Роза Люксембург - Накопление капитала

• Название: Накопление капитала
• Автор: Роза Люксембург
• Издательство: Соцэкгиз
• Жанр: Политика
• Год: 1934

Толчок к настоящей работе дало мне популярное введение в политическую экономию, которое я уже довольно долго подготовляю для того же самого издательства, но окончание которого все время тормозилось то моей работой в партийной школе, то моей агитационной деятельностью. Когда я в январе текущего года, после выборов в рейхстаг, снова взялась за работу, чтобы по крайней мере в основных чертах закончить эту популяризацию экономического учения Маркса, я натолкнулась на неожиданное затруднение. Мне не удавалось представить с достаточной ясностью совокупный процесс капиталистического производства в его конкретных отношениях, а также его объективные исторические границы. При ближайшем рассмотрении я пришла к убеждению, что здесь дело идет не только о вопросе изложения, но что перед нами проблема, которая теоретически находится в связи с содержанием II тома «Капитала» Маркса и в то же время связана с практикой современной империалистической политики и ее экономическими корнями. Если попытка дать научное решение этой проблемы мне удалась, то моя работа, помимо чисто теоретического интереса, как мне кажется, должна иметь и некоторое значение для нашей практической борьбы с империализмом.

http://fb2.traumlibrary.net

---

Железные дороги, т. е. европейский, главным образом английский капитал, шаг за шагом вели американского фермера через необозримые равнины Востока и Запада Соединенных штатов; он истреблял индейцев при помощи огнестрельного оружия, ищеек, водки и сифилиса и насильственным образом переселял их с Востока на Запад, чтобы присвоить себе их землю как «свободную» и пустить ее под пашню. Живя в отдаленных лесах, американский фермер доброго старого времени, относящегося к периоду, предшествовавшему гражданской войне, представлял собой совершенно иное существо, чем в настоящее время. Он так или иначе умел делать все и довольно хорошо обходился на своей изолированной ферме почти без окружающего мира. «Современный американский фермер, — писал в начале 90-х годов сенатор Пеффер, один из руководителей Farmers Alliance, — совершенно другой человек, чем его предок, живший пятьдесят или сто лет тому назад. Многие из наших современников помнят то время, когда фермеры много занимались ремеслами, т. е. сами изготовляли значительную часть того, что им нужно было для собственного потребления. Всякий фермер имел комплект инструментов, при помощи которых он изготовлял из дерева сельскохозяйственные орудия, как например вилы и грабли, рукоятки для лопат и соху, дышла для телеги и массу других принадлежностей. Он добывал лен и коноплю, овечью шерсть и хлопок, и все эти материалы обрабатывались на ферме: их пряли и ткали на дому; одежду, белье и т. п. тоже изготовляли на дому, и все это потреблялось самим фермером. При каждой ферме имелась маленькая мастерская для плотничьих, столярных и слесарных работ, в самом доме стояли чесалка и ткацкий станок; вырабатывались ковры, одеяла и другие постельные принадлежности; на каждой ферме держали гусей, пухом и перьями которых наполнялись подушки и перины, избыток продавался на базаре ближайшего города. Зимою фермер нагружал на огромные телеги, запряженные 6 или 8 лошадьми, пшеницу, муку и маис и отправлялся на базар, иногда за 100 или 200 миль; тут он покупал для следующего года колониальные товары, некоторые материи и т. п. Среди фермеров можно было найти и разных ремесленников. Телега готовилась на ферме в продолжение одного или двух лет. Материал для этого фермер находил поблизости; сорт необходимого дерева точно устанавливался по соглашение с соседом; оно должно было быть доставлено в определенное время и затем в продолжение определенного времени подвергнуто сушке; по изготовлении телеги обе договаривающиеся стороны знали, откуда взят каждый кусок дерева и как долго он сох. Зимою соседний плотник заготовлял оконные кресты, материал для потолков, карнизы и бревна для следующего сезона. После наступления осенних морозов, на квартире фермера сидел в углу сапожник и приготовлял для семьи обувь. Все это делалось дома, и большая часть расходов покрывалась продуктами фермы. Зимою наступало время запастись мясом, оно приготовлялось и сохранялось в копченом виде. Фруктовый сад давал фрукты для яблочного кваса и для разных консервов; всего этого вполне хватало семье на весь год и даже на более долгий срок. Пшеницу молотили постепенно, по мере надобности в количестве, соответствующем потребности в наличных деньгах. Все сохранялось и потреблялось. Одним из последствий подобного способа хозяйства было то, что для ведения дела требовалось относительно немного денег. В среднем сто долларов должно было хватать большой ферме на наем батраков, на починку хозяйственных орудий и на покрытие других случайных расходов»[289].

