Роза Люксембург - Накопление капитала

• Название: Накопление капитала
• Автор: Роза Люксембург
• Издательство: Соцэкгиз
• Жанр: Политика
• Год: 1934

Толчок к настоящей работе дало мне популярное введение в политическую экономию, которое я уже довольно долго подготовляю для того же самого издательства, но окончание которого все время тормозилось то моей работой в партийной школе, то моей агитационной деятельностью. Когда я в январе текущего года, после выборов в рейхстаг, снова взялась за работу, чтобы по крайней мере в основных чертах закончить эту популяризацию экономического учения Маркса, я натолкнулась на неожиданное затруднение. Мне не удавалось представить с достаточной ясностью совокупный процесс капиталистического производства в его конкретных отношениях, а также его объективные исторические границы. При ближайшем рассмотрении я пришла к убеждению, что здесь дело идет не только о вопросе изложения, но что перед нами проблема, которая теоретически находится в связи с содержанием II тома «Капитала» Маркса и в то же время связана с практикой современной империалистической политики и ее экономическими корнями. Если попытка дать научное решение этой проблемы мне удалась, то моя работа, помимо чисто теоретического интереса, как мне кажется, должна иметь и некоторое значение для нашей практической борьбы с империализмом.

http://fb2.traumlibrary.net

---

В споре между Сисмонди и Сэем-Рикардо одна сторона доказывала невозможность накопления вследствие кризисов и предостерегала против развития производительных сил, другая сторона доказывала невозможность кризисов и защищала безграничное развитие накопления. Несмотря на ложность своих исходных точек, обе они были в своем роде последовательны. Кирхман и Родбертус — иначе и не могло быть — оба исходят из фактов кризисов. Но несмотря на то, что кризисы теперь, после исторического опыта полустолетия, как раз своей периодичностью отчетливо выказали себя лишь формой движения капиталистического воспроизводства, несмотря на это проблема расширенного воспроизводства всего капитала, проблема накопления, и здесь была целиком отождествлена с проблемой кризисов и поставлена на безнадежный путь искания средства против кризисов. Одна сторона видит такое средство в потреблении капиталистами всей прибавочной стоимости, т. е. в отказе от накопления, другая сторона — в законодательном фиксировании нормы прибавочной стоимости, т. е. тоже в отказе от накопления. Особенная причуда Родбертуса покоится при этом на том, что он без капиталистического накопления ожидает безграничного капиталистического роста производительных сил и богатства и отстаивает его. В то время, когда высокая ступень зрелости капиталистического производства должна была в ближайшем будущем сделать возможным его основной анализ, произведенный Марксом, последняя попытка буржуазной экономии справиться даже с проблемой воспроизводства выродилась в нелепую детскую утопию.

Третий спор. (Струве-Булгаков-Туган-Барановский против Воронцова-Николая-она)

Глава восемнадцатая. Проблема в новом издании

В совершенно иных исторических рамках, чем первые две, разыгралась третья контроверза по вопросу о капиталистическом накоплении. На этот раз действие происходило в период от начала 80-х до середины 90-х годов; ареной была Россия. Капиталистическое развитие в Западной Европе к тому времени уже достигло степени зрелости. Былая розовая концепция классиков Смита-Рикардо, относящаяся к эпохе, когда буржуазное общество переживало еще начальные стадии развития, давным давно сошла со сцены. Небеспристрастный оптимизм вульгарноманчестерского учения о гармонии также замолк под влиянием потрясающего впечатления мирового краха 70-х годов и могучих ударов грозной классовой борьбы, которая, начиная с 60-х годов, разгоралась во всех капиталистических странах. Даже от покрытых социал-реформаторскими заплатами гармоний, которые пользовались широкой известностью в Германии еще в начале 80-х годов, вскоре осталось лишь одно похмелье; 12-летний период испытания, период исключительного закона против социал-демократии, вызвал грозное отрезвление; он окончательно сорвал все покровы с «гармоний» и показал голую действительность капиталистических противоречий во всей их наготе. С тех пор оптимизм был еще возможен лишь в лагере восходящего рабочего класса и его теоретических вождей. Это был, конечно, не оптимизм по отношению к естественно или искусственно установленному внутреннему равновесию капиталистического хозяйства и его вечному бытию, а оптимизм в том смысле, что вызванное капиталистическим хозяйством могущественное развитие производительных сил как раз благодаря его внутренним противоречиям является прекрасной исторической почвой для прогрессивного развития общества по направлению к новым экономическим и социальным формам. Отрицательная, понижательная тенденция первого периода капитализма, которую некогда только и видел Сисмонди и которую еще Родбертус наблюдал в 40-х и 50-х годах, сменилась теперь повышательной тенденцией, полной надежд победоносной борьбой рабочего класса в его политическом и профессиональном движении.

