А. Спасский - Лекции по истории западно–европейского Средневековья

• Название: Лекции по истории западно–европейского Средневековья
• Автор: А. Спасский
• Издательство: «Издательство Олега Абышко»
• Жанр: Религия
• Год: 2009
• ISBN: ISBN 978–5-903525–33–1

Анатолий Алексеевич Спасский (1866–1916) — замечательный русский историк древней Церкви, профессор Московской Духовной академии, ученик и преемник по кафедре знаменитого А П. Лебедева. «Лекции по истории западно–европейского Средневековья тематически охватывают период истории Римской империи от начала IV в. до возникновения крупных городских центров в эпоху феодализма (вплоть до XII в.). Подробно рассмотрены быт и союзы германских племен, возникновение варварских королевств в эпоху Великого переселения народов, история Франкского королевства и монархии Карла Великого. В книге убедительно показано что только Церковь могла быть и в конечном итоге стала и опорой, и основой нового государственного строя Европы после разрушения Римской империи в результате нашествия варваров.

Как и все работы, вышедшие из‑под пера А А Спасского, данные «Лекции» обладают всеми своими обычными достоинствами: высоким научным уровнем, интересным содержанием и прекрасным изложением. Для всех интересующихся историей Церкви.

---

Не то мы встречаем на севере Франции; правда, и здесь были случаи мирного освобождения: здесь иногда даже сами сеньоры помогали городам в борьбе за независимость с той целью, чтобы теснее связать с собой граждан и приобрести в них союзников, но в общей картине истории северных городов эти случаи отодвигаются на второй план и первое место уступают восстанию. Города французского севера добыли себе самостоятельность путем упорной и кровавой борьбы. Положение этих городов с самого начала было иное по сравнению с Италией, Провансом или Лангедоком. Северные города были менее населены, менее богаты и менее сильны; напротив, узы феодализма в них были могущественнее и сплоченнее. Редко и при особых обстоятельствах северный город находил себе сочувствие у своего барона; в большинстве случаев его встречали в замке упорное сопротивление, готовность скорее стереть город с лица земли, чем признать за ним те вольности, которых он добивался. И это понятно: освобождение городов било феодалов прямо по карману; оно не только сокращало их власть, оно ограничивало их доходы и задевало их честь, так как в уровень с ними ставило какое‑то «сборище деревенщины». В особенности ненавистью к городам отличалось французское духовенство. «Коммуна, — говорит Гиберт Ножанский, аббат монастыря св. Марии, — есть новое и ненавистное слово, и вот что оно обозначает: люди, обязанные платить талью, только раз в год платят сеньору то, что обязаны платить». Эти слова Гиберта выражают собой общее мнение тогдашнего духовенства. Ива Шартрский, один из передовых прелатов своего времени, прямо проповедовал в Бовэ, что присягу, данную городам, хранить не нужно; ибо такие договоры, добавлял он, противны каноническим канонам и постановлениям Св. Отцов. Весьма любопытно выразился относительно городов Этьен, епископ Турне: «На этом свете, — говорил он, — есть три и даже четыре рода крикунов: это коммуны деревенских жителей, которые желают разыгрывать роль сеньоров; спорящие женщины, хрюкающее стадо свиней и не приходящие к соглашению каноники; мы смеемся над вторыми, презираем третьих, но да освободит нас Господь от первых и последних». Собор в Париже 1213 г. прямо объявил городское самоуправление «диавольским обычаем», противным юрисдикции Церкви, — и сами папы часто присоединяли свой голос к этому «концерту проклятий», вызванных городским движением. При таком настроении сеньоров понятно, что города северной Франции для своего освобождения могли воспользоваться только одним путем — путем революции и восстания, — и они действительно вступили на этот путь. Толчок к нему дан был с юга Франции; весть о совершившемся здесь освобождении потрясла северные города, и город Камбре первый учредил у себя коммуну; это было в 1076 г.; за ним последовали: Нуайон (1110 г.), Бовэ (1182 г.), Сен–Ринье (1126 г.), Лаон (1128 г.), Амьен (1113 г.), Суассон (1181 г.), Реймс, Корбия, Абевилль, Компьен и т. д. Наступило героическое время коммунального движения: восстание совершалось внезапно, и борьба была упорная; обыкновенно ему предшествовало сильное волнение среди горожан; много было шумных толков о несправедливости сеньора, о его страшных притеснениях; волнение достигало высшей степени, когда приходила весть о том, что соседний город уже свергнул с себя иго; смелые головы составляли заговор против сеньора; этот заговор расширялся, захватывал большое число горожан и обращал город в коммуну. Само восстание чаще начиналось среди ночной тишины: кучка смельчаков подбиралась к феодальной страже и нападала на нее; укрепившись в захваченном пункте, заговорщики с криком: «Коммуна! Коммуна!» рассыпаются по городу, будят граждан и захватывают город. — Но это только начало борьбы, продолжительной и упорной: недостаточно еще захватить город, нужно выжить из него феодала, а для этого нужно взять грозный замок и затем прогнать из города его вассалов. Осада замка продолжалась иногда целые недели; если горожанам удавалось его взять, то от него оставалась только груда камней и щебня. Бежавший феодал иногда возвращался с войском и жестоко расправлялся с городом, но горожане опять оживали и начинали борьбу. Так, город Chatlauneuf возле Тура двенадцать раз восставал против своего сеньора, аббата СенМартенского, и двенадцать раз был побежден. Победа над феодалом не всегда еще обозначала окончательное освобождение города: за феодала вступался другой барон, живший рядом с городом, или даже сам король, и борьба длилась целыми десятилетиями.