После междоусобной войны эта идиллия должна была закончиться. Огромный государственный долг в 6 миллиардов долларов, которым эта война обременила Союз, повлек за собой сильное увеличение налогового бремени. Но со времени войны начинается лихорадочное развитие средств современного транспорта, промышленности, в особенности машиностроительной, которая находилась под опекой все возрастающих покровительственных пошлин. Для поощрения железнодорожного строительства и для заселения страны фермерами железнодорожным обществам были сделаны великолепные подарки из национальных земель: в одном только 1867 году они получили свыше 74 миллионов гектаров. Железнодорожная сеть росла с беспримерной быстротой. В 1860 году железнодорожная сеть насчитывала здесь меньше 50 000 километров, в 1870 г. свыше 85 000, а в 1880 г. более 150 000 километров (за время от 1870 г. до 1880 г. вся железнодорожная сеть Европы увеличилась с 130 000 километров до 169 000). Железные дороги и спекуляция с землей вызвали массовую эмиграцию из Европы в Соединенные штаты. Эмиграция насчитывала за 23 года, с 1869 г. по 1892 г., свыше 41/2 млн. человек. В связи с этим Союз все более и более эмансипировался от европейской, главным образом английской промышленности, и создал собственные мануфактуры и собственную текстильную, железоделательную, стальную и машиностроительную промышленность. Скорее всего было революционизировано сельское хозяйство. Уже в первые годы после гражданской войны собственники плантаций южных штатов были вследствие освобождения негров вынуждены ввести паровой плуг. Фермы, возникшие на Западе вместе с железными дорогами, сразу были поставлены на высоту современной машинной техники. «В то самое время, — писал в 1867 г. отчет сельскохозяйственной комиссии Соединенных штатов, — когда применение машин революционизирует на Западе сельское хозяйство и сводит до достигнутого до настоящего времени минимума применение человеческого труда…, многие выдающиеся администраторские и организаторские таланты посвящают себя сельскому хозяйству. Фермы, имеющие несколько тысяч акров, управляются более удачно и с более целесообразным и экономным использованием наличных средств и с большим доходом, чем фермы, имеющие 40 акров»[290].

В то же время сильно увеличивалось бремя как прямых, так и косвенных налогов. Во время гражданской войны был издан новый финансовый закон. Военный тариф 30 июня 1864 г., образующий основу действующей еще теперь системы, поднял налоги на предметы потребления и подоходные налоги необыкновенно высоко, началась настоящая оргия таможенных пошлин, для которой эти высокие военные налоги служили предлогом, чтобы уравновесить обременение отечественного производства при помощи таможенных пошлин[291]. Гг. Морриль, Стевенс и прочие джентльмены, использовавшие войну, чтобы форсировать проведение своей протекционистской программы, обосновали систему таким образом, что таможенная политика открыто и цинично была сделана орудием всяческих интересов наживы частных дельцов. Когда отечественный производитель появлялся перед законодательным конгрессом и требовал установления какой-нибудь специальной пошлины, которая давала бы ему возможность набивать свои карманы, его желание исполнялось с полной готовностью. Таможенные ставки подымались согласно требованиям отдельных лиц. «Война, — пишет американец Тауссиг, — в некоторых отношениях повлияла освежающим и облагораживающим образом на нашу национальную жизнь, но ее непосредственное влияние на деловую жизнь и на все законодательство касательно денежных интересов носило деморализующий характер. Грань между общественной обязанностью и частными интересами часто упускалась из виду законодателем. Большие имущества образовывались благодаря изменениям законов, эти изменения проводились теми же самыми лицами, которые применяли затем новый закон в свою пользу. Страна с сожалением сознавала, что честь и честность мужей политики не остаются незапятнанными». И этот тариф, который обозначал полный переворот в экономической жизни страны, который должен был оставаться в продолжение двадцати лет и по существу еще теперь образует базис таможенного законодательства Соединенных штатов, — этот самый тариф был проведен в три дня через конгресс и в два дня через сенат — без критики, без дебатов и без всякой оппозиции[292].

