Алан Холлингхёрст - Линия красоты

• Название: Линия красоты
• Автор: Алан Холлингхёрст
• Издательство: Росмэн-пресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-353-02125-8

Ник Гест, молодой человек из небогатой семьи, по приглашению своего университетского приятеля поселяется в его роскошном лондонском доме, в семье члена британского парламента. В Англии царят золотые 80-е, когда наркотики и продажный секс еще не связываются в сознании юных прожигателей жизни с проблемой СПИДа. Ник — ценитель музыки, живописи, словесности, — будучи человеком нетрадиционной сексуальной ориентации, погружается в водоворот опасных любовных приключений. Аристократический блеск и лицемерие, интеллектуальный снобизм и ханжество, нежные чувства и суровые правила социальной игры… Этот роман — о недосягаемости мечты, о хрупкости красоты в мире, где правит успех.

В Великобритании литературные критики ценят Алана Холлингхерста (р. 1954) как мастера тонкой, изысканной прозы. Еще в 1994 году его роман «Неверная звезда» вошел в шорт-лист Букеровской премии. А 10 лет спустя эту премию получила «Линия красоты».

---

— Конечно, нет, — ответил Ник, мгновенно подсчитав, что, если ему придется платить за это удовольствие самому, пять тысяч кончатся очень быстро. Но он понимал, что Уани просто его поддразнивает. — Я их куда-нибудь вложу, — пообещал он.

— Вот и отлично, — ответил Уани. — Отдашь, когда получишь прибыль.

Ник фыркнул, показывая, что само такое предположение необыкновенно его смешит.

— Спасибо, мой милый, — сказал он, убрал чек в карман и подошел к Уани, чтобы его поцеловать.

Тот подставил щеку, словно любящий, но занятой родитель. Ник коснулся губами его щеки и тихо пошел прочь из комнаты. На экране уже разворачивалась любимая сцена Уани из «Большого члена»: мужчина в черном проводит жестокий эксперимент на возбужденном маленьком блондине.

— О, бэби! — тихонько простонал Уани; но Ник знал, что он здесь не нужен.

Пару раз в неделю Уани ночевал у своих родителей на Лаундс-сквер. Поначалу Ник над этим иронизировал, задетый тем, что Уани, кажется, вовсе не сожалеет об упущенной возможности провести ночь вместе. В нем самом семейный инстинкт был развит слабо и, если и существовал, направлялся не на собственную семью. Но скоро Ник понял, что для Уани семейные узы так же естественны, как секс, и требования их так же неопровержимы. В другие вечера тот нюхал кокс в уборных шикарных ресторанов, а потом мчался домой на ревущем «КТО 6» навстречу новым сексуальным экспериментам, но в «родительские» вечера послушно, даже с каким-то облегчением отправлялся в Найтс-бридж — ужинать с отцом, матерью, теми или иными приезжими родственниками и, как правило, со своей невестой. А снедаемый ревностью Ник возвращался в Кенсингтон-Парк-Гарденс, к гостеприимным Федденам, кажется и вправду верившим, что он ездит к Уани писать диссертацию на его компьютере, а спит у него в гостиной, на диване. На Лаундс-сквер Ника никогда не приглашали, и в его сознании этот дом, и безжалостная фигура Бертрана Уради, и экзотическое происхождение семьи, и само тяжелое слово «Лаундс» — все сливалось в единый образ чего-то карающего и запретного.

В один из таких одиноких вечеров Ник отправился на «Тангейзера» и в антракте встретил Сэма Зимана. Они поболтали о постановке — странной помеси парижской и дрезденской версии; а потом Ник сказал, что хотел бы кое-что с ним обсудить, и предложил пообедать вместе на той неделе.

— Приходи пораньше, — сказал ему Сэм, — я тебе покажу наш новый тренажерный зал.

Кесслеры только что перестроили свой офис в Сити, и теперь за фасадом старого палаццо модно блестели все те же стекло и сталь.

В назначенный день Ник пришел в банк пораньше и устроился ждать в просторном холле, под пальмой. Банковские служащие сновали мимо него, спешили вверх и вниз на эскалаторах: вид у них у всех был невероятно деловой и сосредоточенный, и Нику пришло в голову странное определение — «высокопоставленные рабы». Его поразило и приятно взволновало зрелище такого количества занятых людей: все в костюмах, все при деле, каждый точно знает, что от него требуется.

Да и в самом здании, и в неумолчном шуме вентиляторов, гуле голосов и в безличном движении эскалаторов, чувствовалась непоколебимая уверенность в себе. Где-то наверху, там, куда бежали эскалаторы, располагался кабинет самого лорда Кесслера: должно быть, думал Ник, на этом уровне управление осуществляется без слов, одними кивками и намеками, чистой телепатией. Он знал, что кабинет не переделывали — деревянная обшивка осталась, как была — и что в этом кабинете хранятся несколько интереснейших полотен. Лайонел даже как-то приглашал Ника зайти к нему, взглянуть на Кандинского…

Появился Сэм и повел его в пахнущий хлоркой подвал, где располагались тренажерный зал и бассейн.

— Ты посмотри, какая прелесть! — сказал он.

Нику подумалось, что зал очень маленький, с «Y» его и сравнивать нельзя: не сразу он сообразил, что оценивает его по привычным критериям — а ведь это место совсем другого сорта, не для геев. Старик в белой куртке устало и равнодушно выдал им полотенца. Сэм сел на «велосипед»: крутя педали, он одновременно решал кроссворд в «Таймс». Ник прошелся по тренажерам, больше для того, чтобы оказать Сэму любезность. Он чувствовал, что очень мало его знает, и еще чувствовал, что Сэм держится с ним покровительственно. Оксфордское дружелюбие Сэма не ушло, но к нему добавилась жесткость, усмешка какого-то тайного знания, как у человека, который точно знает, куда идет и чего собирается достичь. Банковские служащие вокруг них поднимали и опускали вес резко, почти со злостью, и Ник задумался о том, пытаются ли они сбросить агрессию или, наоборот, ее накапливают и разжигают.