Рассматривая частные случаи из истории этой борьбы городов за освобождение, невольно начинаешь сочувствовать их неустанной энергии, их терпеливости и настойчивости, невольно становишься на их сторону. Ведь, в сущности, о чем здесь шло дело, как не о самых элементарных правилах гражданского общежития? Города добивались господства законов вроде следующих: каждая услуга требует платы; никто не может брать себе вещи без дозволения хозяина, и пр., — законов, без которых нам, пожалуй, трудно будет представить себе человеческое общество. И тем не менее эти правила, эти законы в XII в. считались мятежными, революционными! Но, с другой стороны, нельзя закрывать глаза и пройти молча мимо темных, кровавых явлений, сопровождавших борьбу городов. Это была борьба дикая; страсти разжигались до последней степени — и люди не щадили ничего для того, чтобы добиться своей цели. Для более полной характеристики коммунального движения, которое, без всякого сомнения, было самой драматичной страницей средневековой истории, я остановлюсь на двух примерах: на коммунах Лаона и Реймса; оба эти города были епископскими, и в обоих борьба была продолжительна и упорна.

В начале XII в. город Лаон был разбойничьим притоном; дворяне бросались на горожан ночью, даже среди белого дня, и вынуждали от них деньги; горожане захватывали крестьян, приходивших на рынок, и запирали их в своих домах; епископы произвольно налагали подати и умели их взыскивать с лихвой. В 1106 г. в епископы этого сварливого города был назначен человек, вполне его достойный, — воинственный норманн и охотник, особенно любивший говорить о. сражениях и собаках. Своих подданных он обложил неслыханными налогами; не довольствуясь обычными источниками доходов, он изобретал небывалые дотоле и между прочим чеканил фальшивую монету, которую под опасением строгих наказаний должны были принимать жители его страны. Обыкновенным исполнителем его бесчеловечных приказаний был негр, которого он выписал с Востока и держал при себе в должности палача. В 1109 г. он уехал на время из своего города, и жители, воспользовавшись его отсутствием, составили коммуну и деньгами склонили французского короля Людовика выдать им коммунальную грамоту. Епископ — его звали Галдерих — по своем возвращении высказал сильный гнев, но был смягчен деньгами, и коммуна, по–видимому, благополучно стала действовать в Лаоне. Так продолжалось около трех лет. Но в 1112 г. епископу наскучил новый порядок вещей, стеснявший его произвол, и он обратился к королю с предложением семисот ливров за уничтожение общины, а затем, в силу своей епископской власти, разрешил и короля, и себя от клятв, данных горожанам. Жители были изумлены таким оборотом дела, началось волнение; лавки и гостиницы были заперты, обычные занятия прерваны. Вскоре к этому присоединилась еще другая неожиданность: прошел слух, что ту сумму, какую епископ обещал королю за уничтожение вольностей, он взыщет ни с кого другого, как с тех же граждан. Ропот достигает крайних пределов, и 40 человек дают клятву — убить епископа и его сообщников. Галдериха тотчас же известили об этом готовящемся на него покушении, но епископ оказался слишком самонадеянным: «Вы думаете, — сказал он, — эти люди могут что‑либо сделать своим смятением? Если бы Жак, мой негр, схватил за нос самого страшного из горожан, тот не посмел бы даже ворчать». На другой же день раздались по городу крики: «Коммуна!», и толпы лаонских граждан осадили дворец епископа. Только теперь Галдерих понял, что готовит ему судьба: переодевшись слугой, он забрался в бочку в глубине подвалов и там надеялся спасти себе жизнь. Горожане нашли его и здесь: «Кто тут?» — крикнул один из них, отвешивая удар палкой. «Жалкий пленник», — ответил епископ, дрожа от страха. Его вытащили за волосы из бочки, повлекли на улицу, убили там и уже мертвого подвергли разным оскорблениям; прочие знатные дворяне, находившиеся в городе, испытали то же самое, и город был с разных концов подожжен. — Наказать разбушевавшуюся коммуну явился французских король Людовик VI, но еще до его прибытия главные виновники возмущения скрылись, — и месть короля пала на более спокойных горожан. Все они были перебиты, и город разграблен; рыцари войска Людовика унесли с собой все, что можно было взять, даже мебель и замки от дверей. После этого порядок в городе был водворен, потому что в нем почти не осталось жителей и сам город обратился в жалкую деревушку. Спустя 16 лет король и новый епископ, однако, спохватились, что разорением города они нанесли ущерб своему же карману, и в 1128 г. Лаон получает новую грамоту, восстановляющую прежние коммунальные права, хотя название новой хартии и было изменено: вместо institutio communitatis она была названа institutio pacis. История Лаонской коммуны, помимо своего бытового значения, любопытна в том отношении, что в ней борьба и соглашение шли рука об руку: без борьбы Лаон никогда не получил бы самостоятельности; однако хартия дается ему не как добыча или вознаграждение за победу, а в качестве милости со стороны короля и епископа.