С этим поворотом финансовой политики Соединенных штатов началась бесстыдная парламентская коррупция, открытое и наглое использование выборов, законодательства и прессы, как орудий неприкрытых интересов кармана, интересов крупного капитала. Enrichissez vous — стало лозунгом общественной жизни со времени «благородной войны» за освобождение человечества от «позорного пятна рабства». Янки, освободитель негров, в качестве рыцаря биржевой спекуляции праздновал оргии, а в качестве законодателя дарил самому себе национальные земли, обогащая себя пошлинами и налогами, монополиями, дутыми акциями, кражами казенного имущества. Промышленность расцветала. Теперь миновали те времена, когда маленький и средний фермер мог обходиться почти без наличных денег и время от времени по мере надобности молотить пшеницу, чтобы продать ее за деньги. Теперь фермер всегда должен был иметь достаточно денег, чтобы платить налоги; все произведенное им он вскоре же должен был продавать, чтобы купить себе все нужное из рук мануфактуриста, как товар. «Если мы обратимся к современной нам действительности, — пишет Пеффер, — то мы увидим, что почти все изменилось. В особенности на всем Западе фермеры молотят свою пшеницу в один прием и продают ее сразу. Фермер продает свой скот и покупает себе свежее мясо или сало, он продает свиней и покупает ветчину и свинину, он продает овощи и фрукты и покупает их вновь в виде консервов. Если он вообще сеет лен, то обмолачивает его, вместо того чтобы прясть его, ткать и изготовлять затем полотно и белье для своих детей, как это делалось лет 50 тому назад; льняное семя он продает, а стебель сжигает. Из пятидесяти фермеров едва один занимается разведением овец; он полагается на большие скотоводческие фермы и со своей стороны получает шерсть уже в готовом виде, в виде сукна или одежды. Его костюм уже не шьется дома, а покупается в городе. Вместо того чтобы самому изготовлять нужные орудия, вилы, грабли и т. д. он отправляется в город, чтобы купить себе рукоятку для топора или ручку для молотка, он покупает канаты и веревки и всякие материи, но покупает сукно или даже готовое платье, он покупает консервированные фрукты, он покупает сало, мясо и ветчину, он покупает теперь все, что он некогда производил сам, и для всего этого ему нужны деньги. Но самый удивительный факт заключается в следующем. В то время как дом американца раньше был свободен от долгов, — менее чем в одном случае из тысячи на домах лежали ипотеки, обеспечивавшие денежный заем, — в то время как деньги при незначительной потребности в них для ведения хозяйства всегда имелись в достаточном количестве у самих фермеров, теперь, когда денег нужно в десять раз больше, их имеется мало и вовсе не имеется. Почти половина ферм имеет ипотечные долги, которые поглощают всю их стоимость; проценты непомерно велики. Причина этого замечательного переворота лежит в мануфактуристе с его шерстяными и полотняными фабриками, деревообделочными фабриками, хлопчатобумажными фабриками, хлопчатобумажными прядильнями, ткацкими заведениями, с его фабриками для консервирования мяса и фруктов и т. д.; маленькие мастерские фермы очистили место огромным городским предприятиям. Соседскую тележную мастерскую сменил городской завод, где еженедельно производится от 100 до 200 телег; место сапожной мастерской заняла большая городская фабрика, которая выполняет большую часть работы посредством машин»[293]. В конце концов и сельскохозяйственный труд фермера стал машинным трудом. «Теперь фермер пашет, сеет и жнет при помощи машин. Машина жнет и вяжет снопы. Фермер молотит, пользуясь силой пара. Во время пахоты он может читать утреннюю газету; когда он жнет, он сидит на крытом сидении машины»[294].