Збигнев Ненацки - Раз в год в Скиролавках (Том 2)

• Название: Раз в год в Скиролавках (Том 2)
• Автор: Збигнев Ненацки
• Жанр: Проза

---

Доктор стоял в дверях спальни и, слушая Гертруду, чувствовал, что в нем копится гнев. Однако он не сказал ни слова. Пошел в ванную, где из-за утреннего купания Йоахима и, похоже, постирушки, которую устроила Макухова, вода в электрическом бойлере была чуть теплой.

Выбритый и одетый, страшно голодный (Йоахим встал рано и, конечно, уже позавтракал, из комнаты на втором этаже доносились звуки его скрипки) доктор явился на кухню. Чтобы подавить растущую в нем злость, он натощак закурил сигарету.

- Не кури! Тут ребенок! - прикрикнула на него Гертруда.

Он послушно потушил сигарету в пепельнице. Не стоило спорить по мелочам. Впрочем, она была права, не позволяя курить при ребенке.

Она зажарила ему яичницу, намазала хлеб, подала стакан чая. Но не в салоне, как обычно, а здесь же, на кухонном столе.

- Я слышал, что ты говорила Брыгиде по телефону, - сказал он, управившись с яичницей. - Ты добилась своего, и эта женщина тебе здесь уже не нужна. Брыгида глупая, в самом деле глупая. Но ты ошибаешься, если думаешь, что и из меня сделала дурака.

- Я не понимаю, о чем ты говоришь, - буркнула Гертруда, раскатывая тесто для лапши. - Я одно знаю: что ты вчера напился и сейчас у тебя плохое настроение.

- Ты права. Настроение у меня плохое. Но я никогда так ясно не понимал себя и тебя, Гертруда. Я годами должен был рассказывать тебе о всех моих любовницах, чтобы ты могла обогатиться моей и их жизнью. Только про Анну я тебе никогда не сказал ни слова, и потому знаю, что ты ее ненавидела и обрадовалась ее смерти. Я не говорил тебе и о Юстыне, и потому ты ее тоже ненавидишь.

- Юстына хотела тебя убить. Если бы ты мне шепнул о ней хоть словечко, я бы предостерегла тебя перед ней. Она мне все время рассказывала, что живет с Клобуком.

- Я догадывался, что ты не потерпишь под этой крышей никакой другой женщины, кроме себя, и поэтому никогда не говорил тебе о моих чувствах к Брыгиде. Что случилось, почему ты вдруг захотела разделить этот дом и меня именно с этой женщиной? Потому что, бывая у нее и слушая ее секреты, ты снова начала обогащать свою жизнь чужой? Нет, Гертруда. Это объяснение кажется мне слишком простым. Так знай, что я сейчас поеду на своей машине за Брыгидой и привезу ее сюда, хоть 6ы мне для этого нужно было продраться через все сугробы мира.

Говоря это, он встал из-за стола, закрыл за собой кухонные двери, в сенях набросил меховую куртку и вывел из гаража свой старый "газик" с передним и задним ведущими мостами. Гертруда вышла на заснеженное подворье, открыла дверцу кабины и сказала доктору:

- Хорошо ты делаешь, что едешь за ней, Янек. Но не говори ей того, что мне сказал. Она может это не так понять и станет со мной осторожной и недоверчивой. И ты на меня не обижайся и не думай, что я хотела тебя обмануть. У тебя в доме будет самая красивая женщина в округе. А самое главное - эта женщина любит тебя безгранично, слепой любовью. Только я, Гертруда, так тебя любила. И поэтому все мы будем счастливы: я, ты, она, а может, и Йоахим, потому что он наконец найдет тут настоящий родной дом и семью.

За деревней доктор три раза застревал в сугробах, слегка разъезженных тракторами и грузовиками с лесом. Самые высокие сугробы он объезжал полями, откуда ветер сдул снег на дорогу.

Брыгида не ждала его. Когда она открыла дверь, ее словно бы испугал вид доктора. А когда он велел ей паковать вещи и ехать с ним, а вдобавок упомянул о том, что они вместе идут на Новый год к Порвашу, она на минуточку должна была присесть в кресло, потому что ноги у нее вдруг ослабели. Потом она взяла себя в руки, расставила на полу чемоданы и начала укладывать в них самые разные вещи для себя и для ребенка. Она делала это без складу и ладу, запихивая все как попало. Стоя на коленях возле чемоданов, она вдруг замирала, словно бы все не могла освоиться с его присутствием здесь, у нее, с фактом, что он приехал за ней через сугробы, и что они вместе проведут не только Рождество, но и Новый год. Она боялась думать о чем-то большем, и из-за этого радостного испуга ее движения были хаотичными, руки перестали слушаться. И в довершение ко всему она отдавала себе отчет в том, что она стоит на коленях, а он стоит над ней и рассматривает ее внимательно и с таким выражением лица, словно бы ему хочется нагнуться к ней, протянуть руки и поднять ее с пола - прирученную, униженную радостью, которой она не сумела скрыть.

- У меня есть вечернее платье из парчи с голыми плечами, - сказала она. - Но, наверное, неудобно на домашнюю вечеринку одеваться так пышно? Может, достаточно белой блузки с кружевами?

А он начал говорить короткими фразами, тоном, в котором она не слышала голоса нежности. Каждое слово звучало, как удар кнута:

- Ты - красивая женщина. На свете есть много вещей красивых, но бесполезных. Я помогу тебе понять, что красота женщины была создана для радости мужчины. Скорее всего мы будем счастливы вместе, хоть, возможно, время от времени ты и поплачешь немножко в уголке моего дома. Подумай, стоит ли жить с таким человеком, как я? Она наклонилась над открытым чемоданом и ответила:

- Ты приехал за мной, продираясь через сугробы. Ты сделал это для того, чтобы унизить меня даже своим признанием. Когда в один прекрасный день ты перестанешь меня унижать, я буду знать, что я тебе уже не нужна.