Ник предполагал, что они пообедают в одном из старинных ресторанчиков Сити, с дубовыми стойками и официантами во фраках. Однако Сэм повел его в какое-то новомодное заведение, огромное, сверкающее и такое шумное, что за столом им приходилось кричать. Ник поведал Сэму, что стал обладателем пяти тысяч фунтов; тот чуть поморщился, словно говоря: «И только-то? Я думал, что-то серьезное…», но вслух сказал только:

— Что ж, забавно.

В ресторане обедали почти исключительно мужчины. Ник радовался, что надел свой лучший костюм, и в глубине души жалел, что на нем нет галстука. Посетители постарше, с острыми проницательными взглядами, казалось, были недовольны ресторанной суетой и гамом — или, может быть, тем, что чувствовали, как наступает им на пятки молодежь. Из тех, что помоложе, некоторые были красивы той бездушной и безжалостной красотой, которая в сознании Ника связывалась с деньгами и властью. Другие — настоящие уроды, школьные неудачники: глядя на них, нетрудно было понять, почему они посвятили жизнь сколачиванию капитала. Все здесь говорили громко, стараясь перекричать шум, и от этого казалось, что в воздухе висит один громкий и грубый слог, то ли «вау», то ли «йау». Сэм держался с некоторым высокомерием, однако видно было, что здесь он чувствует себя как дома.

— Кстати, — сказал он, — я во Франкфурте видел отличную постановку «Frau ohne Schatten»[5].

— A-а… ну, что я думаю о Штраусе, ты знаешь, — ответил Ник.

Сэм бросил на негр разочарованный взгляд.

— Штраус очень хорош, — сказал он. — Как он изображает женщин!

— Боюсь, этим меня трудно привлечь, — ответил Ник.

Сэм хохотнул, показывая, что понял шутку, и продолжал:

— Оркестровая музыка у него вся о мужчинах, а оперы — о женщинах. Интересных мужских партий всего две: Октавиан, конечно, и Композитор в «Ариадне».

— Да, пожалуй, — чуть принужденно согласился Ник. — Он не универсален. Не то, что Вагнер, который понимал все.

— Да, на Вагнера он совсем не похож, — ответил Сэм. — Но все равно гений.

К деньгам Ника разговор вернулся только в самом конце обеда.

— Получил небольшое наследство, — объяснил Ник. — Вот и подумал, интересно, что можно с ним сделать?

— М-м… — раздумчиво промычал Сэм. — Больше всего сейчас вкладывают в недвижимость.

— На пять тысяч много не купишь, — возразил Ник.

Сэм согласно усмехнулся.

— Я бы на твоем месте приобрел акции «Исто». Они сейчас в ходу. Цена растет, как на дрожжах. Или, конечно, «Федрэй».

— Компания Джеральда?

— Да, их акции в этом квартале быстро идут в гору.

Эта мысль заинтересовала, но и смутила Ника.

— Как это вообще делается? у спросил он, уже не стыдясь демонстрировать свое невежество — четыре бокала шабли придали ему смелости. — Может быть, ты сам ими распорядишься для меня?

Сэм отложил салфетку и подозвал официанта.

— Договорились, — сказал он, широко улыбнувшись, словно желая показать, что все это не стоит воспринимать слишком серьезно. — Будем искать максимальную прибыль. И посмотрим, что из этого выйдет.

Ник полез за кошельком, но Сэм отмахнулся, сказав, что они обедают за счет банка.

— Важный инвестор из другого города, — объяснил он.

Он расплатился платиновой карточкой «Мастеркард»; Ник наблюдал за этим с интересом и легкой завистью.

Уже на улице Сэм сказал:

— Ладно, дорогой, пришлешь мне чек. Мне сюда, — как будто точно знал, что самому Нику в другую сторону.

Они пожали друг другу руки, и только тут Сэм добавил:

— И комиссионные — три процента, согласен? — как будто желая подтвердить уже заключенное соглашение.

Ник широко улыбнулся и покраснел: он об этом совершенно не подумал, и в первый миг эта мысль ему не понравилась. Но, поразмыслив, он понял, что так даже лучше: какой же серьезный бизнес без комиссионных за услугу?

Уани в «Линии S» все еще «подбирал персонал»: Ник поражался его самоуверенности и твердой убежденности, что спешить ему некуда. Секретарша с глубочайшим декольте, по имени Мелани, виртуозно растягивала на весь день несколько телефонных звонков и печать двух-трех документов. Всякий раз, как звонила ее мать, Мелани сообщала, что «у меня тут завал работы, даже в туалет сходить некогда». Уани ходил с потрясающим переносным телефоном «Talkman», который можно было брать с собой в машину или в ресторан, и поощрял Мелани звонить ему во время встреч и сообщать какие-нибудь бизнес-новости, желательно с цифрами. Были еще двое, неразлучные Ховард и Саймон: парой они, собственно, не были, однако трудно было представить одного без другого. Ховард — очень высокий, с квадратной челюстью, Саймон — маленький, толстый, похожий на сову (он притворялся, что собственная полнота его совершенно не волнует). Когда кто-нибудь принимал их за любовников, Саймон разражался визгливым хохотом, а Ховард терпеливо объяснял, что нет, они просто очень хорошие друзья. Ник любил поболтать с ними, когда заглядывал в офис, пошутить, обменяться намеками и понимающими взглядами.