Вольфганг Леонгард - Революция отвергает своих детей

• Название: Революция отвергает своих детей
• Автор: Вольфганг Леонгард
• Издательство: Overseas Publications Interchange Ltd
• Жанр: История
• Год: 1984
• ISBN: 0-903868-66-0

В этой книге описываются все мои впечатления и переживания за время десятилетнего пребывания в Советском Союзе (1935—1945) и за время моей четырехлетней деятельности в центральном аппарате руководства СЕПГ (1945—1949); в этой книге рассказывается о советских школах и университетах, о студентах и комсомольцах, о первых днях войны, заставшей меня в Москве, и о жизни в военное время в Караганде; об обучении членов иностранных компартий в школе Коминтерна и о Национальном комитете «Свободная Германия», а также о «группе Ульбрихта» в мае 1945 года; о первых шагах советской политики в послевоенной Германии, о построении советско–зональной государственной системы и о партии, которая сегодня как государственная партия определяет в советской зоне судьбу восемнадцати миллионов человек.

Эта книга родилась, однако, не только из стремления рассказать о некоторых мало известных сторонах сталинской системы и советской политики в Германии, а главным образом из желания показать людям несоветского мира, что думает и чувствует новое поколение обученных партийных деятелей восточного блока, к каким оно приходит решениям и в чем проявляется его критическое мышление. Я пытаюсь при этом, вполне сознательно, так описывать встречи и дискуссии, события и переживания, как они тогда воспринимались, оценивались и продумывались. Только таким образом, кажется мне, станет западному читателю понятно, что означает для человека разрыв со сталинизмом, если он вырос на теориях этого учения. Мое решение — результат многолетнего мучительного процесса сомнений и оправданий, угрызений совести и построения теорий для ее успокоения. Но когда решение принято — возврата больше нет. Тогда даже в состоянии тяжелого внутреннего конфликта, человек неудержимо движется к решающей грани, переход которой окончательно срывает пелену сталинизма с облика мира в его душе.

---

Поезд из Караганды уходил поздно вечером. Мы снова ехали через пустыни Казахстана, которые мне суждено было видеть в последний раз. Мы ехали на север до Петропавловска и оттуда на запад до Уфы. Это был тот же путь, который я проделал в ноябре 1941 года под охраной в качестве принудительного переселенца. Теперь поезд шел в противоположном направлении. Для меня это было больше, чем географический поворот. Мы ехали в Уфу. В Уфе находился Коминтерн.

ГЛАВА V В ШКОЛЕ КОМИНТЕРНА

В 1941 году осенью Коминтерн был эвакуирован из Москвы в Уфу. Уфа, столица Башкирской АССР, расположенная в 1200 км от Москвы, не принадлежала к тем главным городам, куда шел поток эвакуации. Правительственные инстанции и дипломатические миссии нашли себе убежище на Волге — в Куйбышеве. Значительная часть промышленных предприятий была эвакуирована из западных областей России в Новосибирск и Челябинск; таким образом, эти города во время войны являлись основными промышленными центрами. Важнейшие научные архивы, самые ценные картины и музейные экспонаты в начале войны были перевезены в Томск. Алма–Ата и Ташкент в военные годы были центрами эвакуированных работников искусства и науки. Уфа расположена несколько в стороне и, быть может, как раз по этой причине туда и направился Коминтерн.

В первые месяцы войны, когда немецкие армии продвинулись до Ленинграда и Москвы и заняли большую часть Украины, Коминтерн в сильной степени утратил свое значение.

В начале 1942 года это положение изменилось.

Немецкая армия была отбита от Москвы и застряла под Ленинградом. Это дало Советскому Союзу возможность передохнуть и использовать эту передышку не только для формирования новых воинских частей, но и для наступления в политическом плане.

Большую роль играла политработа, проводившаяся в лагерях военнопленных. Уже с конца 1941 года проводились совещания с теми военнопленными, которые — большей частью по искреннему убеждению, а иногда и из оппортунистических соображений — готовы были подписать воззвания и декларации, направленные против Гитлера[4].

Политработой в лагерях военнопленных руководили большей частью работники Коминтерна. Таким образом Коминтерн отнюдь не был отставлен с начала войны, как нечто бесполезное, но, наоборот, с начала 1942 года получил новые задания.

Многие эмигранты, еще осенью 1941 года насильственно переселенные как «ненадежные иностранцы», были теперь снова привлечены к политической работе.

Когда я приехал в 1942 году в Уфу, вся эта картина мне еще не была вполне ясна. Город выглядел так же, как и другие города Советского Союза в военные годы; переполненные вокзалы, толпы изнуренных, изголодавшихся, несчастных беженцев.

УФА — ГОРОД КОМИНТЕРНА

К внутреннему карману моего пиджака была приколота английской булавкой, чтобы не потерять, маленькая бумажка, от которой теперь все зависело. На этом клочке бумаги стоял адрес Центрального комитета МОПР — инстанции, в которую я должен был обратиться.

Приблизительно через полчаса я нашел здание с вывеской: «Центральный комитет МОПР».

Секретарша смерила меня недоверчивым взглядом. После годичного пребывания в Казахстане мой вид, очевидно не внушал особого доверия.

— Я приехал по вызову, из Караганды. Я должен явиться к товарищу председателю.

Секретарша сразу стала любезнее. Как видно, я был уже не первым человеком, вызванным неожиданно из Караганды или Сибири.

— Пожалуйста немножко подождите, товарищ.

Через полчаса я был принят председателем Центрального комитета МОПР.

На столе перед ним лежали какие‑то бумаги, вероятно, мое личное дело и характеристики.

