Николай Князев - Легендарный барон: неизвестные страницы гражданской войны

• Название: Легендарный барон: неизвестные страницы гражданской войны
• Автор: Николай Князев
• Издательство: Товарищество научных изданий KМK
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004

Впервые в России публикуются мемуары двух белых офицеров, воевавших в гражданскую войну в России и Монголии под командованием барона Р.Ф. фон Сарыл-гун-хурэа:

Н.Н. Князев. Легендарный барон;

М.Г. Торновский. События в Монголии-Халхе в 1920–1921 годах: военно-исторический очерк (воспоминания).

Книга первого из них была опубликована в Харбине в 1942 г. и почти неизвестна, а мемуары второго публикуются впервые. Оба автора живым и ярким языком описывают события, очевидцами которых были. Их воспоминания контрастируют с некоторыми домыслами, существующими вокруг жизни и деятельности барона Унгерна. Вводится в оборот ряд фотографий, имеющих отношение к данной теме. — Книга адресована гуманитариям, в первую очередь историкам, востоковедам, этнографам, политологам, культурологам, а также широкому кругу читателей, интересующихся историей.

С.Л.Кузьмин (сост.)

---

19 декабря 1920 г. обозы Азиатской конной дивизии с Баруна ушли на Керулен. 29 декабря строевые части дивизии на Керулене стали лагерем вблизи местности Гун — Гулутай. Люди расположились частью в юртах, частью в наскоро вырытых землянках. Начали рубить лес и выстроили несколько примитивных деревянных зданий и бани. Как только люди мало — мальски устроились, был отдан по дивизии приказ о производстве ежедневно занятий.

За время стоянки на Керулене прибыло много разного люда: доктор Клингенберг, подполковник Дубовик, статский советник Голубев с женой и много других. Все прибывающие получали назначения. О судьбе всех прибывших писать долго и нет смысла, но о судьбе перечисленных лиц нужно упомянуть, как характерных.

Доктор Клингенберг — хороший, опытный хирург — врач, и прибытие его в дивизию было большим благом. Он назначен был заведующим госпиталем и с присущей ему энергией и знанием, насколько позволяли медицинские средства и обстоятельства, наладил дело врачевания.

Подполковник Дубовик — кадровый офицер, окончивший ускоренный курс Академии Генерального штаба в Томске — ценный офицер. Прямого назначения по штабной службе не получил, а был причислен к штабу генерала Резухина. Только после взятия Урги он получил назначение заведовать оружием.

Статский советник Голубев — в прошлом крупный интендантский чиновник. Отличался говорливостью и любил давать советы. Ни того, ни другого генерал Унгерн не выносил. Статский советник был назначен всадником в одну из сотен 1–го Татарского полка, а его молодая, миловидная и легкомысленная жена — отправлена в обоз 2–го разряда. В обозе г-жа Голубева, конечно, стала объектом вожделения многих офицеров, но она предпочла характерного красавца прапорщика Чернова, и между ними скоро установились интимные отношения.

В дивизии ничего не было тайного, что бы не стало явным, и отношение г-жи Голубевой к Чернову было известно всем и, в первую очередь, Унгерну и Резухину.

Прапорщик Чернов был волевой, неглупый человек, но буйный во хмелю и жестокий. Под винными парами по собственному произволу, за малое упущение он расстрелял двух всадников. Из госпиталя и обоза, находящихся в его ведении, стали разбегаться люди, бросая повозки и имущество.

Генерал Унгерн за время зимней стоянки большей частью отсутствовал из лагеря, разъезжая по ставкам ближайших князей. На Керулене хозяйничал генерал Резухин. Он стал получать донесения из обоза о зверствах, чинимых прапорщиком Черновым. Резухин отдал приказание явиться Чернову в штаб дивизии и, когда тот явился, то Резухин изрек: “На лед эту сволочь!”

О проступках Чернова он донес Унгерну в ставку “Толстого вана”. Генерал Унгерн в ответ прислал прапорщика Бурдуковского с полномочиями: “Прапорщика Чернова пороть и сжечь на костре”.

Приказ выполняли: штаб-ротмистр Забиякин, хорунжий Мухаметжанов и прапорщик Бурдуковский.

Чернову было дано 200 ударов ташуром. Во время страшной экзекуции Чернов не впал в бессознательное состояние, не проронил ни одного звука и нашел силы подняться со скамейки. Губы свои искусал до крови. Среди лагеря рос огромный кедр. К этому дереву исполосованного Чернова привязали веревками на полторы сажени от земли, у подножия расположили огромный костер из дров и хвороста и подожгли его. Когда на Чернове загорелась одежда, близко к костру подошли Забиякин и Мухаметжанов. Чернов нашел в себе силы сгустком слюны — крови плюнуть в Мухаметжанова, а Забиякину сказал: “А за тобой, Забиякин, я приду с того света”. Без стонов и криков потерял сознание. Перегорели веревки, и обуглившийся труп упал в потухавший костер. Бурдуковский труп сволок в откос р. Керулен.