И она еще ниже склонилась над чемоданом, чтобы он не увидел на ее губах триумфальной улыбки.

В доме на полуострове горел свет во всех окнах первого этажа. Через открытую форточку в салоне в белую от снега ночь с легким морозцем вырывалось тепло и все более громкие голоса людей. Спрятавшись за побеленным стволом вишни, древний Клобук поглощал эти звуки как радостную музыку жизни, которая продолжалась, несмотря на зиму и ночь. Не заглядывая в окна, он знал, когда говорит писатель, когда смеется Халинка Турлей или мягко журчат слова доктора - каждый из этих голосов был ему знаком и приятен. Клобук любил этих людей так же, как Старый Бог; он ревновал их, но и желал им добра; был грозен и ласков; был всепрощающим, но и мстительным; озабоченным, но иногда и совершенно равнодушным. Он чувствовал себя творением их мечтаний и жаждал, чтобы эти мечтания неустанно взлетали к небу с рассыпанными по нему звездами, потому что из них и рождались птицы - все, не только он.

Стукнула парадная дверь. На скованный морозом снег осторожно вышла Гертруда Макух и по тропинке направилась к боковой калитке. Под толстым платком она несла что-то большое и тяжелое; она держала это как драгоценную вазу. Но возле калитки она остановилась и, как каждый вечер и каждое утро, оставила на колышках забора два куска хлеба для Клобука или соек - кто из птиц окажется проворней и быстрее.

Ее дом стоял неподалеку, с крышей, покрытой снегом. В комнате возле печи на маленькой скамеечке сидел Томаш Макух и смотрел в полуоткрытую дверцу, где огонь лизал березовые поленья. В комнате было тепло, потому что она велела ему целый день поддерживать огонь в печи. Он послушался ее, он всегда делал то, что она ему приказывала утром, ни больше и ни меньше. Он мог только выполнять ее приказы, ни на одну собственную мысль у него не было сил, потому что все его собственные мысли высосала великая печаль, которую он чувствовал в себе многие годы. Печаль, рожденная в годы неволи, но определенная доктором латинским названием одной из болезней.

Гертруда подошла к столу, накрытому льняной скатертью, достала из-под платка толстый сверток, положила его на стол и вынула из него спящую девочку.

- Смотри, Томаш, у нас снова есть ребенок, - сказала она с великой нежностью. - С завтрашнего дня мы с тобой переедем в дом к Янеку, потому что нам обоим надо быть поближе к нашему ребенку. Еще сегодня ты достань с чердака деревянную кроватку, которая осталась от маленького Йоахима. Не бойся, Томаш, подойди поближе. Это девочка. Очень маленькая девочка. Теперь ты уже не будешь сидеть один дома и глядеть в окно на дорогу. Вместе со мной ты будешь смотреть за ребенком. Будешь носить много дров для печек и топить, чтобы этой крохе было очень тепло. Она уже немного ходит, и ты будешь водить ее за ручку по дому и по саду. Ну да, у тебя будет много работы и много радости. Я помню, как ты радовался, когда ходил гулять с Йоахимом. Это для тебя и для себя я постаралась добыть этого ребенка.

Томаш Макух послушно поднялся со скамейки и посмотрел через плечо Гертруды на спящую девочку.

- Не спрашивай меня, Томаш, сколько трудов стоил мне этот ребенок. Самое главное что он у нас есть. Юстына тоже хотела ребенка, но ее Клобук не послушался. А всегда оставляла Клобуку кусочек хлеба на колышке забора. К нам он отнесся гораздо лучше. Помни, Томаш, только у молодых людей могут быть маленькие дети. Поэтому мы тоже снова будем молодыми, ты и я. Для тебя будет большая радость смотреть на нее, разговаривать с ней, вытирать ей слезы с глаз и считать ее улыбки. Может, это и тяжеловато, что нам надо будет переехать к Янеку, как тогда, когда он привез маленького Йоахима. Но ты ведь сам понимаешь, что нам надо быть поближе к ней. Брыгида разрешила, чтобы детская кроватка стояла в нашей комнате, потому что, когда ребенок проснется ночью, я буду к нему вставать, или ты, если захочешь. Так выходит, что у Брыгиды много работы, она ведь ветеринарный врач. И Янек занят. Впрочем, эти двое займутся друг другом, а нам оставят этого ребенка. Как слышишь, я все хорошо продумала, чтобы мы с тобой оба снова могли быть счастливыми. Ты помнишь, как ты плакал, когда у нас отняли маленького Йоахима? Эту девочку у нас уже никто не отнимет. Она будет наша, только наша, хоть ни Брыгида, ни Янек никогда об этом не узнают. Скажу тебе честно, что от Янека в последнее время ни мне, ни тебе не было никакой пользы. Замкнулся в себе, стал непослушным. А Йоахима у нас отобрали. Поэтому не спрашивай, сколько трудов стоил мне этот ребенок, сколько раз мне пришлось съездить в Трумейки, чтобы научить Брыгиду покорности и отнять у нее гордость. Еще тяжелей было с Янеком, потому что он умнее, чем она. Но и так я его заставила, чтобы он поехал за Брыгидой через сугробы и, что самое удивительное, признался ей в любви. Да, да, Томаш, нелегко заполучить ребенка в нашем возрасте! Знаешь, как ее зовут?