Дмитрий Ясный - Здравствуйте, я Лена Пантелеева! (СИ)

• Название: Здравствуйте, я Лена Пантелеева! (СИ)
• Автор: Дмитрий Ясный
• Жанр: Альтернативная история

Аннотация:

Вернувшийся к рассвету - 2. Книга вторая. Здравствуйте, я Лена Пантелеева!Продолжение первого "Рассвета". Аннотации пока не будет. Морали также нет, ненормативная лексика - в меру, циничность - умеренная.

Ищущим великую идею и морализаторство, пожелание - не читать.

---

  -Все ведь верно?

  -Ох! Да, товарищ девушка, все верно!

  -Тогда мы пойдем?

  -Ага.... Да.... Иди.... Идите. До свидания, товарищ девушка.

  -Прощайте. Идем, Ли!

  Я развернулся на месте, и плотно прижимая, друг к другу бедра, засеменил из комнаты. У меня начались месячные, мать их так, долбанные месячные......

  Черт, как некстати! И где тут этот мерзкий туалет и грязно-серая вата на самодельный тампон?! 'Крылышек' тут нет еще в продаже.....

  -Лена?

  -Что Ли? А.... Не беспокойся, Ли.... Это бывает. У женщин...

  Я вымученно улыбнулся и скрылся за дверью покосившейся туалета. М-да, а ведь это проблема.... Но ничего мы, справимся. Как мне свернуть этот кусок тряпки, чтобы там не натерло? Эй, Леночка, дрянь мелкая, ты ведь мне поможешь?!

  Еле слышимый смех внутри, тень смеха.....

  -Эй, товарищ! Товарищ девушка! Э да, стой же ты, серженная!

  Чья та рука ухватила меня за рукав бекеши, чужой громкий голос волной ударил в ухо, обдавая дурной смесью табака, плохо чищеных зубов и чего-то жаренного, мясного:

  -Куда это мы спешим, красавица? Туда рано - сюда поздно! А айда-ка со мной на собрание заводской ячейки комсомольцев! Ты ведь сочувствующая, али нет?

  Я недоуменно обернулся, одновременно ведя по кругу руку и освобождая из цепких пальцев ткань одежды. В ладонь правой руки вопросительно ткнулся рукоятью верный 'люгер': 'Стрелять будем?'. Нет, пока не будем, посмотрим, что это за наглое, до потери инстинкта самосохранения, чудо нас остановило на полпути к нашему маленькому офису.

  Чудо было высоким, с носом картошкой, голубоглазым брюнетом. Кудри буйные, дня два не мытые. Румянец во всю щеку, плечи с дверной проем, пальцы узловатые, цепкие. Только на втором витке чудо поморщилось и отпустило завинтившуюся ткань.

  -Ты кто?

  -Я-то?! Я Савелий Афончин, руководитель ячейки комсомола завода АМО, бывший пулеметчик у командарма Блюхера! Меня даже в разведку дивизии взять хотели, да ранение у меня! В грудь. Аж почти в сердце. Дохтора воевать запретили. Хочешь, покажу?

  Курносое чудо приосанилось, еще шире развернуло плечи и потянулось к вороту гимнастерки.

  -Нет, не хочу. А что за собрание? И где?

  -Да тута, за углом. У нас комната в доме городских Советов. На самом заводе управа погорела и нам помещение здесь выделили. Большое такое, с пятью окнами. А на повестке у нас знаешь, какие вопросы стоят? Ух, важные вопросы! Империалистами и буржуям ультиматум писать будем! С подписями! Идем, а? У нас ребята боевые! Все комсомольцы, с наградами! И девушки тоже! Только вот таких, как ты нет.

  -Таких каких?

  Чудо по имени Савелий замялось, румянец пополз со щек на шею и скулы:

  -Ну, таких... Красивых..... Пойдем, а?

  Чудо окончательно смутилось, шумно засопело и принялось рывками чесать спутанные кудри. Почему-то не в затылке, а над правым ухом.

  Я оглянулся, словно осматривал улицу, поймал напряженный взгляд Ли стоящего чуть позади нас, отрицательно шевельнул ладонью.

  -А если я с товарищем своим пойду?

  -С каким товарищем? - Савелий подозрительно огляделся, наткнулся взглядом на внимательно глядящего на него Ли, поскучнел, совсем как зять Исаака Самуиловича, даже плечи опустил. Строго поинтересовался у моего самурая:

  -Ты свой товарищ? Пролетарий? - Ли его вопрос проигнорировал, смотря выжидающе на меня.

  -Пролетарий он. С Пермской губернии, комяк. С немцами воевал. Контужен и как ты комиссован. Контузия у него с локализацией мозговой ткани.

  -Она у него чего?

  Савелий нахмурился, а я проклял свой язык.

  -По здоровью негоден он, ясно? Припадки бывают, и слышит плохо - Ли опустил веки, давая знать, что услышал и помнит нашу договоренность на подобные случаи - с ним громко разговаривать надо.

  -Ага, понятно. А ты чего, из образованных что ли? Или из 'бывших'?

