Владимир Медведев - «Если», 2000 № 01

• Название: «Если», 2000 № 01
• Автор: Владимир Медведев
• Издательство: ООО "Любимая книга"
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2000
• ISBN: 0136-0140

ФАНТАСТИКА
Ежемесячный журнал
Содержание:

Владимир Медведев. ЗЕМЛЯНОЙ КЛЮЧ, рассказ

Евгений Дрозд. КЛИНОК ОБОРОТНЯ, рассказ

ВЕРНИСАЖ

*Михаил Ковалёв. ЛАНДШАФТЫ СНОВИДЕНИЙ, статья

Кэролайн Черри. ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА ТЬМЫ, рассказ

Эстер Фриснер. ДАЙТЕ МУЖЧИНЕ Коня, рассказ

ВИДЕОДРОМ

*Герой экрана

--- Андрей Вяткин. НАЗОВИ ИМЯ ДРАКОНА, статья

*Рецензии

*Сериал

--- Константин Дауров. КСЕНИЯ — ПОДРУГА КОНАНА, статья

*Рейтинг

--- Сергей Кудрявцев. ЛИДЕРЫ 1999. САМЫЕ КАССОВЫЕ ФАНТАСТИЧЕСКИЕ ФИЛЬМЫ, статья

Дэвид Геммел. ПОСЛЕДНИЙ МЕЧ СИЛЫ, роман

Вл. Гаков. КРУГЛЫЙ СТОЛ, ИЗРУБЛЕННЫЙ МЕЧАМИ, статья

Владимир Михайлов. ВЕК УХОДЯЩИЙ, статья

Дмитрий Володихин. «ОЧЕЙ ОЧАРОВАНЬЕ…», статья

ФАНТАРИУМ

РЕЦЕНЗИИ

КРУПНЫЙ ПЛАН

*Александр Ройфе. ДИКТАТУРА МУДРЕЦОВ, статья

КУРСОР

PERSONALIA

_{Обложка И. Тарачкова к роману «Последний Меч Силы».Иллюстрации О. Васильева, А. Филиппова, С. Шехова.}

---

Укрыв дорогие свои княжеские одежды под грубым плащом простого дружинника, Всеслав Брячиславич Полоцкий, он же Всеслав-Чародей, выскользнул тыльными ходами за пределы посада и упругим звериным шагом направился к чащобе окружающего Полоцк леса, где привык он вершить свои чародейства и волхования. Князь, однако, не сумел уйти из города незамеченным. Неведомо откуда взявшийся монах преградил ему путь, согнулся в поклоне и протянул чашу для подаяний. Князь скривился. Монах был ему знаком. Брат Евстохий уже долгое время изводил Всеслава просьбами о пожертвовании на строительство храма. Князь же, остававшийся в душе язычником, но вынужденный поддерживать новую веру из политических соображений, считал, что достаточно уже сделал для христианства, воздвигнув в Полоцке Софийский собор. И уж тем паче не нужен ему был христианский монах здесь и сейчас. Поэтому Всеслав не стал разводить канитель, а обратил к монаху слово, хоть и тихое, но исполненное такой угрозы, что чернец, кажется, и сам понял свою неправоту. Он, ни слова не говоря, попятился, развернулся и зашагал прочь, проваливаясь в сугробы и путаясь в полах длинной свиты. Князь проследил тяжелым взглядом, пока монах не скрылся из виду среди посадских стен, и направился в лес.

Выйдя на знакомую поляну, Всеслав огляделся — не привел ли кого за собой. Нет, вроде чисто. Жаль, следы на снегу отчетливо видны, а занесет их нескоро, но тут уж ничего не поделаешь. Всеслав смахнул рукавом снеговую шапку с широкого старого пня и всадил в самый центр вековых колец лезвие кинжала с рукояткой, увенчанной серебряной головой рыси. Глаза зверя сверкали изумрудами.

Еще раз обернувшись по сторонам, Чародей быстро разделся догола, сложил одежду в плащ дружинника, свернул в узел и, укрыв его под корнями пня, забросал снегом.

Выпрямился в полный рост, на несколько мгновений застыл перед пнем недвижно, шепча заклинания, затем, резко и сильно оттолкнувшись, кувыркнулся над рукояткой ножа. На снег по ту сторону пня приземлился, спружинив на четырех лапах, громадный волк. Издав короткий низкий рык, волк метнулся в лесную чащобу.

Какая нужда заставила князя прибегнуть к волхованию в канун Рождества, осталось неведомым, но одно можно сказать наверняка — в Тьмуторокань он не направлялся, ибо к вечеру должен был успеть вернуться в стольный Полоцк. Князь-волколак спешил и не оглядывался, а зря. Из густого ельника на опустевшую поляну вышел брат Евстохий, медленно проследовал по человечьим следам до пня и остановился, сокрушенно качая головой и глядя на рукоять ножа да на цепочку звериных следов, от пня убегающих. Вдруг некая мысль заставила монаха приподнять бровь и призадуматься. Брат Евстохий вздохнул, осенил себя крестным знамением и, подняв очи горе, принялся бормотать слова молитвы. Завершив ее, еще раз перекрестился и, ухватившись за рукоятку обеими руками, с трудом — крепка княжеская длань! — вытянул нож из пня. Уложил его на дно дорожной сумы и отправился туда, где можно в тепле скоротать время до вечера.

Брат Евстохий рассуждал так: без ножа князь не сможет вернуть себе исконное обличье, а если он не успеет превратиться в человека до Рождества, то так навсегда и останется волком. Наверняка к вечеру князь-волколак будет сговорчивее. Обдумывая предстоящую беседу, чернец направлялся к придорожной корчме Павилы, что на левом берегу Двины. Негоже, конечно, монаху обретаться в злачных местах, но до обители идти долгонько, а в корчме можно еще и кое-какое жертвование собрать — народ во хмелю добрым становится.

