Александр Дюма - Жозеф Бальзамо. Том 2

• Название: Жозеф Бальзамо. Том 2
• Автор: Александр Дюма
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1992
• ISBN: 5-85834-028-8 (т. 2); 5-85834-027-х

В авантюрном романе Александра Дюма (1849), основанном на подлинных исторических фактах, повествуется о событиях, предшествовавших Великой французской революции, о последних годах правления Людовика XV — начале царствования Людовика XVI и Марии-Антуанетты. В центре романа — образ таинственного графа Калиостро (он же Жозеф Бальзамо), великого магистра, руководящего скрытыми силами французского общества. Это первый роман серии «Записки врача», в которую входят «Ожерелье королевы», «Анж Питу», «Графиня де Шарни».

---

Обметая пыль, Николь для забавы помурлыкала то же, что они, чем развеселила учителей, а хористы начали безнаказанно фальшивить.

Однако такое времяпрепровождение недолго утоляло притязаниям м-ль Николь; наглядевшись на то, как ученики и учителя ссорятся и сбиваются с такта, девушка перешла к осмотру верхнего этажа; все его окна были затворены. Впрочем, этот этаж представлял собой мансарду.

Николь снова принялась вытирать пыль; но мгновение спустя окошко одной из мансард приоткрылось, словно повинуясь какому-то механизму, потому что в нем никого не было видно.

Но кто-то же отворил его, надо думать! Этот человек заметил Николь и теперь продолжал ее разглядывать — большая дерзость с его стороны!

По крайней мере такая мысль пришла в голову Николь. Желая увидеть лицо дерзкого наблюдателя, она, сама прилежная наблюдательница, то и дело прерывала уборку, подбегала к окну и поглядывала на мансарду, похожую на открытое око, которое самым неуважительным образом лишало ее своего взгляда ввиду отсутствия зрачка. Один раз ей показалось, что кто-то, завидев ее, отпрянул от окна, но поверить в это было трудно, поэтому она и не поверила.

В другой раз она успела подскочить к окну так быстро, что застала незнакомца врасплох и была почти уверена, что рассмотрела его спину.

Затем Николь пустилась на хитрость: распахнула окошко пошире, чтобы не вызывать никаких подозрений, а сама спряталась за занавеску.

Ждать пришлось недолго, и наконец показались черные волосы, потом дрожащие руки и вся боязливо согнутая в три погибели фигура человека, который поднял голову, так что лицо его было ясно видно, и тут Николь чуть не хлопнулась на пол и измяла всю занавеску.

Из окна мансарды выглядывал г-н Жильбер собственной персоной.

Заметив, как трепыхается занавеска, Жильбер понял, что его перехитрили, и спрятался.

Более того, окно мансарды затворилось.

Несомненно, Жильбер видел Николь; он был вне себя от изумления. Он хотел убедиться в том, что это в самом деле она, его заклятый враг; когда же он заметил, что обнаружен, то спасся бегством, вне себя от ярости и смущения.

По крайней мере Николь объяснила себе все, что произошло, именно так — и не ошиблась; объяснение было вполне правдоподобно.

В самом деле, Жильбер предпочел бы лучше видеть черта с рогами, чем Николь; с появлением этой бдительной наблюдательницы ему стали мерещиться всякие страхи. В глубине его души еще таилась ревность; она знала его тайну, тайну сада на улице Цапли.

Жильбер удрал смущенный, но, помимо смущения, его терзала ярость; он грыз себе пальцы от злости.

— Какая мне теперь польза от моего дурацкого открытия, которым я так гордился! Ну был у Николь любовник, но ведь это дело прошлое, за это ее отсюда не прогонят; а вот если она расскажет о том, чем я занимался на улице Цапли, меня за это могут изгнать из Трианона. Значит, не она у меня в руках, а я у нее. А, чтоб ей сквозь землю провалиться!

И от ненависти, подогреваемой чудовищным самолюбием, кровь закипала у Жильбера в жилах.

Ему мнилось, что, войдя в комнату Андреа, Николь спугнула оттуда все его блаженные грезы, которые слетались туда всякий день вместе с его вздохами, пылкой любовью и цветами. Почему до сих пор Жильбер не вспоминал о Николь — потому ли, что мысли его были заняты совсем другим, или он гнал от себя это воспоминание, внушавшее ему слишком сильный страх? Трудно сказать. Однако мы можем с уверенностью утверждать, что появление Николь было для него весьма неприятным сюрпризом.

Он прекрасно понимал, что рано или поздно у них с Николь начнется война; но как человек осторожный и дипломатичный не хотел начинать эту войну прежде, чем сумеет вести ее энергично и успешно.

Он решил, что не будет подавать признаков жизни до тех пор, пока случай не даст ему в руки благоприятную возможность воскреснуть или покуда Николь по слабости либо по необходимости не совершит какого-нибудь промаха и не утратит, таким образом, своих преимуществ.

