Г. Котницкий - Закон благодарности

• Название: Закон благодарности
• Автор: Г. Котницкий
• Издательство: Магаданское книжное издательство
• Жанр: Современная проза
• Год: 1988

В повести, давшей название книге, автор поведал о преданности и верности собаки, о сердечной привязанности к ней человека — начальника полярной станции, личная жизнь которого не сложилась.

Темы рассказов — мужество полярных летчиков, жестокость людей, одержимых охотничьим азартом, ответственность родителей за судьбы детей.

---

А Петр Данилович все не выходил из домика.

Дик почувствовал, что вокруг что-то изменилось. И не потому, что меньше стало людей на берегу и задымил готовый сняться с якорей пароход. Далеко на горизонте, где белесое небо сливалось с океаном, появилось темное пятно, стали отчетливо заметны над спокойной водой острые верхушки айсбергов. Дик чувствовал, что его словно бы начинает прижимать к земле какая-то неведомая сила. Так бывало всегда перед бурей. Собаки узнавали об этом раньше людей и искали укрытия в тамбуре бани или пытались проникнуть в дом.

Но сейчас почему-то раньше собак забеспокоились люди. Нисколько человек выбежали из домика, сели в шлюпку и направились к пароходу. Петра Даниловича с ними не было, и Дик проводил их равнодушным взглядом.

Вскоре шлюпка вернулась. Из нее вышел новый, еще не бывавший на берегу человек, пахнущий чем-то раздражающим и непонятным, с чемоданчиком в руке. Дик проводил его в домик поворотом головы, томясь догадками.

Что предстоит ухудшение погоды — это ему было понятно и не страшно. Не раз уже бывало так в природе: почернеет небо, среди лета сыпанет вдруг колючий снег, навалится лохматый туман, и станет хуже, чем зимой, потому что шерсть мокрая, и все вокруг мокрое, и пробирает до костей озноб. Но потом разойдутся тучи, обогреет землю солнце, и повалит теплый пар от земли, от собак, от камней. У людей ухудшение погоды обычно беспокойства не вызывало — они закрывались в домике и грелись у огня. А тут вдруг и люди забеспокоились. Непонятно. Правда, это новые люди, они еще — не привыкли к жизни на острове. Но среди них находится хозяин, он, наверное, рассказал, как надо себя вести.

А может быть, с ним что-то случилось? Нет. Это бы Дик почувствовал, будь у домика стены и в десять раз толще. Он каким-то, только ему понятным образом улавливал отзвук шагов Петра Даниловича. Правда, шаги эти были не такие, как всегда, но это были его шаги.

Прошло довольно много времени, пока из домика вновь вышли люди. С ними был и Петр Данилович. Два человека несли третьего, уложенного на носилки. По запаху Дик уловил, что это тот — беловолосый, и обрадовался: неприятного ему человека уносят. Он слегка приподнялся и, вопросительно поглядев на Петра Даниловича, чуть вильнул хвостом, как бы спрашивая: «Все в порядке, теперь ты останешься со мной?!»

Петр Данилович прошел, не заметив, о чем его спрашивает Дик.

Шлюпка с носилками направилась к пароходу. В нее сел и Петр Данилович. Дик в последний момент, увидев, что он перекидывает ногу через борт, бросился к нему и успел ткнуться на прощание носом в ладонь хозяина.

— Не беспокойся, я вернусь! — произнес чуть слышно Петр Данилович, но Дик все понял: хозяин отправляется на пароход только на время, как бывало и раньше.

Он вильнул понимающе хвостом, постоял на берегу, пока шлюпка не отошла на приличное расстояние, и только теперь почувствовал, что голоден, что со вчерашнего дня ничего не ел. Он вернулся на пригорок, подобрал лежавшую там до сих пор кость, пошел с ней к берегу и лег, наблюдая за теплоходом.

Небо на севере становилось темнее. На этом фоне еще белее казался снег на склонах пологих сопок и в распадках, ослепительно сверкали кружившие вокруг острова ледяные глыбы айсбергов.

Пароход сопел все сильнее, хотя дым из трубы почти совсем не шел. Но Дик не беспокоился. Он видел, что шлюпка покачивается на воде у борта, — значит, пойдет еще назад.

И точно. Вот в нее спустились люди, чихнул раз-другой мотор, и шлюпка понеслась — только белый бурунчик замелькал на потемневшей воде.

Сойдя на берег, Петр Данилович почесал между ушами радостно бросившегося к нему Дика и грустно сказал:

— Вот так-то, брат! Видно, не судьба мне уезжать — приступ случился у моего сменщика. Что ж, пойду распаковывать вещи.

Дик, чувствуя настроение хозяина, лег перед дверью, положив большую умную голову на мощные лапы. Потом, вспомнив о сахарной кости, пошел, взял ее в зубы, принес к домику и начал грызть.

Пароход дал три гудка. Прибывшие на остров зимовщики повыскакивали из домика кто в чем был, начали махать руками, кричать:

— Счастливого плавания!

Севрин провожать пароход не вышел.

