Вольфганг Леонгард - Революция отвергает своих детей

• Название: Революция отвергает своих детей
• Автор: Вольфганг Леонгард
• Издательство: Overseas Publications Interchange Ltd
• Жанр: История
• Год: 1984
• ISBN: 0-903868-66-0

В этой книге описываются все мои впечатления и переживания за время десятилетнего пребывания в Советском Союзе (1935—1945) и за время моей четырехлетней деятельности в центральном аппарате руководства СЕПГ (1945—1949); в этой книге рассказывается о советских школах и университетах, о студентах и комсомольцах, о первых днях войны, заставшей меня в Москве, и о жизни в военное время в Караганде; об обучении членов иностранных компартий в школе Коминтерна и о Национальном комитете «Свободная Германия», а также о «группе Ульбрихта» в мае 1945 года; о первых шагах советской политики в послевоенной Германии, о построении советско–зональной государственной системы и о партии, которая сегодня как государственная партия определяет в советской зоне судьбу восемнадцати миллионов человек.

Эта книга родилась, однако, не только из стремления рассказать о некоторых мало известных сторонах сталинской системы и советской политики в Германии, а главным образом из желания показать людям несоветского мира, что думает и чувствует новое поколение обученных партийных деятелей восточного блока, к каким оно приходит решениям и в чем проявляется его критическое мышление. Я пытаюсь при этом, вполне сознательно, так описывать встречи и дискуссии, события и переживания, как они тогда воспринимались, оценивались и продумывались. Только таким образом, кажется мне, станет западному читателю понятно, что означает для человека разрыв со сталинизмом, если он вырос на теориях этого учения. Мое решение — результат многолетнего мучительного процесса сомнений и оправданий, угрызений совести и построения теорий для ее успокоения. Но когда решение принято — возврата больше нет. Тогда даже в состоянии тяжелого внутреннего конфликта, человек неудержимо движется к решающей грани, переход которой окончательно срывает пелену сталинизма с облика мира в его душе.

---

Мое заявление передавалось Белградским радио на двенадцати языках — по–немецки, по–английски и по–русски я прочел его сам, — а на другой день оно появилось во всех югославских газетах. Только тогда мой успешный побег стал известен общественности. Последовали первые отклики: в Западной Германии в журнале «Шпигель» (№ 6, 1949), в восточной — в виде заявления руководства СЕПГ.

По «Шпигелю» Политбюро СЕПГ «не успело еще уяснить себе, как должна высказаться восточногерманская печать, когда беглец уже вышел в эфир: «Говорит радио Белград. Мы передаем на немецком языке заявление эмигрировавшего в Югославию журналиста и доцента Вольфганга Леонгарда из Берлина». И молодой задира выставил закоснелым заклинателям из Клейн–Махнова свидетельство в тупости. «Не только через Москву ведет путь к подлинному коммунизму… Резолюция Бюро Коминформа о положении в компартии Югославии гнуснейшая клевета».

Иначе повело себя руководство СЕПГ в Восточном Берлине. 26 апреля Политбюро СЕПГ опубликовало заявление по поводу моего бегства — факт относительно редкий в истории этой партии.

В нем было сказано, что я занимался «антипартийной деятельностью» и «был агентом югославской военной миссии». На вопрос, почему я бежал из советской оккупационной зоны в Югославию Политбюро ответило крайне просто: «Со своим агентом, — то есть со мной, — расплачивались сигаретами и пищевыми продуктами».

Когда я читал в Белграде это заявление, напечатанное в центральном органе СЕПГ, газете «Нойес Дойтчланд», мне не было ни смешно, ни обидно. Это меня просто больше не касалось. Я был не только физически, но и духовно заодно с югославами.

В качестве первого беженца из лагеря социализма я часто встречался с югославскими ответработниками, характерные черты которых уже сами по себе производили на меня глубокое впечатление прежде всего своей общительностью, международным опытом, самостоятельностью и критическим мышлением. Они были совсем иными, непохожими на тех. партийцев, с которыми я был знаком в сталинском СССР и в ульбрихтовской зоне советской оккупации!