Председатель ЦК МОПР смотрел то на меня, то на лежащие перед ним бумаги, которые — я знал это — содержали обо мне точные данные. Несмотря на это, я должен был отвечать на обычные вопросы: фамилия, место рождения, дата прибытия в Советский Союз, принадлежность к комсомолу, образование.

— Как вам, в сущности говоря, жилось в Казахстане? — спросил он вдруг.

Я ответил без промедления:

— Очень хорошо. Первые недели было немного трудновато, но начиная с ноября я уже учился. Вообще в Караганде было очень интересно, я там научился многому.

Я говорил правду. Я приучился замечать в Советском Союзе все хорошее и забывать обо всем плохом. Это как бы вошло в плоть и кровь. Таким образом жизнь в Караганде осталась у меня в памяти, как приятная и интересная жизнь.

Казалось, мой ответ ему понравился. И уже дружески он заметил:

— Впервые слышу такое. Обычно только жалуются. Весьма приятно, когда люди так оптимистически на все смотрят. Товарищ Леонгард, вы были вызваны сюда Коминтерном. Здесь лишь бюро пропусков.

Он взял лист бумаги, написал фамилию и адрес и протянул мне. Я прочел:

«Улица Ленина 7, Вилков».

— Коминтерн находится в бывшем Дворце пионеров. Если вы здание Коминтерна сразу не найдете, то можете спросить, где Дворец пионеров и вам любой его укажет.

Он встал. Разговор был закончен и я сразу же отправился на поиски.

Я был очень заинтригован. Я все еще не знал, кто такой Вилков. Во всяком случае, он, очевидно, был очень влиятельным человеком, если, преодолевая все преграды, он мог вызвать к себе насильственно переселенных в Казахстан немецких эмигрантов.

По дороге в МОПР(? – Д. Т.) к «влиятельному незнакомцу» — Вилкову мне приходили в голову самые разнообразные мысли. Хотят ли меня использовать в качестве политработника? Быть может меня хотят послать на радиостанцию или в лагерь военнопленных? Но об этом мне могли бы сообщить и в письменной форме. По всей вероятности, думалось мне, дело связано с мобилизацией. Быть может формируется интернациональная бригада?

Между тем я уже подходил к нужному мне дому. Для Уфы это было сравнительно большое здание в том тяжеловесном стиле, который так типичен для всех дворцов пионе–ров, строившихся в Советском Союзе в начале тридцатых годов.

Перед домом был маленький садик. Вход украшали мощные колонны. Большие двери были обиты металлом. На здании не было никакой вывески. Абсолютно ничего не указывало на то, что здесь находился Коминтерн.

Я робко вошел в дом. В передней я встретил старого приятеля из нашего детдома № 6, Эрнста Апельта, сына одного политработника германской компартии. Я бросился к нему.

— Здорово, Эрнст, ты что здесь делаешь?

— А я как раз тебя хотел об этом спросить.

Я ему рассказал вкратце о том, как меня насильственно эвакуировали в Караганду и о неожиданной телеграмме Вилкова с требованием явиться в Уфу.

У Эрнста Апельта был такой вид, будто он здесь уже во всем хорошо разбирался. Может быть, я от него смогу что‑либо узнать.

— Скажи мне, кто, собственно говоря, этот Вилков?

Он с удивлением посмотрел на меня.

— Как, ты этого не знаешь? — Вилков заведующий отделом кадров Коминтерна.

— Да, но что означает этот неожиданный вызов в Уфу? Будем ли мы направлены в специальные воинские части или предполагается что‑то иное?

— В армию? Нет, не думаю. По всей вероятности, ты попадешь в какую‑либо школу, которых здесь много. Может быть, ты даже попадешь в школу Коминтерна, что было бы лучше всего.

Вдруг послышалась речь с австрийским акцентом:

— Эрнсти, иди, тебя ждут.

Апельт попрощался и ушел, хотя мне хотелось бы с ним еще поговорить.

Когда я явился к секретарше Вилкова, она, прежде всего, спросила меня, не хочу ли я закусить. Я очень этому уди, вился, так как такого вопроса мне уже целый год никто не задавал. Не дожидаясь моего ответа, она выдала мне маленький талон. Затем я очутился в прекрасной столовой, находившейся на первом этаже. Не успел я сесть, как ко мнe подошла официантка, взяла талон и принесла мне суп, белый хлеб, мясное блюдо и сладкое. С начала войны это был мой первый обед, состоявший из нескольких блюд… Наевшись, я откинулся на спинку кресла в таком благодушном настроении, какого у меня давно уже не было.

Официантка снова подошла ко мне:

— Не хотите ли вы еще чего‑нибудь съесть?

Я просто потерял дар речи. В середине войны, после такого роскошного обеда…

— …Разве это вообще возможно?

— Да, конечно! Вы пойдите к кассирше и попросите у нее еще один талон на еду. А я вам тем временем принесу второй обед.

Кассирша сразу же дала мне новый талон.

— Вы, вероятно, тоже из Казахстана приехали? — спросила она, улыбаясь.

Закончив второй обед, я прошел в комнату секретарши и через несколько минут был принят Вилковым. Это был крупный человек с серьезным выражением лица.

Разговор был коротким. Сначала шли обычные вопросы, на которые я так и сыпал ответы. Причем я великолепно знал, что у него имеются обо мне все данные, а он, со своей стороны, знал, что мне известно, что он обо мне знает все. Затем Вилков заговорил медленно, но решительно:

— Мы хотим предоставить Вам возможность учиться в школе Коминтерна. В ближайшие дни туда едут несколько человек. Вы заходите каждый день к секретарше. Она будет Вас держать в курсе дела. Несколько дней Вы пробудете в Уфе. Секретарша для этого сделает все необходимое.