Лязгнули якорные цепи, пароход развернулся и стал уходить. Оставшиеся на острове занялись обычными делами: носили ящики, катали бочки.

Вскоре налетел ветер, повалил снег, закружился в дикой пляске. Потом его сменил дождь.

3

И снова на острове потекла привычная жизнь.

Солнце показывалось реже и реже, небо все чаще заволакивали тучи, то и дело в воздухе порхали снежинки.

У Петра Даниловича Севрина появилась новая привычка. О» стал уходить далеко от станции, на самую оконечность вдающегося в океан мыса, садился там на выброшенный морем ящик и курил без конца свою трубку.

Глухо шумел океан, взламывая, кроша и перемалывая ледовую пленку. Шуршала о камни шуга, изредка пролетали к югу запоздалые птицы.

Дик сопровождал Севрина в этих прогулках. Он быстро запомнил место, где любил сидеть в задумчивости Петр Данилович, весело бежал впереди, успевая порыться и в норах леммингов и за назойливыми чайками погоняться.

Набегавшись вдоволь, Дик ложился у ног хозяина, внимательно смотрел, как тот попыхивает трубкой. После отплытия парохода Севрин перестал бриться, и у него отросла черная с проседью борода. О чем думал хозяин, Дик не знал, но чувствовал, что думы эти нелегкие, и старался заглянуть в его глаза, словно надеясь прочитать в них, что так беспокоит хозяина. А Петр Данилович изливал перед ним душу, говорил как с человеком, умеющим слушать:

— Трудно ей, конечно, я знаю. Годы-то уходят, а я здесь кукую. Когда моего сменщика скрутило, я сразу понял, что не доведется в этом году уехать: из нового состава зимовщиков никто не мог заменить начальника станции. Это еще хорошо, что беда случилась, а пароход не ушел, и я на месте. Запросили по радио управление, там, понятно, паника. Оказывается, этот парень скрыл, что с ним такое уже случалось. Попросили меня пока остаться, ввести в курс дела новую смену. А с угольщиком пообещали прислать сменщика. Вот такие-то дела, друг!

Дик, казалось, понимал, слушал внимательно. Словно какая-то невидимая нить все прочнее связывала собаку и человека. Дик равнодушно взирал на то, что в собачьей стае все больше верховодит молодой черный пес Тур. Правда, Дик, возвращаясь после прогулок с хозяином, наводил порядок, ставил Тура на место. Дик пока был полон сил и мог поспорить с Туром. До участи Джека ему было еще далеко. Но бороться за власть не хотелось, и сама эта власть казалась ему сейчас ненужной. Дик целыми часами готов был лежать у ног Петра Даниловича и слушать его негромкий хрипловатый голос.

Петр Данилович, выкурив одну трубку, долго и старательно выколачивал ее о каблук, выковыривал пепел щепочкой, затем набивал трубку свежим табаком, уминал большим пальцем, раскуривал, весь окутавшись крепким пахучим дымом, запах которого Дику нравился все больше. Хозяин почесывал у Дика между ушами и, посасывая трубку, отчего в ней булькало и хрипело, продолжал:

— Но надежды на смену в этом году, брат, зыбки. Так что позимуем еще мы с тобой. Снежок ляжет, на охоту съездим. А что? Волосы рвать на голове — не поможет. Вылезти на сопку и «караул!» закричать — никто не услышит. Придется ждать… А она, брат, ждать не хочет. Писем-то пришло от нее всего несколько штук. А в прошлом году — пачка целая!

Помолчав, побулькав и похрипев трубкой, Петр Данилович говорил:

— Но и ее понять можно — она ждала меня. А ей вместо мужа телеграмма из управления должна прийти, что ввиду сложившихся обстоятельств я задерживаюсь на станции… Я ей даже письма не послал. Те, что зимой писал, здесь остались. В чемодан положил, думал, приеду, будем распечатывать и читать их вместе. А потом, как закрутилось все это, я и забыл про них. Ребята, правда, обещали заехать домой, рассказать, но разве этим ее утешишь? Она, понимаешь, пишет, что уже на улицу перестала с дочкой выходить, так как Аленка спрашивает, где папа, почему все дети с папами гуляют, а она без. А там еще теща подзуживает: вот-де выбрала себе муженька — годами где-то пропадает. Ни вдова, ни мужняя жена… Свихнуться, брат, запросто можно. Город — это тебе не Арктика, соблазнов много, а для молодой женщины особенно. Только на улицу выйдет, уже какой-нибудь хахаль пристраивается.

Петр Данилович замолкал, переставал даже сосать свою трубку. Дик задремывал рядом с ним и просыпался от того, что хозяин начинал выколачивать трубку о каблук.

Короткое арктическое лето стремительно шло на убыль. Быстро отцвели и успели дать семена цветы, пожухла трава, в ней обозначились тропы, пробитые леммингами. Совсем коротким стал день. Если раньше Петр Данилович возвращался с берега океана засветло, то сейчас непроглядная тьма часто заставала его и Дика там. Очнется хозяин от своих нелегких дум, его четвероногий спутник от чуткого полусна, а кругом — хоть глаз коли.