Лени Рифеншталь - Мемуары

• Название: Мемуары
• Автор: Лени Рифеншталь
• Издательство: Ладомир
• Жанр: Культурология
• Год: 2006
• ISBN: 5-86218-462-7

«Мемуары» Лени Рифеншталь (1902–2003), впервые переводимые на русский язык, воистину, сенсационный памятник эпохи, запечатлевший время глазами одной из талантливейших женщин XX века. Танцовщица и актриса, работавшая в начале жизненного пути с известнейшими западными актерами, она прославилась в дальнейшем как блистательный мастер документального кино, едва ли не главный классик этого жанра. Такие ее фильмы, как «Триумф воли» (1935) и «Олимпия» (1936–1938), навсегда останутся грандиозными памятниками «большого стиля» тоталитарной эпохи. Высоко ценимая Гитлером, Рифеншталь близко знала и его окружение. Геббельс, Геринг, Гиммлер и другие бонзы Третьего рейха описаны ею живо, с обилием бытовых и даже интимных подробностей.

В послевоенные годы Рифеншталь посвятила себя изучению жизни африканских племен и подводным съемкам океанической флоры и фауны. О своих экзотических увлечениях последних десятилетий она поведала во второй части книги.

---

Ближе к вечеру удалось найти крестьянина, который на небольшой телеге с сеном подвез меня наверх. Было уже темно, когда я с бьющимся сердцем стояла у двери обшарпанного здания. На светлой деревянной вывеске виднелась надпись: «Гостиница „У барашка“». Перед тем как позвонить, я сделала глубокий вдох. На звонок никто не отозвался. Дверь была заперта. Я позвонила еще раз, уже дольше. Дул ледяной ветер, от холода меня била дрожь. Никакого ответа. В отчаянии я забарабанила кулаками. Наконец дверь отворилась. На меня недружелюбно и недоверчиво смотрел пожилой мужчина.

— Я фрау Рифеншталь, — сказала я, — господин Шнеебергер просил меня приехать сюда.

Он смерил меня враждебным взглядом и грубо ответил:

— В мой дом вы не войдете!

— Вы ведь двоюродный брат Ганса? — спросила я испуганно. — Мне нужно пожить у вас две недели.

— Сожалею, — отвечал он. — Вы не войдете в мой дом. Ганс не знал, что я не сочувствую нацистам.

Выйдя из себя, я оттолкнула его в сторону, ворвалась в дом и с криком: «Ганс, Ганс!» пробежала по комнатам, распахивая все двери. Я подумала, что тут какое-то недоразумение и решила, несмотря на сопротивление хозяина, ждать и не позволить выгнать себя.

Наконец Шнеебергеры нашлись в последнем помещении — на кухне. В центре стояла Гизела. Она как фурия завопила:

— Ты здесь? С ума сошла? Ты действительно подумала, что можешь остаться у нас?

Я не находила слов и лишь беспомощно смотрела на Ганса, сидевшего в углу на корточках, закрыв голову руками. Он не решался взглянуть на меня. И это мужчина, с которым мы счастливо прожили четыре года, который в Первую мировую войну в ходе сражений в Доломитовых Альпах был одним из храбрейших бойцов, который и после нашего разрыва оставался другом и с удовольствием работал вместе со мной над «Голубым светом»! Он не проронил ни слова.

— Ганс, — воскликнула я, — помоги же мне!

Гизела встала между нами, будто собираясь защитить его, и зарычала на меня:

— Ты думаешь, мы поможем тебе? Стерва нацистская!

Она сошла с ума, подумала я, и закричала:

— Ганс, да скажи ты хоть слово! Несколько дней назад я спасла вам жизнь, но не хотела сюда приезжать, это баба твоя меня заманила…

Ганс задрожал от волнения, но не проронил ни единого слова.

Тогда я повернулась к ним спиной и замолчала. Мне еще ни разу в жизни не доводилось сталкиваться с чем-либо подобным. Эта сцена была отвратительной. Я бросила багаж и вышла из дому. В душе что-то оборвалось. Снаружи стояла мертвая тишина. Крестьянин, довезший меня сюда, давно уехал. Я медленно пошла вниз под гору и стала искать какое-нибудь пристанище на ночь. Через несколько минут мне попался пансион. «У нас все места заняты», — сообщили мне. Постучала в другой дом — тот же вопрос, такой же ответ. Третья дверь — то же самое.

Я продолжила путь вниз с горы. Может, удастся найти хоть какой-нибудь сарай, лишь бы не ночевать под открытым небом. При моем болезненном состоянии нужно было остерегаться холода, я должна идти, пока хватит сил.

Тут ко мне неожиданно подошел незнакомый мужчина.

— Фрау Рифеншталь?

Я произнесла лишь:

— Да!

— Не знаю, помните ли вы меня, но мы знакомы, однажды я делал работу для вас. И вот услышал, что вы ищете пристанище, идемте, я помогу!

Он взял меня за руку и сказал, что у него есть небольшая комната, которую я могу занять, сам-то он уж где-нибудь устроится.

Потом он поговорил с хозяином, и мне разрешили остаться на ночь.

Первые аресты

На следующее утро я отправилась назад в долину, в Майрхофен. С собой у меня была лишь косметичка, в которой лежали лекарства, да немного денег, остальной багаж пришлось пока оставить у Шнеебергера. Там находились оригиналы негативов фильмов об Олимпиаде, но в тогдашнем моем состоянии все это потеряло всякий смысл. Я хотела лишь одного — возвратиться к матери.