Вечер.

Корчма Павилы стояла на бойком месте, где летом налаживали паромную переправу. Со двора ее видны были стены новой полоцкой крепости, выстроенной на холме, на правом берегу, у самого слияния Двины и Полоты. Удобное положение (к городу близко, но все же на другом берегу, а стало быть, в стороне от пристального княжеского взора) делало корчму излюбленным местом для самого разного люда.

Сегодня в жарко натопленной светлице яблоку негде было упасть. Хотя народ еще не вполне освоился с праздниками новой веры, лишний повод пображничать воспринимал с пониманием. На более светлой и просторной половине стояло лишь два длинных стола. За одним несколько княжеских дружинников играли в зернь, попивая хмельной мед. За другими угощались зайчатиной и жареными голубями купцы — смоленские и ганзейские. На половине для простолюдинов столов было больше и стояли они теснее. Здесь мужики и ремесленный люд пили пиво, брагу и зеленое вино, заедая мочеными яблоками, квашеной капустой да солеными огурцами. Было шумно.

Кладоискатель Галт, забившись в дальний угол, чувствовал себя одиноким среди шумного скопа. Отдавшись мрачным мыслям, он мелкими глотками отпивал пиво из жбана и временами отламывал кусочки от лежащего перед ним маленького каравая хлеба. Год был несчастливым, в отличие от предыдущих, когда богатые клады легко давались Галту и он мог позволить себе жить на широкую ногу. Однако богатство ушло так же легко, как и далось, а годы веселой жизни оставили на лице Галта морщины и мешки под глазами. Галт поседел, лицом осунулся, телом погрузнел. Он угрюмо размышлял о приближающейся старости, о том, что нет у него ни семьи, ни дома, ни друзей, а всего-то и есть, что поношенная одежда да фиал с папороть-кветкой. Даже оберег пришлось заложить Павиле. Зимой клады не ищут, а как дожить до лета?..

В корчме появился новый посетитель — монах-чернец. Он принялся неспешно ходить меж столами, останавливаясь ненадолго у каждого гостя, скромно протягивая чашу для подаяния. Кто-то глядел мимо, кто-то бросал мелкую серебряную куну или ногату, троица веселых охотников швырнула монаху несколько беличьих шкурок. Наконец служитель Божий добрался до Галта и задержался перед ним. Галт, погруженный в тяжкие думы, чернеца не заметил. Монах собрался было уже идти дальше, но, задержав взгляд на лице кладоискателя, застыл. Рука с чашей дрогнула. Несколько мгновений монах пристально смотрел на Галта, который все так же был глух и слеп.

Наконец брат Евстохий опомнился, но обход столов продолжать не стал. Вместо этого он ссыпал в суму содержимое чаши, направился к Павиле и смиренно попросил у него, Христа ради, немного молока и хлеба. Павила наделил Божьего странника кувшинчиком молока и большим караваем. Со всем этим монах вернулся в угол, где сидел кладоискатель, уселся напротив Галта и принялся попивать молоко и заедать его ломтями хлеба, которые отрезал от каравая дорогим ножом с рукоятью в виде серебряной головы рыси. Монах не смотрел на Галта, резал хлеб медленно и аккуратно, стараясь, чтобы лезвие поярче сверкало в огнях многочисленных свечей, откладывая нож на столешницу с показным стуком. И добился своего.

Галт, вынырнув из пучины раздумий, уставился на сверкающий клинок и напрягся, чуя поживу всей своей алчной душой. Он стремительно поднял глаза и увидел наконец сидящего напротив монаха в низко надвинутом на лицо капюшоне. Роскошный нож и его обладатель явно не соответствовали друг другу.

— Добрый у тебя нож, брат э-э… — начал Галт.

— Брат Евстохий, — скромно вымолвил монах. — Странствую ради сбора жертвований на устроение храма.

— Бог в помощь, коли так. А меня Галтом кличут. Так слышь, что говорю — добрый нож имаешь. У всех такие в вашей обители?

— Нам такие иметь негоже. Это я в лесу нашел, по пути сюда. А если по сердцу он тебе, добрый человек, так и забирай.

И монах подвинул княжеский нож в сторону пораженного Галта.

— Но… но ты же, брат Евстохий, подаяние на храм собираешь, а за этот нож, знаешь, сколько выручить можно?! Как же ты его мне отдаешь?

— Храмы возводят на даяния, от сердца идущие. А это мне еще неведомо кто послал… может, лукавого проделки. Забирай.

— Ну что ж, брат Евстохий, — сказал Галт, принимая нож, — подал бы я чего на храм твой, да вот вишь — сам гол как сокол, даже оберег свой Павиле заложил за постой и харчи.

Говоря это, кладоискатель развернул под столом бобровую шкурку с фиалом и поднес к нему нож. Папороть-кветка слабо засветилась. Нож был явно взят из клада.

— Да где же ты нашел его, добрый брат Евстохий? — умильно спросил Галт.

Монах, все так же не поднимая век и не отрывая взора от столешницы, простодушно, но очень точно писал Галту и саму поляну, и как на нее попасть. А нож-де лежал у корней пня в центре поляны. Может, там и еще что было, если поискать, да только он, Евстохий, делать этого не стал…

Монах замолчал и прильнул к молочному горшочку. Галт тоже не стал продолжать беседу, одним глотком допил пиво, засуетился, заторопился и, пробормотав на прощание что-то невнятное, выскочил из корчмы.

Только теперь брат Евстохий поднял глаза. Он задумчиво смотрел в сторону дверей, затем допил молоко, засунул остатки каравая в суму и неспешно двинулся к выходу.