Дино Буццати - Избранное

• Название: Избранное
• Автор: Дино Буццати
• Издательство: «Радуга»
• Жанр: Современная проза
• Год: 1989
• ISBN: 5-05-002403-X

Итальянская критика называет Дино Буццати среди наиболее читаемых в настоящее время авторов. Самобытность стиля в прозе этого писателя определяется сплавом конкретного реалистического повествования с гротеском и усложненной символикой, в конечном счете разоблачающей бездуховность современного буржуазного общества.

В однотомник включены роман «Татарская пустыня», рассказы и повесть «Увеличенный портрет».

Все произведения, вошедшие в настоящий сборник, опубликованы на языке оригинала до 27 мая 1973 г.

---

— Телефонная книга вон там, в шкафу, — сказала она, — но только телефон у нас сегодня с утра не работает.

— Как это — не работает?

— Да уж не знаю, — ответила она, теперь уже приветливо улыбаясь, — но во всем доме телефоны отключены.

— А где здесь ближайший автомат?

— Не могу сказать, синьор. Я всегда пользуюсь только своим телефоном!

— Может, здесь есть поблизости какой-нибудь бар?

— Должно быть, есть, должно быть…

Я выскочил из дома под палящее солнце. Улицы были пустынны, казалось, все люди покинули этот район. По обеим сторонам у тротуаров рядами стояли машины, но нигде не было видно ни души.

В этом проклятом квартале попадались только жилые дома, никаких тебе магазинов, лавчонок. До ближайшего бара пришлось пробежать с полкилометра. Был ли там телефон? Был. И работал? Разумеется, работал. И телефонная книга оказалась на месте? Да, оказалась.

На другом конце провода дежурный пожарной части, узнав о моей беде, хохотнул и с философским спокойствием заметил:

— Ну, дорогой синьор, испорченный кран сегодня — сущий пустяк. У нас с самого рассвета сплошные вызовы. Все команды на выезде.

— Что же мне теперь делать?

— Я запишу вызов, синьор, как только появится возможность, мы займемся вами.

Сколько бед натворил за это время мой потоп? Прекрасный многоквартирный дом рисовался в моей фантазии этаким фонтаном Треви, извергающим свои струи под аккомпанемент хора разъяренных жильцов.

Я спросил у хозяина бара, не знает ли он какого-нибудь водопроводчика.

— Ну как же, — ответил он. — Мой дядя отличный мастер.

— А вы не могли бы его вызвать?

— Да я не знаю, когда он вернется. Уехал сегодня порыбачить.

Впрочем, что тут мог поделать один водопроводчик без слесаря: ведь надо было еще и дверь взломать. Кроме Чериелло, я знал в этом городе — да и то заочно — лишь знаменитого Фоссомброни. Но и его, конечно же, не оказалось дома: прождав меня до одиннадцати, он куда-то ушел и, когда вернется, не сказал.

Сердце готово было выскочить у меня из груди, когда я метался по улицам от дома к дому, упрашивая, умоляя. Люди выражали мне свое сочувствие, сокрушались вместе со мной, но ведь было воскресенье. Все водопроводчики куда-то укатили, все слесари отправились на загородную прогулку.

Внезапно солнце померкло. Тучи, как это бывает только летом, очень быстро затянули небо. Я взглянул на часы. Оказывается, я пробегал как сумасшедший около трех часов — сейчас уже половина второго. За это время квартира Чериелло, не говоря уже о тех, что находились под ней, превратилась, наверно, в Ниагарский водопад.

Но тут Ниагарский водопад обрушился с неба. Ливень хлестал так, что улицы в мгновение ока опустели. Попробуйте в такой ситуации отыскать такси! Глупо было бы даже надеяться. Из последних сил шлепал я по огромным лужам. «Пожарники за это время, — думал я, — уже наверняка прибыли к дому Чериелло, а мне и подавно следовало быть на месте».

Но когда я, вымокший с головы до ног и едва живой от усталости и злости, добрался до дома, никаких красных машин я там не увидел. Ураган пронесся, небо начало очищаться от туч. Я посмотрел наверх, отыскивая глазами следы потопа. Но все выглядело нормально.

— Дино, что ты здесь делаешь в таком виде? Что стряслось?

Я обернулся.

НЕОЖИДАННО ВСЕ ПЕРЕМЕНИТСЯ К ЛУЧШЕМУ

Так, кажется, было написано в «Мониторе»?

Чериелло собственной персоной выходил из такси. Зная, что я в Маете, он поторопился с возвращением, чтобы побыть немного со мной.

Запинаясь, бормоча что-то нечленораздельное, я объяснил, какая беда приключилась по моей вине. Но он почему-то не рассердился, наоборот, даже рассмеялся.

— Пошли посмотрим, может, катастрофа не так уж страшна.

Мы вышли из лифта. Как ни странно, на лестничной площадке было сухо (но из квартиры все-таки явственно доносилось журчание воды).