  Глаза чуда нехорошо прищурились, черты лица отвердели, рука потянулась к правому карману. Револьвер у него там, что ли? Или граната? Маузер точно не поместится, великоват. Нет, маузера там нет, просто привычка осталась. Рука чуда замерла на полпути к карману, качнула кистью, растерянно похлопала по боку.

  Я ответно прищурилась, сжав губы в тонкую полоску:

  -Из образованных. На учительницу училась. Что-то не так?

  -Да не, это нормально. Что ты училка, то хорошо, сейчас грамотными все должны быть. Время такое и наше большевистское требование! Сама - то с Поволжья никак? Говор у тебя тамошний.

  -Нет. С Томска я. Сибирячка. Так идем или нет?

  -Ага, идем.

  И мы пошли. Чудо, счастливое до ушей, впереди. Я, заинтересованный, посередине, Ли позади нас. Интересно все-таки, посмотреть на тех, кто создавал СССР, государство, которое я уничтожил.

  Мы прошли сквозь темную парадную здания, прошагали длинными коридорами мимо закрытых или распахнутых дверей, разнообразных плакатов, листов бумаги с неразборчивыми текстами на стенах, толпящихся, куда-то бегущих, спокойно курящих людей, завернули за угол и попали в длинное помещение, действительно с пятью большими окнами. Чудо по имени Савелий тут ждали. Гул голосов обхватил нас со всех сторон, смешиваясь с шумом отодвигаемых стульев, самодельных лавок, шарканьем подошв обуви разворачивающихся на встречу людей. Я шагнул за Савелием и замер, словно натолкнулся на стену. Рука невольно метнулась вниз, к угловатой надежности металла, а вторая совершенно бабьим движением прикрыла горло. Ли за спиной напрягся, почувствовав мое волнение. Я замер возле дверей, пытаясь разобраться, понять, что меня так сильно испугало. Или кто. Странно. Здесь нет ни кого с бездушным прищуром прицелившегося снайпера, никто не потирает руки и не тянет губы в глумливой улыбке в готовности выплюнуть короткую фразу: 'Вот ты и попалась!'. Здесь люди. Просто люди. Обычные молодые парни и девушки. Неуклюжие, неловкие, недоедавшие, ослабленные болезнями. Бояться их нелепо и глупо. Да, их много, но с оружием в руках я пройду это помещение насквозь и выйду обратно и тем не мене причина моего испуга именно они. Почему? Да потому что они.... Они...

  Они были разными. Высокими, низкими, худыми, одутловатыми, сутулыми, даже полными, хотя и с чего бы? Прокаленные солнцем и жаром мартенов до звона, румяные, бледные, с землистыми нездоровыми лицами. Абсолютно разные и все же похожие. Нет, взор их не горел, кулаки не сжимались в гневе и никто не вздымал над головой руки, призывая куда-то идти, что-то строить или разрушать. Не было на них и однообразных знаков, единой формы. Но вот выражение их лиц и глаза....

  Вот это у них было одинаковым. Монолитным, однородным. Цельным. И до жути напоминало овеществленный лозунг, призыв, клич, черт знает что еще, лаконичный и неимоверно насыщенный энергией. Они просто сидели, стояли, плотно сбившись шумными кучками, переговаривались, курили чудовищную по убойности воздействия на нюх смесь табака с чем-то или чистую махру, беззастенчиво чесались. Поправляли замызганные воротники рубах, грызли семечки и плевали на пол, не забывая смущенно растереть плевок подошвой обуви. Пыльной, растоптанной, забывшей, что такое сапожная вакса. Но все это сверху, снаружи, а вот внутренняя их суть....

  Честно признаться, именно она пугала меня своей непонятностью, не просчитываемостью. Если в своих анклавовцах или людей восьмидесятых мне было ясно почти все - жажда власти и наживы, страх, жестокость, банальная приспособляемость, неожиданная честность и принципиальность считывалась мной на раз, то здесь.... Здесь непонятно. Не туман, свет. Обжигающий, слепящий. Там я точно знал, кого подкупить, запугать, обмануть или не трогать, обойдя как мину с проржавевшим взрывателем, а вот эти люди.... Они меня пугали.

  Они были для меня черным ящиком, вещью в себе, потому что я не понимал их и причин, что двигали ими. Не понимал, ловя откровенно похотливый или неприязненный взгляд. Не понимал, слыша глумливый шепоток сбоку и ощущая жуткую смесь мутных, неоформленных плотских желаний. Потому что ясно осознавал, что если будет надо, то этот похотливый брюнет или вон тот доморощенный жилистый юморист молча встанут и пойдут. Пойдут туда, где могут умереть, сдохнуть от голода, замерзнуть в снегу. И ничего не спросят при этом и не попросят ничего. Просто потому что так надо. Не им, а туманным химерам по именам - светлое будущее, рабоче-крестьянское государство, партия, народ. И это пугало больше всего, ибо было настолько нелогичным, что не укладывалось в рамки, шаблоны, что услужливо подталкивало мне под руку напуганное вместе со мной сознание. Это было страшно, жутко и абсолютно неправильно для меня. Я не смог бы ими управлять, не смог повести за собой или чего ни будь добиться. Мы были разными. На всех уровнях. Биологических, духовных, черт его знает каких еще, и мне уже не казалось нелепым и смешным выражением 'пролетарское чутье'.