Игорь Оськин - У нас была Великая Эпоха

• Название: У нас была Великая Эпоха
• Автор: Игорь Оськин
• Жанр: Проза

Автор дает историю жизненного пути советского русского – только факты, только правду, ничего кроме, опираясь на документальные источники: дневники, письменные и устные воспоминания рядового гражданина России, биографию которого можно считать вполне типичной. Конечно, самой типичной могла бы считаться судьба простого рабочего, а не инженера. Но, во-первых, их объединяет общий статус наемных работников, то есть большинства народа, а во-вторых, жизнь этого конкретного инженера столь разнообразна, что позволяет полнее раскрыть тему.

Жизнь народных людей не документируется и со временем покрывается тайной. Теперь уже многие не понимают, как жили русские люди сто или даже пятьдесят лет назад.

Хотя источников много, но – о жизни знаменитостей. Они и их летописцы преподносят жуткие откровения – о падениях и взлетах, о предательстве и подлости. Народу интересно, но едва ли полезно как опыт жизни. Политики, артисты, писатели живут и зарабатывают по-своему, не так как все, они – малая и особая часть народа.

Автор своим сочинением хочет принести пользу человечеству. В то же время сильно сомневается. Даже скорее уверен – не было и не будет пользы от призывов и нравоучений. Лучшие люди прошлого уповали на лучшее будущее: скорбели о страданиях народа в голоде и холоде, призывали к добру и общему благу. Что бы чувствовали такие светочи как Толстой, Достоевский, Чехов и другие, если бы знали, что после них еще будут мировые войны, Освенцим, Хиросима, Вьетнам, Югославия…

И все-таки автор оставляет за собой маленькую надежду на то, что его записи о промелькнувшей в истории советской эпохе когда-нибудь и кому-нибудь пригодятся в будущем. Об этом времени некоторые изъясняются даже таким лозунгом: «У нас была Великая Эпоха!»

---

В подчинении три офицера – инженер и два техника. Техники пришли с аэродрома, из самолетной обслуги. Старше начальника на десяток лет, семейные, с детьми, с большим жизненным опытом и четкой установкой – дослужить до военной пенсии, для чего – не попасть под сокращение. Работали старательно. Жили спокойно, без конфликтов.

Старший лейтенант Селезнев раньше, до женитьбы – жизнерадостный красавец, любимец женщин, попоек, гулянок, но – чтущий устав. Теперь он примерный семьянин, побаивается своей красавицы-жены, никаких пьянок, обильная и жирная пища против подозреваемого туберкулеза легких. Сильно растолстел, но лицо оставалось мужественно красивым. Откровенно подобострастен к начальству – мелкие услуги для дома, лесть. При подаче с хорошим юмором это сходило за широту души. Последняя – широта души – тоже имелась. От него Колесов набрался рецептов солдатской мудрости типа: «Нас толкнули, мы упали, нас подняли, мы пошли», «Не предлагай ничего нового, сам будешь исполнять» и т. п.

В установке «выжить» он все-таки не перестарывался. Его история с майором КГБ стала для Колесова классикой на всю жизнь.

Майор – сотрудник КГБ в их части – пригласил Селезнева для беседы в первый же день его прихода. Долго говорил о бдительности, об особом режиме и уже подбирался к главному – к нашей общей задаче по сохранению гостайны, выявлению опасных настроений. Тут Селезнев прервал его:

— Товарищ майор, я не пью.

Майор опешил: – А при чем тут пью, не пью?

— Нет, серьезно, товарищ майор, не пью ни капли. Мне категорически нельзя пить.

Они покрутились несколько раз вокруг этих фраз, Селезнев однообразно повторял только то, что он не пьет. С этим майор и отпустил его.

Через некоторое время майор при встрече обиженно сказал Селезневу:

— Так ты считаешь, что в нашей работе нужно пить?

— Да нет, — обрадовался Селезнев, — я вам серьезно говорю, что я не пью, здоровье не позволяет. А когда люди секреты разбалтывают? По пьянке, когда выпьют. А я, товарищ майор, не пью, ни капли не употребляю.

Майор махнул рукой и отошел. Он все-таки завербовал кое-кого в сексоты. По глупости они проявлялись – вычислялись сослуживцами и высмеивались за глаза.

На должность инженера прислали москвича Одинцова. Человек живой, общительный, языкастый, из привычного круга молодых офицеров – свой парень. Он быстро сошелся с Колесовым и с его товарищами по атомной команде: спорт, отдых, развлечения. Одно было плохо – он не любил и не хотел работать. Техники его недолюбливали. Через полгода Одинцов, сын генерала, героя войны, перевелся в атомную группу другой части. Потребовалась характеристика. Проявив практичность, то есть некоторую беспринципность, Колесов составил ее обтекаемо положительной. Уже после отъезда Одинцова почему-то запросили повторно дать характеристику. Тут-то он и развлекся. К каждой фразе прежнего текста добавил «но» и «однако». Например, после слов «к работе относится ответственно» добавилось «однако порученные задания не доводит до завершения». Успокоил свою совесть. Известная схема – негодный работник отовсюду выталкивается и попадает наверх. С опозданием, но Колесов вышел из схемы.

Второй техник, Гайворонский, как бы между прочим попросился на освободившуюся должность инженера. Он был прав – будет держаться за место, а инженер с дипломом будет рваться к соседям на более высокий оклад. Колесов подал рапорт, отметил учебу Гайворонского в заочном вузе.