Это впечатление укреплялось вместе с начинающимися преобразованиями общественного строя. Именно под давлением внешних и внутренних трудностей югославский политический режим становился гибче и либеральней. Увеличившаяся независимость от Москвы сопровождалась широчайшим переосмыслением прежних и рождением новых понятий.

Место сталинского централизма в хозяйстве заняла децентрализация; вместо сталинского требования «социалистического реализма» в искусстве и литературе началась выработка разнообразнейших стилей, форм, тем и концепций. «Иной путь к социализму» стал уже не только теорией, но и практической реальностью. С каждым новым месяцем самостоятельного развития различия между Югославией и Советским Союзом выступали все ярче.

В начале мая 1950 года в одной из своих статей я подытожил эти различия в виде следующих констатации:

«В Советском Союзе после социалистической революции развитие пошло в направлении сверхцентрализации хозяйства, образования экономически и политически привилегированного слоя, далекоидущего ущемления самоуправления, ограничения участия рабочих в управлении производством, а крестьян в управлении колхозами, зажима прав национальных меньшинств, сужения возможностей научного и художественного творчества, что привело к образованию российского национализма и ко многим другим явлениям в хозяйственной, политической и культурной жизни, весьма далеким от целей, за которые проливали свою кровь борцы 1917 года.

В новой Югославии идет процесс децентрализации экономики, укрепления самоуправления, усиливающегося участия рабочих в управлении производством, а крестьян — их трудовыми содружествами, расширения прав национальностей и развития свободной научной и художественной деятельности» («Новая Югославия», Белград, № 16,10 мая 1950 г.).

Несколько дней спустя, — я к этому времени уже более года жил в Югославии, — Тито пригласил меня в Дединье. Был ясный летний день, и Тито предложил мне вести беседу в саду. Я начал было говорить с ним по–русски, но он с улыбкой остановил меня: «Говорите лучше по–немецки», — сказал он с легким австрийским акцентом. В ходе этой беседы Тито обратил мое внимание на то, что проведенные до того реформы были еще далеко не достаточны. Пора уже от государственного хозяйствования перейти к первоначальной марксовой концепции «ассоциации свободных: производителей». Хозяйство социалистической страны должно было бы, — как высказался Тито в нашей беседе в мае 1950 года, — направляться не сверху государственной плановой комиссией через директоров предприятий, а свободно избираемыми рабочими советами на фабриках, заводах, на всех предприятиях. «Мы готовим важные перемены в этом направлении», — добавил он. Когда же я стал спрашивать о некоторых теоретических деталях, он улыбаясь, ответил со скромностью, которая произвела на меня глубокое впечатление: «Об этом поговорите лучше как‑нибудь с товарищем Карделем, он особенно хорошо разбирается в этих вопросах».

Тито переменил тему и стал расспрашивать меня о впечатлениях от Югославии. Из моих ответов он заключил, что кроме Белграда, в котором я тогда жил, я познакомился лишь немного с Хорватией и Словенией. Он был удивлен, почти смущен: «Вы непременно должны познакомиться с югом нашей страны, с Черногорией н Македонией». С привычной мне тогда дисциплинированностью я отказался: «Увы, это невозможно, ведь я на постоянной работе в Белградском радио». Тито засмеялся: «Ну, может быть это все‑таки можно устроить», — сказал он мне на прощанье.

Вскоре после этого радио Белград дало мне отпуск, и я посетил Черногорию и Македонию. Там 26 июня 1950 года я узнал о введении рабочих советов в Югославии. На эту тему велись повсюду горячие споры, и уже несколько недель спустя я посетил организации и предприятия, в которых тайным голосованием были избраны рабочие советы. На отпечатанных для этого избирательных бюллетенях я увидел вдвое больше кандидатов, чем нужно было избрать. В первый раз в жизни я наблюдал выборы не по предписанному сверху единому списку.

