Вольфганг Леонгард - Революция отвергает своих детей

• Название: Революция отвергает своих детей
• Автор: Вольфганг Леонгард
• Издательство: Overseas Publications Interchange Ltd
• Жанр: История
• Год: 1984
• ISBN: 0-903868-66-0

В этой книге описываются все мои впечатления и переживания за время десятилетнего пребывания в Советском Союзе (1935—1945) и за время моей четырехлетней деятельности в центральном аппарате руководства СЕПГ (1945—1949); в этой книге рассказывается о советских школах и университетах, о студентах и комсомольцах, о первых днях войны, заставшей меня в Москве, и о жизни в военное время в Караганде; об обучении членов иностранных компартий в школе Коминтерна и о Национальном комитете «Свободная Германия», а также о «группе Ульбрихта» в мае 1945 года; о первых шагах советской политики в послевоенной Германии, о построении советско–зональной государственной системы и о партии, которая сегодня как государственная партия определяет в советской зоне судьбу восемнадцати миллионов человек.

Эта книга родилась, однако, не только из стремления рассказать о некоторых мало известных сторонах сталинской системы и советской политики в Германии, а главным образом из желания показать людям несоветского мира, что думает и чувствует новое поколение обученных партийных деятелей восточного блока, к каким оно приходит решениям и в чем проявляется его критическое мышление. Я пытаюсь при этом, вполне сознательно, так описывать встречи и дискуссии, события и переживания, как они тогда воспринимались, оценивались и продумывались. Только таким образом, кажется мне, станет западному читателю понятно, что означает для человека разрыв со сталинизмом, если он вырос на теориях этого учения. Мое решение — результат многолетнего мучительного процесса сомнений и оправданий, угрызений совести и построения теорий для ее успокоения. Но когда решение принято — возврата больше нет. Тогда даже в состоянии тяжелого внутреннего конфликта, человек неудержимо движется к решающей грани, переход которой окончательно срывает пелену сталинизма с облика мира в его душе.

---

Когда впервые после двух лет по московскому радио вновь прозвучало слово «фашистский», мы невольно вздрогнули. Помолчав несколько секунд, Молотов продолжал свою речь:

«Теперь, когда свершилось нападение на Советский Союз, советское правительство отдало приказ нашим войскам оказать сопротивление этому разбойничьему нападению и выгнать немецкие войска с территории нашей родины.

Эта война не была нам навязана немецким народом, немецкими рабочими и крестьянами, немецкой интеллигенцией, страдания которых мы понимаем, она была нам навязана кликой кровожадных фашистских правителей, которые поработили французов, чехов, поляков, сербов, норвежцев, датчан, греков и другие народы».

После этого Молотов остановился на одном историческом примере, к которому многие потом неоднократно прибегали в течение всего первого периода войны.

«Не впервые наш народ имеет дело с зазнавшимся вражеским захватчиком. В свое время наш народ ответил на поход Наполеона против России Отечественной войной. Сперва последовало поражение, а потом и полный разгром Наполеона. То же самое произойдет с зазнавшимся Гитлером который начал новый поход на нашу страну. Красная Армия и весь наш народ вновь ведут победоносную Отечественную войну за нашу родину, за честь и свободу».

Выступление Молотова было самой короткой речью, которую мне приходилось слышать в Советском Союзе. Он закончил ее призывом к советскому народу:

«Граждане и гражданки Советского Союза! Правительство призывает вас сплотиться еще теснее вокруг нашей славной большевистской партии, нашего советского правительства и нашего вождя, товарища Сталина. Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами».

Молотов окончил свою речь, однако смысл ее содержания с трудом входил в наше сознание. В наших ушах еще звучали его слова: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами». Мы сидели окаменев, не в состоянии охватить значения случившегося. Мы вышли с Бенеком из комнаты, нас тянуло к людям. В соседней комнате разговаривали несколько студентов и мы подсели к ним. Настроение у всех было подавленное и тревожное. По радио передавали военные песни и марши, но они никак не гармонировали с нашим внутренним состоянием.

В комнату вошла одна студентка. Громко и энергично, почти радостно, она заявила:

— Ну, теперь, мы повоюем!

— Нет никакой причины радоваться, — последовал ответ одного из нас, — война всегда приносит с собой ужасы и страдания.

Мы вновь умолкли. В этот момент я ощутил, насколько я сросся с Советским Союзом. Я начал размышлять о том, что многое из того, что было построено за эти годы будет разрушено, что война потребует бесчисленных человеческих жертв, что развитие страны будет приостановлено и многие достижения будут уничтожены. Меня удручало это сознание. Несмотря на все свои критические мысли и оппозиционные настроения, я продолжал восторгаться строительством в Советском Союзе и известие о войне подавило меня. Должно быть, мысли и чувства остальных студентов мало отличались от моих. Постепенно мы начали приходить в себя.

Мы прервали давящее молчание и начали, нерешительно и задумчиво, высказывать разные предположения.

— Теперь настанет конец гитлеровскому фашизму. Теперь Гитлеру придется расплачиваться за свою захватническую политику в Европе.

— Наверно наши войска немедленно войдут в Польшу. Но было высказано и скептическое мнение:

— Борьба будет очень тяжелой. Надо считаться с тем, Гитлер продвинется к Западной Украине и к Западной Белоруссии, и что его наступление сможет быть остановлено на старых границах Советского Союза. У нападающего всегда более выгодное положение.