Прапорщик Чернов был верным и преданным слугой генерала Унгерна и жуткая участь его произвела на чинов дивизии сильное впечатление. Но этим не окончилось дело Чернова. По наущению ли отвергнутых претендентов, по собственному ли разумению, Унгерн потребовал г-жу Голубеву в штаб и, когда она явилась, был вызван из сотни статский советник Голубев, которому Унгерн в присутствии есаула Макеева сказал: “Ваша жена вела себя непристойно. Вы должны сами наказать ее. Дайте ей 50 ташуров, а ты, Макеев, наблюдай за экзекуцией. Если муж будет плохо бить жену — повесь их обоих. Идите…” Экзекуцию Голубев произвел над женой с полным усердием, чтобы не быть повешенным. Госпожа Голубева мужественно ее перенесла, сама поднялась и ушла в поле. Когда Макеев доложил Унгерну об исполнении его приказания, то последний сказал: “Хорошо… Пусть Голубева идет на лед и там посидит ночь…” Женщина как автомат пошла на лед р. Керулен. Уже поздней ночью Унгерн разрешил для Голубевой развести костер.

Наутро генерал Унгерн отдал приказ: “Голубеву отправить в госпиталь в распоряжение доктора Клингенберга, где она уходом за ранеными и больными искупит свои прегрешения. До госпиталя пусть идет пешком…” По словам есаула Макеева, он нашел смелость доложить Унгерну, что он сомневается в том, что подполковник Сипайлов в госпитале оставит в покое Голубеву и упустит случая принудить ее к сожительству. “Ну, ну, я покажу этому старому ослу…” Действительно, Сипайлов, зная угрозу Унгерна, оставил в покое г-жу Голубеву, но ей стала угрожать опасность со стороны Бурдуковского, который безграмотными записочками принуждал г-жу Голубеву к исполнению его желаний.

Одна из таких записок попала в руки Унгерну. Был вызван Бурдуковский. Из юрты Унгерна Бурдуковский был вынесен в бессознательном состоянии, избитый ташуром. Сослуживцы долго возились с огромной тушей Бурдуковского, пока не привели его сознание. После этих случаев г-жу Голубеву оставили в покое.

На Керулен прибыли две сотни под начальством есаула Архипова и Нечаева в составе 13 офицеров и 130–145 всадников, и были влиты во 2–й полк. Сотни прибыли из верховьев р. Хара, откуда вели партизанские налеты на Русь. С Мензы вернулись 2 сотни Галданова и Галимова.

Генерал Унгерн в полной мере вошел во вкус полновластного распорядителя жизни и смерти подчиненных ему людей. Он их казнил и изредка миловал, разжаловал и производил. Путем жестоких репрессий и усиленными занятиями боеспособность Азиатской конной дивизии, пошатнувшаяся после ноябрьского наступления на Ургу, в полной мере была восстановлена.

Февральское наступление на Ургу

За прошедшие два месяца со времени неудачных ноябрьских боев за Ургу, Азиатская конная дивизия отдохнула, значительно пополнилась и частично реорганизовалась. Силы ее выражались так.

1- й Татарский конный полк, под командованием есаула Парыгина — 350 сабель.

2- й Конный полк под командованием есаула Хоботова — 300 сабель.

Артиллерия капитана Дмитриева, 4 орудия — 60 человек.

Пулеметная команда капитана Евфаритского, 12 пулеметов — 80 человек.

Японская конная рота — 40 человек.

Монгольский дивизион, 2 сотни — 180 человек.

Итого: 1010 чел.

Отдельный дивизион хорунжего Тубанова (1 тибетская сотня, 1 бурятско — монгольская) — 170 человек.

Чахарский дивизион Найден-гуна — 180 человек.

Итого: 350 человек.

Всего: 1460 человек.

Где-то формировались монгольские части.

Перед генералом Унгерном стояла одна задача: взять Ургу, не откладывая до весны. Монголы муссировали слухи, что Унгерн формирует большую монгольскую армию, чему сами охотно верили. Поверили этому слуху и китайцы в Урге, считая силы Унгерна не меньше 5000 бойцов.

Подполковник Дубовик, от скуки ли, по заданию ли генерала Резухина, составил доклад с приложением “диспозиции” взятия Урги. Генералы, рассмотрев диспозицию, признали ее “отличной”. Были собраны старшие войсковые начальники для обсуждения диспозиции и с некоторыми поправками ее приняли. В основе диспозиция была проста и ясна: произвести диверсию наступления на Ургу в том же направлении, что и в ноябре, то есть атака Урги с севера, тогда как главный удар направить на дефиле у Мадачана. Заняв Мадачан, нанести удар с севера на Маймачен и, взяв его, атаковать Ургу.

Так как писаная диспозиция не давалась на руки начальникам, то немало времени отняло у подполковника Дубовика втолковать малограмотным командирам отдельных частей “их маневр”.

Приготовление похода на Ургу, а тем более время похода держалось в большом секрете, так как монголы по своей болтливости и непунктуальности могли разболтать то, что не должны были знать китайцы в Урге. Большая часть чинов Азиатской конной дивизии при уходе с Керулена не знали, куда и зачем идут. 28 января Азиатская конная дивизия стала бивуаком в урочище Убулун, в 40 км на востоке от Урги.

Бой за Ургу имел три периода: подготовительный, взятие Мадачанского дефиле и взятие Маймачена — Урги.

Подготовительный период

Лично сами генералы проверили и осмотрели конский состав, вооружение, обмундирование. Прибыла конная команда тибетцев в 80 всадников. Тибетцы были отменно здоровые, сильные люди, на отличных конях, хорошо вооружены и одеты. Их причислили к сотне бурята хорунжего Тубанова, образовав отдельный дивизион — Тибетско-бурятско-монгольский.