Такова была историческая среда в Западной Европе. Иную картину представляла в то время Россия. Здесь семидесятые и восьмидесятые годы во всех отношениях являются переходным временем, периодом внутренних кризисов со всеми его муками. Крупная промышленность под эгидой высоких таможенных пошлин переживала лишь свои медовые месяцы. В начавшемся в это время форсированном поощрении капитализма абсолютистским правительством введение в 1877 г. золотых пошлин на западной границе явилось поворотным пунктом. «Первоначальное накопление» капитала прекрасно процветало в России при поощрении разнообразными государственными субсидиями, гарантиями, премиями и казенными заказами и пожинало такие прибыли, которые для Западной Европы в то время уже отошли в сказочное прошлое. Внутреннее положение России представляло при этом менее всего привлекательную и отрадную картину. В деревне упадок и разложение крестьянского хозяйства под гнетом фискального грабительства и под влиянием денежного хозяйства создали ужасное положение — периодические голодовки и периодические крестьянские волнения. С другой стороны, фабрично-заводский пролетариат городов не успел еще в социальном и духовном отношении консолидироваться в современный рабочий класс. В самом крупном, Московско-Владимирском центральном промышленном районе, который является важнейшей областью русской текстильной промышленности, пролетариат был еще большей частью тесно связан с сельским хозяйством и состоял наполовину из крестьянских элементов. Соответственно с этим примитивные формы эксплоатации вызвали примитивные проявления обороны. Лишь в начале 80-х годов стихийные волнения на фабриках Московского района, сопровождавшиеся разрушением машин, дали толчок к первым основам фабричного законодательства в стране царей.

Если хозяйственная сторона общественной жизни в России выявляла таким образом на каждом шагу вопиющие диссонансы переходного периода, то ей соответствовал и кризис в духовной жизни. Самобытный русский социализм в лице народничества, которое теоретически базировалось на особенностях аграрного строя России, стал политическим банкротом после того, как его крайнее революционное проявление — террористическая партия Народной Воли — потерпело фиаско. С другой стороны, первые работы Георгия Плеханова, которые должны были содействовать распространению в России марксистского метода мышления, относятся лишь к 1883 и 1885 гг. и в первое десятилетие имели, невидимому, еще слабое влияние. В продолжение 80-х, а отчасти и 90-х годов в умственной жизни русской интеллигенции — именно оппозиционно настроенной, социалистической интеллигенции — господствовало своеобразное смешение «самобытных» пережитков народничества и схваченных на лету элементов теории Маркса, — смешение, наиболее характерной чертой которого был скептицизм по отношению к возможности развития в России капитализма.

Вопрос о том, должна ли Россия по примеру Западной Европы пройти путь капиталистического развития, очень рано стал занимать русскую интеллигенцию. Она видела и в Западной Европе прежде всего темные стороны капитализма, его разлагающее влияние на традиционные патриархальные формы производства, на благосостояние и обеспеченность существования широких народных масс. С другой стороны, русское крестьянское общинное землевладение, знаменитая община, казалась возможной исходной точкой для более высокого социального развития России, которая, минуя стадию капитализма с его страданиями, должна более коротким и менее мучительным путем, чем западноевропейские страны, вступить в светлое царство социализма. Стоило ли пренебречь этим счастливым исключительным положением, этой единственной в своем роде исторической возможностью, и форсированным насаждением в России капитализма — при помощи государства — уничтожать крестьянские формы собственности и производства и широко открыть двери пролетаризации, нищете и необеспеченности существования трудящихся масс?

Эта основная проблема господствовала над умственной жизнью русской интеллигенции со времени крестьянской реформы и даже раньше — со времени Герцена и, в особенности, Чернышевского; она являлась центральным пунктом, вокруг которого сформировалось все своеобразное народническое мировоззрение. Это идейное направление, которое вылилось в различные разновидности и течения, — начиная с явно реакционных учений славянофильства и кончая революционной теорией террористической партии, — породило в России огромную литературу. Она, с одной стороны, дала богатый материал в монографиях о хозяйственных формах российской жизни, в особенности о «народном производстве» и его своеобразных формах, о сельском хозяйстве крестьянской общины, о кустарной промышленности, об артели, а также о духовной жизни крестьянства, о сектах и т. п. С другой стороны, появилась своеобразная беллетристическая литература — художественное отражение полных противоречий социальных отношений, в которых старое боролось с новым и на каждом шагу осаждало ум сложными проблемами. Наконец, из того же источника в 70-х и 80-х годах произошла оригинальная доморощенная философия истории — «субъективный метод в социологии», которая сделала «критическую мысль решающим фактором общественного развития», или, точнее, превратила деклассированную интеллигенцию в носителя исторического прогресса; эта философия истории нашла своих поборников в лице Петра Лаврова, Николая Михайловского, проф. Кареева и В. Воронцова.