Но это мнение вызвало возражение всех присутствующих. Начиная с 1936 года нас беспрерывно убеждали в том, что повторение интервенции 1919–1922 гг. теперь уже невозможно. На всех собраниях нам доказывали, что в случае нападения на Советский Союз, Красная армия отобьет агрессора и разобьет его на его собственной территории. Уверенность в этом настолько вошла нам в плоть и кровь, что войну на советской территории мы себе просто не могли представить.

Один из наших студентов задал вопрос, который в этот день наверно задавался везде, где речь шла о войне:

— А что будет теперь делать Англия?

Наши мнения разделились. Одна из студенток начала утверждать, что теперь мы будем вместе с Англией бороться против Гитлера. Но после двух лет советско–германского пакта эта мысль казалась почти невероятной.

Послышалось скептическое возражение. Один из студентов сослался на полет Гесса в Англию:

— Никакой настоящей войны между Германией и Англией до сих пор не было. Зато теперь они совместно пойдут против Советского Союза.

Но с этим предположением мало кто соглашался. Большинство нашей студенческой группы считало, что у нас образуется общий фронт с Англией против Гитлера.

— А наши экзамены! — воскликнула вдруг одна из студенток.

Напоминание об экзаменах вернуло нас к проблемам нашей обычной жизни. Мы вышли из общежития. На улицах бродили толпы людей. Москва напоминала потревоженный муравейник. Магазины были переполнены. Все бросились делать закупки, помня, что в России война сопровождается всегда голодом. Мы были политически сознательными комсомольцами и отнеслись к этим закупкам отрицательно. Продавец папирос посмотрел на меня с удивлением, когда я попросил у него лишь одну пачку. Все остальные покупали десятки пачек.

В нашем институте настроение было значительно спокойнее. Комсомольские работники обходили студентов, призывая нас нe поддаваться панике и спокойно продолжать наши занятия. Мы даже были оскорблены немного и ответили, что мы это понимаем и без них.

Перед дверью в экзаменационную стояло несколько студентов в ожидании вызова. Мы поддались царящей вокруг атмосфере и вскоре наши экзамены были позади. С какой радостью еще несколько дней тому назад я выбежал бы из экзаменационной комнаты, отпраздновал бы окончание экзаменов и строил бы планы на лето. Теперь мои мысли шли в другом направлении. Я думал только об одном: есть ли новости о войне?

Но новостей не было. Война началась в четыре часа утра. Сейчас было четыре часа дня. Прошло уже двенадцать часов с начала военных действий, но радио ничего не передавало о событиях на фронте.

По всему городу были установлены громкоговорители, разносящие повсюду слова Молотова и звуки маршей. От времени до времени дикторы читали призывы к борьбе против фашизма. Я бродил по Москве — как и большинство людей в этот день. Когда я пересекал Театральную площадь, из репродуктора послышались слова: «Эти фашистские варвары …» В этот момент я услышал рядом со мной иронический голос, который сказал по–английски: «Ну, наконец‑то, и они стали антифашистами». Я быстро пошел дальше, так как знал, что оказаться рядом с иностранцем было опасно, даже если этот иностранец мог стать нашим союзником. Московское радио по–прежнему не давало сводок о военных действиях и по городу поползли самые разнообразные слухи:

«Агрессоров отбили от наших границ».

«Немецкие десантные войска сброшены под Киевом».

«Красная армия преследует немцев на польской территории».

И все время возникал вопрос: Как поведет себя Англия? Ответ на него мы подучили, наконец, в последних известиях.

Перед началом передачи известий московское радио дало выдержки из речи Черчилля о совместной борьбе против Гитлера. Мы облегченно вздохнули. В нашем общежитии, да наверно и по всему Советскому Союзу, почувствовался прилив оптимизма.

ПЕРВЫЕ ДНИ ВОЙНЫ

В утренних газетах были напечатаны жирным шрифтом новые лозунги:

«Советский народ могуч и сплочен, как никогда».

«Под руководством великого Сталина советский народ разгромит коварного врага».

«С именем Сталина мы побеждали, с именем Сталина мы победим».

Начиная с 23 июня, впервые после двухлетнего перерыва, в кинотеатрах снова начали показывать антифашистские фильмы. Перед кинотеатрами были развешены громадные афиши, объявляющие показ таких фильмов, как «Профессор Мамлок» (по пьесе Фридриха Вольфа) и «Семья Оппенгейм» (по роману Лиона Фейхтвангера). Газеты впервые упомянули и о движении сопротивления в странах, оккупированных Гитлером.

Наконец, появилась первая сводка. Оптимистические слухи, возникшие в первые дни войны, не оправдались. Мы услышали то, чего мы меньше всего ожидали: война шла на советской территории. В сводке сообщалось, хотя и в несколько туманной форме, что немецким войскам удалось «в отдельных местах продвинуться на 10–15 километров».

Одновременно с лозунгами и с первой сводкой о военных действиях было дано и официальное название начавшейся войны. Это была: «Великая Отечественная война советского народа». В первый момент я насторожился. Правда, такая формулировка не была для меня полной неожиданностью. Я ведь был свидетелем того, как за последние годы постепенно менялась советская пропаганда, вытесняя понятия революционного интернационализма и все больше подчеркивая советский патриотизм. Но я все же думал, что война будет названа хотя бы антифашистской освободительной войной, чтобы этим подчекнуть общие цели всех, находящихся под нацистским рабством, народов. Названием «Отечественная война» ее цели как бы ограничились интересами Советского Союза, вернее даже — интересами России. Чувствовалось стремление провести параллель между Отечественной войной с Наполеоном в 1812–13 гг. и сегодняшней войной. Возможно, что, с точки зрения советского руководства, поддержку народных масс для ведения войны можно было получить, только подчеркивая значение отечества.