том, что все земное тщетно и перед лицом смерти все равны – бедные и богатые, красивые и уродливые, молодые и старые, и не спасут от смерти ни власть, ни деньги.

Старыгин опытным взглядом отметил отличную работу реставраторов, но не стал задерживаться надолго, ему хотелось взглянуть на те две картины неизвестного фламандца, из-за которых он и прибыл в Таллинн.

Картины не то чтобы его не порадовали, просто оказались в очень плохом состоянии, то есть работы там предстояло немерено. Картины были парными, висели рядом. На левой с трудом, но все же просматривались светлая просторная комната и широкая кровать на переднем плане. И пышный балдахин, и покрывало, спадающее красивыми складками, были дивного темно-розового цвета, как будто сотканы из чуть пожухлых лепестков шиповника. Видно было, что на кровати полулежит, опираясь на подушки, молодая женщина, а служанка подносит к ней младенца. Женщина протягивает руки к ребенку, и лицо ее озарено нежной улыбкой. На заднем плане едва видны какие-то люди в пышных одеждах, но лица их смазаны, и кто есть кто, неизвестно.

Судя по всему, картина изображала рождение Богородицы, младенец на руках у служанки – это Дева Мария, а на кровати – ее мать, святая Анна.

Со второй картиной дело обстояло еще хуже – с великим трудом Старыгин смог рассмотреть огромный зал с колоннами, мраморные ступени, которые вели к трону. На троне вроде бы кто-то сидел, и его окружало множество людей. Но об этом можно было только догадываться. Как и о том, что же художник изобразил на картине.

Старыгин потоптался возле картины, вынул из потертого кожаного футляра старинную лупу в бронзовой оправе и попытался рассмотреть кое-что. Для этого пришлось подойти к картине слишком близко, и тотчас возле него возник охранник – молодой и весьма сильный с виду парень в хорошо сшитом черном костюме. Старыгин представился и даже показал свои документы, только тогда из глаз парня исчез настороженный блеск, но все же он вежливо попросил отойти от картины. Старыгин убрал лупу в карман без сожаления, поскольку все равно не смог рассмотреть, что же за люди изображены на второй картине.

Возможно, тщательное исследование картины с применением современных технических средств прояснит этот вопрос.

Старыгин оторвался от картины и покрутил головой. В зале появились первые посетители – немолодая пара, шведы, две девчушки-школьницы, молодой человек с длинными волосами, стянутыми шерстяной повязкой. Дмитрий Алексеевич поглядел на часы. Оказывается, он так увлекся, что забыл о времени, а прошел почти час. Куда же подевался профессор Саар?

Дмитрий Алексеевич постучал в дверь кабинета. Из-за нее донеслось неразборчивое восклицание по-эстонски, которое он посчитал за приглашение, толкнул дверь и вошел.

За широким столом сидел его давешний знакомец, но широкое его лицо было изрыто морщинами и перекошено, словно Кленский постарел за прошедший час лет на двадцать. По другую сторону стола сидел толстый мужчина в свитере грубой вязки, с тяжелым квадратным подбородком. Возле окна спиной к двери стоял еще один человек, лица которого Старыгин не видел.

– Извините, – проговорил он, попятившись. – Вы заняты… я хотел только спросить – не знаете ли вы, где Хендрик Саар. Мы с ним договаривались на десять…

Человек у окна резко повернулся и уставился на Старыгина светлыми прозрачными глазами. Сидевший возле стола толстяк тоже развернулся и запыхтел, как рассерженный еж. Только Кленский молчал, опустив глаза, и нервно потирал руки.

– Я что-то не то сказал? – Дмитрий Алексеевич обвел присутствующих взглядом, почувствовав возникшее в комнате напряжение.

– Позвольте узнать ваше имя, – осведомился толстяк с мягким эстонским акцентом, приподнимаясь со стула и исподлобья разглядывая Старыгина.

– Старыгин, Дмитрий Алексеевич, – проговорил Старыгин, недоумевая. – А в чем дело?

– Это известный реставратор из Петербурга, – представил его Кленский своим гостям. – Он прибыл по приглашению профессора Саара…