А поэтому он по-прежнему прилежно высматривал и подслушивал все, что касалось Андреа, а сам постоянно держался начеку; он ухитрялся следить за всем, что творилось в первой комнате по коридору, никогда не попадаясь Николь на глаза в садах.

Николь на свою беду не могла похвастать безупречным поведением, и хотя теперь придраться было не к чему, но в прошлом за ней водились грешки, что делало ее нынешнее положение достаточно шатким.

Вот что произошло на исходе первой недели. Жильбер, ведя наблюдение по вечерам и по ночам, в конце концов заметил, как за решеткой мелькнул плюмаж, который был ему уже немного знаком. Обладатель плюмажа служил для Николь неиссякаемым источником развлечений, потому что это был не кто иной, как г-н Босир, который вслед за двором перебрался из Парижа в Трианон.

Николь долго оставалась непреклонна, долго заставляла г-на Босира то дрожать на холоде, то жариться на солнцепеке, и столь добродетельное поведение приводило Жильбера в отчаяние; но в один прекрасный вечер мимика г-на Босира оказалась, видно, еще красноречивее, чем всегда, и Николь была ею покорена. Пока Андреа обедала в павильоне с г-жой де Ноайль, Николь ускользнула к г-ну Босиру, помогавшему своему другу, смотрителю конюшен, объезжать ирландскую лошадку.

Со двора они ускользнули в сад, из сада — в тенистую аллею, которая вела в Версаль.

Жильбер крался за влюбленной парочкой со свирепой яростью тигра, идущего по следу. Он ловил каждый шаг, каждый вздох, запоминал наизусть каждое долетавшее до него слово, и, судя по всему, результаты его порадовали, поскольку на другой день, отбросив всякую стеснительность, он как ни в чем не бывало маячил в окошке, мурлыча песенку и с вызовом поглядывая на Николь.

Горничная штопала вышитую шелковую митенку, принадлежавшую ее госпоже; при звуках песенки она подняла голову и увидела Жильбера.

Поначалу она скорчила пренебрежительную гримаску, но глядела при этом весьма кисло и с нескрываемой злобой. Однако Жильбер встретил этот взгляд и эту гримаску такой странной улыбкой, держался и напевал до того вызывающе, что Николь опустила голову и зарделась.

«Она поняла, — сказал себе Жильбер, — а мне это и нужно».

С тех пор он продолжал ту же игру, и Николь жила в непрерывном страхе; в конце концов она стала мечтать о встрече с Жильбером, желая развеять опасения, которые поселяли в ней насмешливые взгляды юного садовника.

Жильбер заметил, что она ищет встречи. Трудно было не догадаться, почему у окна раздается сухое покашливание всякий раз, когда Николь знает, что он у себя, и почему она принимается сновать по коридору взад и вперед, когда ему надо войти или выйти.

Он пережил счастливый миг торжества, приписывая победу исключительно силе своего характера и благоразумной линии поведения. Николь так старательно его караулила, что однажды подстерегла, когда он взбирался к себе по лестнице; она окликнула молодого человека, но он не отозвался.

Любопытство или страх толкали девушку все дальше: однажды вечером она скинула свои хорошенькие домашние туфли на каблучках, которые донашивала после госпожи, и, дрожа, поспешно юркнула под навес, где таилась дверь, ведущая к Жильберу.

Было еще довольно светло, и юноша, заметивший намерение Николь, мог рассмотреть ее сквозь щели в досках.

Она постучалась к нему в дверь, прекрасно зная, что он у себя в комнате.

Жильбер не отвечал.

Между тем такое искушение было для него весьма опасно. Теперь она прибежала к нему просить пощады, и он мог безнаказанно унизить ее. Он был одинок; каждую ночь его мучили и обжигали воспоминания о Таверне; он не в силах был отвести глаза от двери, любуясь соблазнительной красотой этой очаровательницы; упоенный преждевременным сознанием своей победы, он уже занес руку, чтобы отодвинуть засов, на который с привычной предусмотрительностью и опаской запер дверь, чтобы никто не застиг его врасплох.

Но тут он сказал себе: «Нет, нет! Это все голый расчет с ее стороны: ее привели ко мне страх или корысть. Значит, если я отворю, она на этом что-нибудь выиграет — и кто знает, каков будет мой проигрыш?»

С этими словами он отдернул руку от засова. Николь постучалась еще два-три раза и удалилась, нахмурив брови.

Итак, Жильбер сохранил все свои преимущества; теперь Николь удвоила хитрость, чтобы не до конца растерять свои. В конце концов все маневры и уловки свелись к тому, что обе воюющие стороны случайно столкнулись однажды вечером у входа в часовню и обменялись следующими словами:

— Добрый вечер, господин Жильбер! Смотрите-ка, и вы здесь!

— Добрый вечер, мадемуазель Николь! Оказывается, вы тоже в Трианоне?

— Как видите! Я горничная барышни.

— А я младший садовник.

Засим Николь сделала Жильберу реверанс по всем правилам, а он отдал ей поклон как истый придворный, и они расстались.