По дороге удалось сесть в крестьянскую повозку, битком набитую мужчинами в штатском. Примерно через час нас остановили американцы: «Предъявите документы!» Я тоже показала необходимые бумаги. Потом они приказали всем сойти с повозки и следовать за ними. Нас привели в лагерь, устроенный в чистом поле в нескольких километрах от дороги. Мы были арестованы.

Первыми мне помогли австрийские коммунисты. Они узнали меня и были настроены очень дружелюбно. Я облегченно вздохнула и поблагодарила их, когда они поделились со мной кое-какими продуктами. Мало-помалу я стала оживать, больше не чувствовала себя такой одинокой, мы разговаривали друг с другом как здравомыслящие люди, без ненависти и неприязненных чувств. Коммунисты заботились обо мне, познакомили с лагерной жизнью, рассказали, где можно кое-что достать и от чего лучше держаться подальше. Показали дыру в ограждении, которая их самих не так уж и интересовала, так как еды здесь давали достаточно. Но меня эта дыра привлекла больше всего, и уже на следующее утро я сбежала. Это был мой первый побег. Однако свобода продлилась всего несколько часов. Меня снова задержали американцы и поместили в другой лагерь. Поскольку и он плохо охранялся, я снова бежала.

В третий раз меня взяли в плен неподалеку от Куфштайна.[354] Здесь я пробыла несколько дней, чтобы наесться досыта и набраться сил. Удивительно, насколько небрежно и легкомысленно охраняли американцы пленных. Снова сбежав, я отправилась в путь пешком, хотя давалось мне это все с большим трудом. Колонны на дорогах становились плотнее, джипы и танки двигались со скоростью пешехода. Я совершенно выбилась из сил. Но до дома Зеебихлей было недалеко. Вёргль остался уже позади. Теперь до цели было всего 25 километров. Ноги стерлись в кровь, каждый шаг давался с болью. Около одного крестьянского дома я остановилась, увидев у входа велосипед. Каким было бы облегчением поехать дальше на велосипеде, подумала я, и тут же вспомнила о дорожном происшествии при первой своей попытке научиться ездить. Однако в данный момент это казалось единственной возможностью добраться до дому. Я вступила в переговоры с хозяйкой, но та ни за что не хотела расставаться с велосипедом, даже за деньги. Заметив, что крестьянка с восхищением рассматривает мою сумочку из крокодиловой кожи, я предложила обменяться, и та согласилась. Сделав для пробы несколько кругов перед крестьянским домом, я отважилась выехать на шоссе. Виляя, проезжала мимо грузовиков и джипов. Желание вновь увидеть мать пересиливало страх.

Когда от небольшой железнодорожной станции Шварцзее я направила велосипед вверх по узкой дороге к своему дому, у меня бешено заколотилось сердце. На крыше развевался американский флаг. Ставни были открыты. Я медлила входить в дом. В коридоре навстречу вышел американский майор, поприветствовавший меня настолько любезно, что страхи тут же пропали.

— Фрау Рифеншталь? — на ломаном немецком спросил он. — Мы давно уже ждем вас.

Американец вошел со мной в комнату и предложил присесть.

— Моя фамилия Меденбах, я рад познакомиться с вами, — сказал он с улыбкой. — Вам нет необходимости говорить на английском, я хорошо понимаю по-немецки: некоторое время учился в Вене.

И это были наши враги? Я вспомнила «друзей» — немцев Шнеебергеров. Видя мое беспокойство, офицер успокаивающе произнес:

— Вам нечего опасаться, хотя мы и конфисковали ваш дом, но, по счастью, все вещи остались в целости и сохранности. Нам только пришлось всех, кто здесь жил, переселить в другое помещение.

Я все не решалась спросить о матери, но майор Меденбах понял, что меня тревожит.

— Вашу мать и всех людей, которые жили в доме, мы разместили в нескольких километрах отсюда в имении, принадлежавшем семейству Риббентроп. Вам знакомо это место?

Я ответила отрицательно и недоверчиво переспросила:

— Моя мать жива и находится недалеко отсюда?

Он кивнул:

— С ней все в порядке.

И тут у меня сдали нервы: нахлынувшая радость, пережитые шоки, тяготы, череда дней, когда приходилось идти пешком, — я разрыдалась. Майор положил мне на плечо руку и произнес:

— Успокойтесь, для вас есть еще одна новость, хорошая.

Возникла пауза. Американец выждал, пока я перестала плакать, потом проговорил осторожно:

— Ваш муж тоже жив.

Пораженная, я уставилась на него. Петер жив — это не укладывалось в голове. Меня вновь стали сотрясать рыдания, я ревела и уже никак не могла остановиться.

— Да успокойтесь же вы, успокойтесь, — уговаривал меня Меденбах.

Потом я узнала, что он освободил мужа из лагеря военнопленных и устроил к себе шофером. Петер находился сейчас вместе с моей матерью в имении.

Майор вывел меня из дому, усадил в джип и повез вверх по незнакомой лесной дороге. Проехав несколько километров, мы остановились перед комплексом невысоких строений, расположившихся на лесной поляне, — это было владение семьи Риббентроп. Сначала я оказалась в объятиях матери, потом мужа. Все это походило на сказку.