В передачах Белградского радио на немецком языке я старался описать это развитие и получал иногда одобрительные письма от слушателей. В первую очередь заявили о себе разочарованные работники и члены западногерманской компартии, которые, подобно мне, отвергали линию покорности КПСС и видели в Югославии новую привлекательную модель социализма. Очень скоро к нам стал просачиваться слух, что кое‑кто из исключенных собирается создать собственную организацию, независимую марксистскую партию. Это было для меня знаком, что новые целепостановки вышли далеко за пределы Югославии.

Полтора года, которые я провел в Югославии, — с марта 1949 по ноябрь 1950, — произвели на меня глубокое положительное впечатление. Как и прежде я был убежден, что югославские коммунисты имеют исторические заслуги: они не только освободили свою страну сначала от фашистской оккупации, а затем — от господства Москвы, но пошли новыми путями и представили миру полновесную альтернативу к сталинскому коммунизму. Они дали таким образом толчок другим компартиям, которые, — каждая на свой лад, — последовали их примеру и положили основание движению, которое сегодня, через три десятка лет, получило название «еврокоммунизма».

Все это не значит, что я отношусь некритически к развитию Югославии, особенно в последнем десятилетии. Без сомнения в ходе этого развития — как и следовало ожидать — было совершено немало ошибок; больше того, случались и серьезные провалы, отчасти даже и возвраты к бюрократическим формам мышления и деятельности. В моих глазах, однако, это не уменьшает значения югославской самостоятельности и произведенных преобразований.

И чтобы ответить попутно на часто задаваемый мне вопрос, скажу, что когда в начале ноября 1950 года я перебрался из Югославии в ФРГ, то это был не «отход», но вывод из сложившегося у меня убеждения, что как немецкоязычному публицисту мне надо работать в немецкоязычной стране.

Моя жизнь в Западной Германии поначалу была нелегкой. Многое было и не могло не быть мне чрезвычайно чуждым, не только, как это часто описывают, громадный выбор товаров, но, прежде всего, совершенно иные представления и формы мышления и, что меня довольно сильно пугало, широко распространенное незнание и непонимание того, что творится в социалистическом мире. В качестве беженца и безродного левого интеллигента, при постоянных нападках с Востока и недоверчивой критичности с Запада, жить было не просто. Об одиночестве и изолированности беженцев из другой части Германии написано уже немало; в начале 50–х годов им было без сомнения еще труднее, чем сегодня.

В этом отношении мне, во всяком случае, повезло: я очень скоро смог присоединиться к людям, прошедшим аналогичный путь развития, издававшим в 1950—51 годах в Дюссельдорфе независимую социалистическую газету «Фрейе Трибюне» и готовившимся создать новую, совершенно независимую от Москвы левую партию. В пасхальные дни 1951 года на привлекшем тогда большое внимание учредительном съезде в Вормсе была основана «Независимая Рабочая Партия Германии». К съезду прибыли грузовики с ребятами из восточногерманского Союза Свободной Немецкой Молодежи с задачей штурмовать съезд и воспрепятствовать таким образом учреждению партии. С другой стороны, на съезде присутствовали видные журналисты, обеспечившие новорожденной партии во всем мире известность, далеко превосходящую наличное влияние тогдашней карликовой организации. Хоть Независимая Рабочая Партия оказалась лишь эпизодом в истории ФРГ, — только в Вормсе она была представлена одно время в городском совете, — она была, тем не менее, не совсем уж незначительным камешком на мозаичном пути отречения от сталинизма и поиска альтернативных решений, а, следовательно, и шагом в направлении того течения, которое получило теперь название «еврокоммунизма». Перечитывая сегодня заявления НРПГ 1951—1952 годов, удивляешься, находя в них мысли, которые для современного «еврокоммунизма» кажутся сами собой разумеющимися.