Сухо было и в гостиной, и в кабинете. Мы вошли в ванную. Вода, переливаясь через край раковины, текла себе по кафельным плиткам и с бульканьем уходила вниз через медную решетку, специально вделанную в пол предусмотрительным Чериелло. А я этой решетки в волнении не заметил.

Промок только воскресный номер «Монитора», валявшийся на полу и смятый так, что из зловещего заголовка можно было разобрать лишь отдельные буквы:

А ВЫ НЕ

ВЕР ИЛИ.

ОБОРОТНИ С ВИА СЕСОСТРИ Перевод Ф. Двин

Смерть от инфаркта шестидесятидевятилетнего профессора Туллио Ларози, заведующего кафедрой гинекологии в университете и главного врача больницы Пречистой Девы Марии, а проще говоря — акушерской клиники, взбудоражила всех жильцов дома № 5 по виа Сесостри, принадлежавшего тому же Ларози.

Вот уже пятнадцать лет, то есть с тех пор, как я обосновался в этом городе, у меня здесь небольшая квартирка на четвертом этаже, которая меня очень устраивает, хотя фирма, где я работаю, — реклама и деловое посредничество — находится в центре города.

Виа Сесостри, 5 — дом, построенный в двадцатых годах и выдержанный в стиле этакого венского барокко, — сама респектабельность, воплощенная в камне. Ну прежде всего наш квартал — сегодня, правда, не такой уж модный, но по-прежнему пользующийся прекрасной репутацией. Затем — внешний вид здания, солидный, строгий подъезд, расторопные и предупредительные портье и его жена, просторные, светлые лестницы, безупречная чистота, таблички на дверях квартир… Даже изящество выгравированных на меди букв как бы свидетельствует об экономическом процветании и благонравии жильцов. Но главное — сами жильцы. Один, можно сказать, лучше другого: уважаемые в городе лица свободных профессий; их жены — высоконравственные, даже если они молоды и красивы; их здоровые, послушные и прилежные в учении дети. Единственный жилец, не совсем вписывающийся в этот солидный буржуазный круг, — художник Бруно Лампа, холостяк, снимающий под мастерскую просторную мансарду. Зато у него благородное происхождение — он из моденских Лампа ди Кампокьяро.

Однако самым выдающимся представителем маленького однородного клана, обосновавшегося в этом доме, был, конечно же, его владелец Туллио Ларози. Ученый с мировым именем, опытнейший хирург, он и своими личными качествами, и умом выделялся среди остальных. Высокий, худощавый, с тщательно подстриженной седой бородкой, с живыми проницательными глазами, испытующе глядевшими на вас сквозь стекла очков в золотой оправе, с холеными руками, уверенной, даже горделивой походкой и глубоким, проникновенным голосом.

Все жильцы, естественно, нанесли визит и выразили соболезнования еще молодой вдове: Ларози женился, когда ему перевалило за пятьдесят. Его квартира на втором этаже была роскошной, но не настолько, чтобы подавлять своим великолепием. Сильное впечатление производило достоинство, с каким семья переживала горечь утраты: ни истерик, ни показных сцен отчаяния, как это часто у нас бывает, а безмолвная скорбь и умение владеть собой, что еще больше подчеркивало непоправимость случившегося.

Все понимали, конечно, что похороны будут грандиозными. И действительно, с самого раннего утра засновали взад-вперед члены похоронной комиссии — чиновники и представители самой солидной и уважаемой — это чувствовалось за километр — организации в городе. К девяти часам во дворе вдоль трех стен выросла живая изгородь из венков необычайной красоты.

Как явствовало из некролога, опубликованного семьей усопшего, похороны должны были начаться в одиннадцать часов. Но уже в десять толпа запрудила улицу, и регулировщикам пришлось направлять поток автомашин в объезд. В десять пятнадцать явилась большая группа скорбящих сестер милосердия из акушерской клиники. Все шло своим чередом, спокойно и тихо.

Но вот примерно в двадцать минут одиннадцатого возникло ощущение неожиданной заминки: что-то было не так. На лестницах появились странные типы с далеко не скорбными лицами. Из прихожей квартиры Ларози донеслись отголоски бурного и раздраженного разговора, чтобы не сказать — скандала. В толпе, собравшейся на лестничной площадке и в холле квартиры, можно было заметить явные признаки замешательства и суматохи. Раздался даже — впервые за эти дни — пронзительный крик отчаяния: кричала, вне всяких сомнений, вдова, синьора Лючия.

Заинтригованный всеми этими непонятными вещами, я спустился на второй этаж и попытался протиснуться в квартиру Ларози, что было вполне естественно, так как мне тоже надлежало присутствовать при выносе тела.

Однако меня оттеснили. Трое молодых людей — не надо было обладать большим воображением, чтобы распознать в них полицейских агентов, — энергично выставляли из квартиры уже вошедших и не пропускали тех, кто пытался туда войти. Завязалась чуть ли не потасовка: подобное насилие выглядело не только оскорбительным, а просто безумным.