Три года он работал начальником лаборатории. Эта первая самостоятельная работа оказалась опытно-показательной – в части плюсов и минусов. Присущее ему самолюбие (гордыня) настраивало на работу ради общего блага, а не для карьеры, не для угождения начальству. Поставил цель: охватить объекты всеми видами проверок, сэкономить на использовании гражданских лабораторий и увеличить тем самым общее благо.

Офицер из управления передал ему мнение окружного начальства: Колесов хорошо организовал работу, охватил объекты проверками. Он искренне удивился, более всего потому, что не предполагал внимания окружного начальства к работе, второстепенной по сравнению с работой атомных команд. Для опыта жизни важен был вывод: общее и личное благо могут не противоречить друг дугу. По делам их судите о них. На языке официоза: совпадение общественных и личных интересов.

Выявились и минусы. Интересно, что у них общий с плюсами источник – та же гордыня. Последствия – конфликты.

Пока он был сам по себе – рядовой работник без подчиненных – все шло спокойно. Сам он мало нарушал, попытка подрыва Полтавы промелькнула без последствий. Унижений от начальства он бы не потерпел, но пока как-то везло, или он поводов не давал. Военная служба хорошо приучает к уставным нормам – отдавать честь старшему, вставать при появлении командира и т. п. Соблюдение их превращается в лишенный унизительности ритуал.

Однако в должности начальника, хотя бы и совсем маленького, появились основания для обиды за подчиненных. Конфликт возник из-за дежурств по части, которыми стали перегружать его лабораторию, очевидно, как вспомогательное подразделение.

— Иваныч, все-таки не дело – по три раза в месяц дежурить по части. Другие по разу, — говорил Селезнев.

Подначка подействовала, он счел постыдным отмалчиваться.

Новый командир части Соколов – хороший человек. Разумный, демократичный – вместе с офицерами играл в футбол. Колесов тоже его уважал. Пришел к нему с намерением отстоять справедливость и проявить твердость, то есть пришел со своим минусом. Выразил возмущение (?!) по поводу частых дежурств:

— Лаборатория работает не только для данной части, но и для других частей округа, и если положение не изменится, я вынужден буду обратиться к вышестоящему руководству.

Колесов стоял, полковник сидел.

— Пошел вон! — вдруг сказал он.

Колесов вышел и сразу же написал жалобу.

Жалоба имела некоторые последствия. Как сказал ему офицер из управления, командиру было указано, но и тон жалобы был признан неподобающим.

Нескоро он понял, что его минус не только гордыня, но и непрактичность, неумелость. Ему было 25 лет. Конечно, командир схамил, может быть, по причине своей же гордыни. Однако сам он проявил просто глупость. Нужно было поговорить спокойно, без вызова, расписать непомерный объем работ, поплакаться и, может быть, не раз. Во всяком случае, этого хватило бы и для отчета перед подчиненными.

Другие проявляют практичность и умелость почти от рождения.

Эта история имела еще одно последствие. Соколов задержал присвоение ему очередного звания – капитан. Просто не послал документы, хотя по правилам полагалось. Через полгода, когда его товарищи уже стали капитанами, Соколов зашел в лабораторию. Поговорили, старший лейтенант покаялся в своей горячности (искренне). И вскоре стал капитаном.

Идейная жизнь дала трещину. После смерти Сталина в газетах стали появляться призывы к восстановлению ленинских норм и глухие намеки на их нарушение в недавнем прошлом.

Колесов спрашивал друзей:

— Читал в «Правде»? Что-то странное и непонятное…

— Да, — отвечал Романов, — как-то неприлично получается. Умер человек, при нем молчали, теперь что-то накручивают.

— Ну ладно насчет Берии, беззаконие, расстрелы невиновных, а Сталин-то при чем?

В газетах замелькали цитаты из Маркса и Энгельса с отрицанием любого культа личности. Об этом Колесов и раньше знал: по марксизму-ленинизму всё решают классы, а личность может повлиять на ход истории, только если будет действовать в соответствии с объективными законами. Военного лозунга «За Родину! За Сталина!» он не понимал. Не может народ идти на смерть за одного человека. Можно воспринимать это лишь как условный символ.

Прошел 20 съезд партии. Их команда тогда еще была в Крыму. С докладом Хрущева о культе личности Сталина ознакомили на собрании всех офицеров, в том числе беспартийных. Колесов был в отъезде, поэтому по возвращении прочитал внимательно весь секретный доклад.

— Как же теперь жить, во что верить? — спрашивали офицеры замполита.

— В партию надо верить. Все будет нормально, — уверенно наставлял он.

А Колесов был потрясен. Какая трагедия, думал он, сколько измен пережил Сталин, сколько друзей, соратников предало дело революции. Отсюда – подозрительность, недоверие… А дальше перехлесты, поразившие и невинных… Так думал он тогда.

В народе пошел гулять то ли анекдот, то ли быль. После доклада Хрущева будто бы из зала раздался голос:

— А вы куда смотрели?

— Кто сказал? — грозно вопросил Хрущев, подождал:

— Молчите? Вот и мы молчали.

С другой стороны, марксизм-ленинизм как бы восстановился в своих правах, Хрущев отмел прежние сомнения Колесова. В прошлом были ошибки, отдельные недостатки, а теперь мы будем жить правильно.